Иден взволнована, как ребенок; такой Майя видит ее впервые. Взяв старших под руки, девочка без устали тараторит о коллекции.
Мерседес останавливает такси. Им надо спешить. У них заказан столик у Максима. До начала следующего шоу они должны успеть пообедать.
В двухстах тридцати восьми тысячах миль от Парижа бывший летчик-истребитель по имени Нил Армстронг, держась за ступеньки трапа спускаемого аппарата, осторожно ощупывает ногой грунт.
– Поверхность рыхлая, пыльная, – докладывает он слушающим его затаив дыхание землянам. – Могу поддеть ее носком ботинка. Похожа на угольный порошок. – Он аккуратно спрыгивает с трапа и взволнованно продолжает: – Для человека это всего лишь один маленький шаг, но для человечества – гигантский скачок.
А несколько минут спустя он и второй астронавт Эдвин Олдрин уже словно дети резвятся на поверхности Луны. За их безалаберным весельем восторженно следят у экранов миллионов и миллионов телевизоров люди Земли. Расплывчатое изображение дергается и скачет, в огромных золотых шлемах скафандров отражается далекий голубой шар на фоне бескрайнего черного неба. Голоса звучат хрипло, слышится легкое потрескивание.
– Красиво, – говорит Олдрин. – Очень красиво. Вот это да! Величественная пустота…
Холодный, безжизненный, с воронками кратеров лунный ландшафт. Ничего здесь не растет, ни единое живое существо не издает звуков. И нет ни малейшего ветерка, чтобы хоть чуть-чуть колыхнуть воткнутый астронавтами в грунт звездно-полосатый флаг. На земле ни одна пустыня не бывает такой молчаливой, ни одна черная вершина такой уединенной и ни один остров таким необитаемым.
Одиночество этих двух людей абсолютно. Они заброшены сюда объединенными стараниями ученых, конструкторов, инженеров могущественнейшей нации на свете, сюда, куда еще не удавалось добраться ни одному смертному.
И вот они весело резвятся среди космической бесконечности. Невесомые и одинокие.
Джоул Леннокс тоже стоит среди пустыни. И он тоже заброшен сюда своей страной на острие ее технологической мощи. И здесь тоже земля покрыта угольной пылью и кажется абсолютно безжизненной.
Он стоит, держа в руках винтовку М-16, и дрожащими руками пытается ее перезарядить. Ему хочется заткнуть уши, чтобы не слышать истошных воплей, которые несутся оттуда, где рейнджеры допрашивают пленных. На его покрытых грязью щеках две тонкие полоски – следы слез. Дым режет глаза. Горло саднит.
Хотя деревня полностью сметена с лица земли и хотя кругом валяются трупы убитых вьетнамцев, горечь потерь не кажется меньше. Погибли пять его боевых товарищей. И еще четверо тяжело ранены. Засада, в которую они попали сегодня утром, была тщательно спланирована, и пули, градом обрушившиеся на их передовой отряд, били точно, на поражение.
Американцы выместили свою злость на деревне, массированным огнем разрушив крестьянские хижины и с одинаковой жестокостью вырезав и людей, и домашний скот. А потом все это подожгли.
Но, в конечном счете, уничтожение деревни было совершенно бессмысленным, и они все это прекрасно понимали. Не оставив после себя и следа, вьетконговцы растворились в джунглях.
И вот теперь сюда заявились рейнджеры, чтобы допросить двух пленных крестьян.
Джоул идет сквозь завесу дыма. Он двигается с осмотрительностью знающего цену смерти солдата. Его голова медленно поворачивается то влево, то вправо, все чувства обострены до предела. Лицо осунулось; скулы, кажется, вот-вот прорвут кожу. От нервного тика подрагивается уголок рта. Взгляд грозный, полный мучительной душевной боли.
Джоул уже почти забыл, что существует иной мир, в котором нет ни этих джунглей, ни войны. Он уже почти забыл, что можно по-другому мыслить и поступать. Он настолько сжился с этой войной, что и живым-то человеком его трудно назвать. Он превратился в обитателя царства смерти.
Джоул наблюдает, как работают рейнджеры.
Жен и детей несчастных крестьян приволокли к месту допроса и силой заставляют смотреть. Их визги и душераздирающие вопли допрашиваемых сливаются в симфонию страдания.
Несколько рейнджеров молча курят сигареты, равнодушно глядя на происходящую сцену. Кое-кто из американских солдат тоже подошел посмотреть, но большинство с отвращением отошли подальше. Да, они не святые. Во время сегодняшней кровавой бойни они насиловали женщин, убивали стариков и детей, косили пулеметными очередями буйволов…
Но тогда они были ослеплены гневом после потери своих товарищей. То же, что происходит сейчас, – это уже выше их сил. Бледные, они что-то зло бормочут себе под нос. Именно в такие моменты они начинают спрашивать себя, как их угораздило вляпаться в эту чужую войну в этом чужом мире.
Джоул всматривается в искаженные дикой болью лица вьетнамцев. Такие же гримасы нечеловеческих мук он видел и на лицах своих боевых друзей – мальчишек из Колорадо и Вашингтона, Оклахомы и Нью-Джерси. Эти лица потом преследовали его в ночных кошмарах.
Он видит, как Нгуен Ван Хой вытаскивает свою финку и наклоняется над извивающимся на земле пленным, намереваясь продолжить немыслимое истязание.
Джоул поднимает винтовку и упирает приклад в плечо. Он тщательно прицеливается, чтобы не попасть в Нгуена. Один из рейнджеров краем глаза замечает его и вскрикивает. Но поздно. Первая пуля Джоула разрывает грудь крестьянина, как старый матрас. Следующий выстрел, столь же точный, приносит мгновенную смерть второму вьетнамцу. Визги жен и детей резко обрываются. Затем над сгоревшей деревней повисает негромкий протяжный вой.
Взбешенный Нгуен вскакивает и бросается к Джоулу. Дюжина рейнджеров наставляют на него свои автоматы – пальцы на курках побелели.
Джоул переводит винтовку на раскосую физиономию Нгуена. Они могут изрешетить его, но он все равно успеет прикончить этого маленького капитана. Обезумевший, готовый на все, он ждет.
Нгуен видит перед собой выражение лица американского парня, здоровенного детины с грозными глазами, готового убить и быть убитым, которому уже не ведомы ни страх, ни здравый смысл. Эти понятия он оставил в прошлом, он живет в каком-то другом, мрачном мире, где национальная принадлежность или воинское звание не имеют никакого значения, где разумные доводы больше не существуют.
Нгуен останавливается и медленно, осторожно делает знак своим подчиненным опустить оружие. Они послушно выполняют приказ. Целясь в брюхо капитана, Джоул начинает пятиться.
– Уходим! – кричит он своим товарищам. – По машинам!
Наконец он выпрямляется, поворачивается к рейнджерам спиной и идет прочь.
– Дурак! – визжит ему вслед Нгуен. – Об этом инциденте будет доложено твоему начальству!
– Да пошел ты… – спокойно говорит Джоул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Мерседес останавливает такси. Им надо спешить. У них заказан столик у Максима. До начала следующего шоу они должны успеть пообедать.
В двухстах тридцати восьми тысячах миль от Парижа бывший летчик-истребитель по имени Нил Армстронг, держась за ступеньки трапа спускаемого аппарата, осторожно ощупывает ногой грунт.
– Поверхность рыхлая, пыльная, – докладывает он слушающим его затаив дыхание землянам. – Могу поддеть ее носком ботинка. Похожа на угольный порошок. – Он аккуратно спрыгивает с трапа и взволнованно продолжает: – Для человека это всего лишь один маленький шаг, но для человечества – гигантский скачок.
А несколько минут спустя он и второй астронавт Эдвин Олдрин уже словно дети резвятся на поверхности Луны. За их безалаберным весельем восторженно следят у экранов миллионов и миллионов телевизоров люди Земли. Расплывчатое изображение дергается и скачет, в огромных золотых шлемах скафандров отражается далекий голубой шар на фоне бескрайнего черного неба. Голоса звучат хрипло, слышится легкое потрескивание.
– Красиво, – говорит Олдрин. – Очень красиво. Вот это да! Величественная пустота…
Холодный, безжизненный, с воронками кратеров лунный ландшафт. Ничего здесь не растет, ни единое живое существо не издает звуков. И нет ни малейшего ветерка, чтобы хоть чуть-чуть колыхнуть воткнутый астронавтами в грунт звездно-полосатый флаг. На земле ни одна пустыня не бывает такой молчаливой, ни одна черная вершина такой уединенной и ни один остров таким необитаемым.
Одиночество этих двух людей абсолютно. Они заброшены сюда объединенными стараниями ученых, конструкторов, инженеров могущественнейшей нации на свете, сюда, куда еще не удавалось добраться ни одному смертному.
И вот они весело резвятся среди космической бесконечности. Невесомые и одинокие.
Джоул Леннокс тоже стоит среди пустыни. И он тоже заброшен сюда своей страной на острие ее технологической мощи. И здесь тоже земля покрыта угольной пылью и кажется абсолютно безжизненной.
Он стоит, держа в руках винтовку М-16, и дрожащими руками пытается ее перезарядить. Ему хочется заткнуть уши, чтобы не слышать истошных воплей, которые несутся оттуда, где рейнджеры допрашивают пленных. На его покрытых грязью щеках две тонкие полоски – следы слез. Дым режет глаза. Горло саднит.
Хотя деревня полностью сметена с лица земли и хотя кругом валяются трупы убитых вьетнамцев, горечь потерь не кажется меньше. Погибли пять его боевых товарищей. И еще четверо тяжело ранены. Засада, в которую они попали сегодня утром, была тщательно спланирована, и пули, градом обрушившиеся на их передовой отряд, били точно, на поражение.
Американцы выместили свою злость на деревне, массированным огнем разрушив крестьянские хижины и с одинаковой жестокостью вырезав и людей, и домашний скот. А потом все это подожгли.
Но, в конечном счете, уничтожение деревни было совершенно бессмысленным, и они все это прекрасно понимали. Не оставив после себя и следа, вьетконговцы растворились в джунглях.
И вот теперь сюда заявились рейнджеры, чтобы допросить двух пленных крестьян.
Джоул идет сквозь завесу дыма. Он двигается с осмотрительностью знающего цену смерти солдата. Его голова медленно поворачивается то влево, то вправо, все чувства обострены до предела. Лицо осунулось; скулы, кажется, вот-вот прорвут кожу. От нервного тика подрагивается уголок рта. Взгляд грозный, полный мучительной душевной боли.
Джоул уже почти забыл, что существует иной мир, в котором нет ни этих джунглей, ни войны. Он уже почти забыл, что можно по-другому мыслить и поступать. Он настолько сжился с этой войной, что и живым-то человеком его трудно назвать. Он превратился в обитателя царства смерти.
Джоул наблюдает, как работают рейнджеры.
Жен и детей несчастных крестьян приволокли к месту допроса и силой заставляют смотреть. Их визги и душераздирающие вопли допрашиваемых сливаются в симфонию страдания.
Несколько рейнджеров молча курят сигареты, равнодушно глядя на происходящую сцену. Кое-кто из американских солдат тоже подошел посмотреть, но большинство с отвращением отошли подальше. Да, они не святые. Во время сегодняшней кровавой бойни они насиловали женщин, убивали стариков и детей, косили пулеметными очередями буйволов…
Но тогда они были ослеплены гневом после потери своих товарищей. То же, что происходит сейчас, – это уже выше их сил. Бледные, они что-то зло бормочут себе под нос. Именно в такие моменты они начинают спрашивать себя, как их угораздило вляпаться в эту чужую войну в этом чужом мире.
Джоул всматривается в искаженные дикой болью лица вьетнамцев. Такие же гримасы нечеловеческих мук он видел и на лицах своих боевых друзей – мальчишек из Колорадо и Вашингтона, Оклахомы и Нью-Джерси. Эти лица потом преследовали его в ночных кошмарах.
Он видит, как Нгуен Ван Хой вытаскивает свою финку и наклоняется над извивающимся на земле пленным, намереваясь продолжить немыслимое истязание.
Джоул поднимает винтовку и упирает приклад в плечо. Он тщательно прицеливается, чтобы не попасть в Нгуена. Один из рейнджеров краем глаза замечает его и вскрикивает. Но поздно. Первая пуля Джоула разрывает грудь крестьянина, как старый матрас. Следующий выстрел, столь же точный, приносит мгновенную смерть второму вьетнамцу. Визги жен и детей резко обрываются. Затем над сгоревшей деревней повисает негромкий протяжный вой.
Взбешенный Нгуен вскакивает и бросается к Джоулу. Дюжина рейнджеров наставляют на него свои автоматы – пальцы на курках побелели.
Джоул переводит винтовку на раскосую физиономию Нгуена. Они могут изрешетить его, но он все равно успеет прикончить этого маленького капитана. Обезумевший, готовый на все, он ждет.
Нгуен видит перед собой выражение лица американского парня, здоровенного детины с грозными глазами, готового убить и быть убитым, которому уже не ведомы ни страх, ни здравый смысл. Эти понятия он оставил в прошлом, он живет в каком-то другом, мрачном мире, где национальная принадлежность или воинское звание не имеют никакого значения, где разумные доводы больше не существуют.
Нгуен останавливается и медленно, осторожно делает знак своим подчиненным опустить оружие. Они послушно выполняют приказ. Целясь в брюхо капитана, Джоул начинает пятиться.
– Уходим! – кричит он своим товарищам. – По машинам!
Наконец он выпрямляется, поворачивается к рейнджерам спиной и идет прочь.
– Дурак! – визжит ему вслед Нгуен. – Об этом инциденте будет доложено твоему начальству!
– Да пошел ты… – спокойно говорит Джоул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105