– Моих преступлениях? – удивился Массагуэр, все еще протягивая ей шампанское.
– Вы подослали pistoleros, чтобы сорвать забастовку в Ла-Бисбале! Я сама видела, как они застрелили возле фабрики человека.
– Ты что, была там? – Он задумчиво уставился на девочку. – Да-а, видно, твой папаша заботится о том, чтобы дать тебе самое широкое образование.
– Вы враг народа! Вы владеете фабриками и землями, эксплуатируете рабочих, делаете их совершенно бесправными!
Джерард наконец поставил на стол бокал, который он протягивал Мерседес.
– Я плачу им черт знает какие деньги за то, что они почти ничего не делают.
Она пристально посмотрела на него покрасневшими, мокрыми от слез глазами.
– Все равно вам крышка. Теперь у нас Республика. Наверное, за ваши преступления вас казнят.
Уголки его рта опустились.
– Надо же, какая ты кровожадная маленькая революционерка!
– Ну, или, по крайней мере, на долгие годы упекут в тюрьму.
Он улыбнулся.
– А скажи-ка мне, Мерседес, если уж я такой ужасный преступник, почему ты так стремишься назвать меня своим отцом?
– Потому что это правда. – Мерседес проводила глазами маслину, которую он отправил себе в рот. – И мне наплевать на то, что вы тут говорите, я знаю, что это правда.
Массагуэр небрежно выплюнул косточку на пол. Его взгляд сделался холодным.
– А я слышал, ты умная девочка, – тихо произнес он. – Если бы ты была еще немножко поумнее, то поняла бы, что существуют определенные вещи, о которых нельзя говорить в общественных местах или в присутствии посторонних.
Его произнесенные ледяным тоном слова резанули ее сильнее, чем оскорбления, брошенные им несколько минут назад. Но в то же время, сжавшись на своем стуле, она где-то в глубине души почувствовала легкое удовлетворение. Он сознался-таки!
Мерседес посмотрела на стоящие на столе фаянсовые тарелки. Сколько яств! Здесь были и холодные жареные креветки, и блестящие от масла сардины, и маринованные моллюски, и нарезанная кружочками ароматная деревенская колбаса, а также маслины, миндаль, кусочки консервированной ветчины и множество прочих деликатесов. Она стала пробовать то одно, то другое. Все было изумительно вкусно. Массагуэр наблюдал, как она ела. Мерседес захотела пить и жирными от закусок пальцами взяла бокал с шампанским.
Джерард тоже поднял свой бокал.
– Salud, – сказал он с оттенком иронии в голосе. – Y viva la Rep?blica.
Прежде чем выпить, она скорчила гримасу. Шампанское ей не нравилось, хотя искрящееся пузырьками вино освежало.
– И вы не боитесь? – спросила девочка, выискивая на тарелках, чем бы еще полакомиться.
– Чего?
– Республики, конечно.
Он презрительно рассмеялся.
– Твоя драгоценная Республика не продержится и шести недель.
– Это почему?
– Потому что армия этого не допустит. Ты что, думаешь, военные будут сидеть сложа руки и смотреть, как Испания превращается в еще одну Совдепию?
– Ну и что? Россия – рай для рабочих, – заявила Мерседес, накалывая на вилку маслину. У нее разыгрался аппетит.
– Милая моя, уверяю тебя, то, как русские обращаются со своими рабочими, выставляет меня прямо-таки ангелом.
– Скорее, дьяволом.
– Ну, не тебе об этом говорить. – Джерард уставился на маслину. – Я слышал, пару лет назад ты чуть мозги не вышибла одному малому.
Мерседес с минуту молчала, лицо ее приобрело какое-то странное выражение.
– Сейчас он уже поправился, – спокойно сказала она наконец.
– Ну, уж никак не благодаря твоим заботам. Я видел шрам. Почему ты это сделала, Мерседес?
Девочка пожала плечами. В ее широко раскрытых глазах не отражалось никаких эмоций.
– Должно быть, он тебя разозлил?
Она ничего не ответила, и, когда немного погодя заговорила, ее голос звучал спокойно и ровно:
– Если армия попытается подавить Республику, будет война. И мы будем сражаться за наше дело. Все так говорят.
– Тот, кто пойдет против армии, получит пулю, – так же спокойно произнес Массагуэр.
– Ну и пусть. Я бы пошла воевать против нее.
– А я бы – за нее. И, если бы ты встала у меня на пути, я бы тебя пристрелил.
– А может, я бы первой вас пристрелила.
– Возможно, – грустно сказал Массагуэр. – Ты, как я погляжу, человек опасный.
Глаза Мерседес задержались на его украшенной бриллиантом и двумя рубинами булавке для галстука. Сам галстук был шелковым и блестел, словно лазурное море.
– Правда? – проговорила она. – Вы в самом деле пристрелили бы меня?
– Безусловно. Если бы ты пришла отнять то, что принадлежит мне.
– Но вам ничего не принадлежит. Вы и ваша семья награбили свое добро у народа.
– Это весьма сомнительный аргумент, – отрезал он. – Однако, если народ действительно так считает, пусть попробует что-нибудь отобрать у меня. Если, конечно, хватит сил.
– Хватит!
– Сомневаюсь. – Массагуэр наклонился вперед. С тех пор как она видела его в последний раз, его лицо стало еще более суровым. – Позволь дать тебе один маленький совет, Мерседес. Всегда как следует думай, прежде чем встать на чью-либо сторону. У нас армия, флот, авиация. В Африке находятся подчиняющиеся нам дивизии Марокканских войск – это десятки тысяч самых отчаянных в мире воинов. На нашей стороне все пушки, все танки, все самолеты. У нас есть корабли и подводные лодки. Но, главное, у нас есть деньги. А именно деньги-то и выигрывают войны. И, кроме того, за границей у нас есть могущественные друзья, готовые в любую минуту прийти нам на помощь. Может быть, ты еще не доросла, чтобы все это понять?
– Доросла, – уставившись на него, буркнула девочка.
– Отлично. Теперь прикинь, что вы имеете на своей стороне. Не знающую дисциплины толпу вооруженных цепями крестьян. Разрозненные кучки фабричных рабочих. Праздно шатающихся цыган. Романтиков подростков да декадентствующих интеллигентов. Из-за границы помощи вы можете ждать только от русских, самой лживой и вероломной нации в мире. Ни оружия, ни денег, ни организации. И ты уверена, что вы победите?
Мерседес сделала еще один глоток игристого шампанского и тихонько рыгнула.
– Да! Потому что мы – народ!
Джерард снисходительно улыбнулся.
– Запомни мои слова, Мерседес.
– А знаете, вы ведь могли спасти себя. Надо было только отдать трудящимся ваши фабрики и земли. Вот тогда рабочие бы вас любили, а не ненавидели.
– О, я как-нибудь обойдусь без их любви. Честно говоря, их ненависть мне кажется даже предпочтительней. Но это так, к слову. А главное – ни черта они у меня не получат.
– Я знаю, – кивнула Мерседес. – Именно так обычно рассуждают все представители класса имущих. – Она поболтала ногами. – А я видела вашу жену. Много раз. Она итальянка.
– Точно, – подтвердил Массагуэр. Он почти не притрагивался к еде. Его глаза неотрывно следили за девочкой, хотя из-за полуприкрытых век трудно было сказать, насколько сильно она его интересовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105