Ты ведь все-таки из того круга, куда мне нет доступа. Я был наивен, когда считал, что друзья есть друзья и остаются таковыми всегда и что в мире существует определенная и справедливая шкала ценностей. Наивно так думать, да? Скажи!
Аурелия молчала, не понимая, о чем идет речь, но не желала прерывать его.
– Получается так, что мне не к кому больше обратиться. Ты, надеюсь, способна сказать мне всю правду, не увиливая. А можешь выставить меня вон – я тебя пойму и не обижусь.
– Что за чепуху ты несешь? – возмутилась Аурелия.
– Мне надо знать… Не переступил ли я положенный предел? Не возомнил ли о себе чересчур?
– Куда ты гнешь? – Истерическое бормотание пусть даже очень симпатичного ей гостя уже начало раздражать ее.
– Ты состоишь в теннисном клубе?
От неожиданности Аурелия даже поперхнулась, а потом едва удержалась от смеха. Уж очень не соответствовал вопрос трагичности тона, каким он был задан.
– Я уже давно забыла туда дорогу, а раньше, когда была замужем, то конечно. Ричард хотел, чтобы девочки посещали теннисную школу. После развода я там не появлялась. Вероятно, меня исключили, раз я не платила членские взносы. Если так, то я и не огорчена. Мне тот мир стал уже чужим.
– А ты знаешь, что теперь Клио Пратт верховодит там в приемной комиссии?
– Вместо Ричарда? Я не удивляюсь. Она пронырлива и энергична. И лезет во все дырки. А там, где можно заводить полезные знакомства и себя показать, ей самое место.
Разговор принял неприятный для Аурелии оборот. Неясно было, зачем Генри завел его и вообще что за проблема у него возникла.
– Чем тебе насолила нынешняя миссис Пратт? – с усмешкой поинтересовалась Аурелия. Ей всегда было интересно говорить с ним на разные темы, особенно об искусстве, где их взгляды почти совпадали, но только не о том, что было связано с ее прошлым.
– Клио пригрозила забаллотировать меня и Луизу, когда комиссия собиралась голосовать за прием нас в члены клуба.
– Если ты спросишь мое мнение, то я скажу, что ты должен благодарить бога. Этот клуб – пагубное место. Что тебя туда тянет? Уверена, что не в твоих интересах там увязнуть.
– Я сам разберусь, что в моих интересах, а что – нет, – огрызнулся Генри, поднимаясь со стула.
Должно быть, изумление Аурелии отразилось на ее лице, потому что Генри сразу же смущенно отвернулся и уставился в окно.
– Прости, – сказал он глухо. – Я не собираюсь срывать на тебе свое дурное настроение. Так уж получилось.
Он шагнул к кухонной раковине, отвернул кран, подставил ладонь под прозрачную струю и смочил разгоряченный лоб.
– Я просто устал. Меня тошнит от людей… белых людей, которые говорят мне, как я должен вести себя и что я должен желать себе и своей семье. Если я хочу играть с женой в теннис на кортах «Фейр-Лаун», и чтобы моих девочек пускали туда на игру в лото по средам, – а именно этого я и хочу, – то почему кому-то другому это поперек горла и мне советуют отказаться от моих намерений?
Аурелия с удивлением смотрела на этого прекрасно одетого, привлекательного мужчину, который сейчас был похож на обиженного ребенка. Они были знакомы чуть ли не десять лет. Она консультировалась у него в клинике по поводу сердечной аритмии, но тогда оказалось, что все не так страшно, а общение врача и пациентки переросло во взаимную симпатию.
Правда, в ее доме Генри был до этого вечера лишь один раз, спустя год после их первой встречи. Он приезжал в Саутгемптон к родителям Луизы обговаривать детали предстоящего бракосочетания с их красавицей дочерью, а заодно вдруг заглянул в скромную обитель Аурелии. Его просьба показать ему свои работы удивила ее, но она была польщена и обрадована. На скорую руку она устроила маленькую выставку прямо у себя в саду, разместив полотна на мольбертах. Его энтузиазм, проявленный в тот памятный день, был неподдельным и заразительным. Ее ошеломили и его похвалы, и осторожно высказанные, но весьма точные замечания, и вообще любопытство к ее творчеству со стороны столь образованного и тонкого ценителя.
На следующий день Генри появился в маленькой галерее на Манхэттене, приобрел несколько ее пейзажей и передал их в дар кардиологическому отделению Колумбийского пресвитерианского госпиталя. Владелец галереи был в восторге, и Аурелия оценила проявленную Генри щедрость, которая пришлась как нельзя более кстати в трудное для нее время. Она до сих пор чувствовала себя перед ним в долгу.
– Наверное, мне следует рассказать все по порядку, – произнес Генри, немного успокоившись. – О'кей?
Аурелия кивнула.
– Я просто не знаю, кому мне излить душу. Луиза настаивает, чтобы мы не вмешивали в это дело ее родителей.
– Что ж, понятно. Продолжай. – У Аурелии создалось впечатление, что она выступает в роли дрессировщицы, которой требуется привести в норму разбушевавшегося зверя.
– «Фейр-Лаун» занимает особое место в жизни Луизы. Уверен, тебе известно, что ее семья во всех поколениях была связана с этим клубом, а Луиза автоматически стала его членом по достижении двадцати пяти лет, не подавая никакого заявления.
– Да, я знаю. Она и моя дочь Блэр дружили с детства. Кажется, когда им было по двенадцать, они в паре выиграли один из детских турниров.
Генри пропустил это замечание мимо ушей. Раз он уж принялся изливать душу, его трудно было остановить.
– Однако, когда настало время обратиться в клуб с просьбой о приеме, мы задались вопросом, действительно ли хотим этого. Мы знали, что будем единственной смешанной парой, а я – первым афроамериканцем среди членов клуба. Но все друзья Луизы и те люди, с которыми мы завели знакомства и с которыми регулярно общаемся, поселившись здесь, состоят в его членах. Я простодушно полагал, что мой цвет кожи не имеет значения, что я как раз вполне достойный кандидат. Я врач. У меня есть деньги. Я не усматривал здесь никакой проблемы. Я даже о себе и не думал, а больше заботился о Луизе и девочках. Ради них я все это и затеял. Боже, какой же я идиот!
Он вцепился пальцами себе в волосы и с силой тряхнул головой.
– Когда это произошло? – Аурелия не решилась произнести вслух слово «забаллотировали».
– Предварительная процедура заняла всю зиму – собеседование, предоставление рекомендаций, посещение приемов и все прочее. Родители Луизы радовались за нас, они даже устроили по этому поводу званый обед, на котором присутствовала и эта гадина Клио Пратт. Меня тошнит при одном только воспоминании о ней. Она у меня и сейчас перед глазами со своей сахарной улыбочкой и сюсюканьем: «О, как приятно, что мы встретились!» – Он заговорил фальцетом, пародируя Клио, и мрачно добавил: – Она не давала нам ни малейшего повода подозревать, что ее тревожат какие-то проблемы и что главная проблема – это я.
– Откуда ты знаешь, что это она всему виной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103