Шторма здесь крутые, ветер переменчивый. Глубинный лов на энтузиазме вводил, на подначке. Кольку я оттого и ценю – первым пошел. Отчаянный парень! И Евдокимов пошел. Золотые ребята!
Они пришли к чистенькому домику с аккуратными железками у порога. Доронин заставил Сергея обчистить сапоги и ввел его в комнату, разукрашенную флажками и елками.
Человек тридцать ребятишек ползали и ходили в большой загородке посреди комнаты.
– Манеж! – гордо объявил Доронин и провел рукой по белым крашеным поручням. – Ходить приучаются, и носы целы. Я такой в Москве увидел. Приехал, сам сделал. И кубики сделал. Вот кукол мне женщины сшили. Нюшку и еще одну снял с работы, посадил в конторе, тряпки дал, срок поставил: в три дня чтобы были куклы! А ты столярное дело знаешь?
– Нет…
Доронин потребовал меню, и Сергей мог убедиться, что дети промысла едят манную кашу, компот, суп со свининой и рыбные котлеты.
– Свиней завел, коров – шесть штук. Сам вез их с материка, пароходом. В шторм попали, коровы мычат, свиньи ревут – жуть. Сердце за них болело. Высадили их в Александровске – похудели, бедняги, не жрут, не мычат. Я испугался, ищу ветеринара – нету. Пришлось такого доктора привести, прямо силой приволок. Не понимает, пугается. Скажу тебе по секрету, я им валерьянки дал – каждой твари по пузырьку. Выходил. Пригнал сюда. Поправились. Вот ты увидишь.
Сергею пришлось пойти и в коровник и в свинарник. Потом Доронин повел его в клуб. Это был небольшой барак, украшенный внутри портретами в рамах и бумажными гирляндами.
– Здорово? – страшно довольный, крикнул Доронин. – Приехал бы месяц назад, ничего не было! Вечером деваться некуда. После получки повальная пьянка. И осудить нельзя, – ну ведь некуда податься! Сам с горя, бывало, запрусь на замок снаружи, в окно влезу, занавески спущу и напиваюсь как сукин сын. Мне иначе нельзя – авторитет. А теперь, видишь, какой клуб завернули? Патефон, сорок две пластинки, книг целый шкаф!.. Доклады сам делаю, из города три раза докладчиков возил. Вот еще кино нужно. Я уже написал, просил. Ты с кино возиться умеешь?
– Нет.
Сергей все сильнее чувствовал голод. Болтливость Доронина раздражала его. Но было еще что-то, томившее его сильнее голода – была ли то зависть к этому неутомимому работнику, или сожаление, что ему самому нечем похвастаться, нечего рассказать?
Доронин направился было снова на промысел, но тут увидел истомленное лицо Сергея и хлопнул себя по лбу.
– Старый чурбан! Я ж тебя голодом заморил! А ты чего молчишь? На меня смотреть нечего, я и до вечера могу не евши, у меня привычка.
В комнате Доронина было тесно от нагроможденных повсюду ящиков, инструментов и всякой хозяйственной мелочи. Под окном стоял ветхий токарный станок. В углу сиротливо притулилась гитара.
– Что делать, ценное у себя храню, девать некуда, – сказал Доронин, торопливо убирая наиболее заграждающие путь предметы. – Это временно. У меня ведь женка есть. Хорошая женка. И ребят двое. Женку я послал во Владивосток, в рыбный техникум. Через два года окончит – ребятишек с бабушкой выпишу. Заживем!
Пока Доронин хлопотал по хозяйству, Сергей взял гитару и заиграл самую грустную мелодию, какую знал.
– Хорошо играешь! – вскричал Доронин, с восторгом глядя на умелые пальцы Сергея, перебирающие струны. – Я купил гитару, мандолину, три балалайки, надо бы оркестр, да учить некому. Роздал балалайки, говорю – учитесь. А сам я не умею. Самоучитель выписал – три месяца прошло, не шлют. А деньги послал, все как надо.
Сергей не ждал ничего хорошего от холостяцкого хозяйства Доронина и был приятно обманут: Доронин поставил на стол селедку, жареную рыбу, свинину, студень, картофельный салат с огурцами, водку, галеты. Он придвигал к Сергею то одну тарелку, то другую, подливал водку, чокался:
– За расцвет Сахалина и его строителей… За дорогого гостя!
Сергей не понимал, чего ради его обхаживает Доронин. Он чувствовал себя самозванцем на чужом пиру. Но Доронин скоро открыл карты. Когда Сергей развалился на стуле, разомлев от еды и водки, Доронин, наконец, заговорил:
– Слушай, парень. Ты сейчас на перепутье – так? Во Владивостоке тебе делать нечего. Ты комсомолец, организатор, у тебя есть способности, я вижу. Ты оставайся здесь, вот что я тебе скажу! Назначу тебя зав-клубом и руководителем струнного оркестра. Жить будешь со мной. Не хочешь – даю тебе комнату возле Николая, без клопов. Нюшка тебя кормить будет, белье стирать. Захочешь, дам тебе и бондарную мастерскую, по совместительству. Тысячу в месяц заработаешь. Через год учиться пошлю в техникум. А через два года наверняка пошлю: женка приедет – ты поедешь. Захочешь – в отпуск отпущу на материк. По рукам?
Сергей сидел весь красный. Надо было сейчас же, немедленно признаться, что он уже не комсомолец, что он дезертир… Доронину можно сказать, он поймет, он все равно возьмет его, простит, уладит…
– Да ведь я не играю, какой я руководитель струнного оркестра! – хрипло сказал он.
– Вздор! Чепуха! – закричал Доронин, весь сияя. – Поучишься, самоучитель придет, теорию подучишь. Я ведь совсем не знаю. Ты по слуху, по слуху! У тебя руки золотые, я ж вижу!
– Да я и клубом никогда не занимался…
– Вздор! Сумеешь! По глазам вижу – сумеешь! А не хочешь – назначаю тебя своим заместителем. Работа – о-го-го! Одно жилстроительство за зиму – восемь домов, новый коровник, новый засолочный цех, бондарную расширять, клуб надстраивать, ясли расширять. Соглашайся, парень. Заживем – не нарадуешься.
– Да почему я? Вы же меня не знаете!
– Вздор, голуба! Я людей носом чую. Ты Сахалин не знаешь. На материке человек серебро, на Сахалине – золото. Я за человека душу продам. Кольку я женил. Панферова в люди вывел. Скворцова женил, в колхозе три невесты растут – ого! Я каждого человека на учете держу. Милиционер на меня за Нюшку обижается – так то милиционер, его Александровск держит, пускай сами заботятся. А своих людей я, как нянька, обхаживаю.
Сергей томился. Еще не поздно признаться. И сказать, что он раскаивается, что ему стыдно, что он хочет работать вот так, как Доронин, от души… Доронин поймет.
– Ты, может, думаешь – наш промысел мелочь? Думаешь, социализм – это не рыба, а машины, нефть, уголь, гиганты? Нет, голуба, ты ошибаешься! Социализм – это богатство страны, а рыба у нас – знаешь, какое богатство? Только вычерпывай, только поспевай! Завод будем строить!
Сергей все молчал. Он взвешивал – тысяча в месяц, хорошая кормежка, заботы Доронина, комната, отпуск. Из отпуска можно и не вернуться… Нет, уж если соглашаться, то до конца. Честно. По-комсомольски… Но ведь не комсомолец он, ведь и билет его, возможно, объявлен недействительным.
– Согласен? – напирал Доронин, снова придвигая Сергею свинину и салат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
Они пришли к чистенькому домику с аккуратными железками у порога. Доронин заставил Сергея обчистить сапоги и ввел его в комнату, разукрашенную флажками и елками.
Человек тридцать ребятишек ползали и ходили в большой загородке посреди комнаты.
– Манеж! – гордо объявил Доронин и провел рукой по белым крашеным поручням. – Ходить приучаются, и носы целы. Я такой в Москве увидел. Приехал, сам сделал. И кубики сделал. Вот кукол мне женщины сшили. Нюшку и еще одну снял с работы, посадил в конторе, тряпки дал, срок поставил: в три дня чтобы были куклы! А ты столярное дело знаешь?
– Нет…
Доронин потребовал меню, и Сергей мог убедиться, что дети промысла едят манную кашу, компот, суп со свининой и рыбные котлеты.
– Свиней завел, коров – шесть штук. Сам вез их с материка, пароходом. В шторм попали, коровы мычат, свиньи ревут – жуть. Сердце за них болело. Высадили их в Александровске – похудели, бедняги, не жрут, не мычат. Я испугался, ищу ветеринара – нету. Пришлось такого доктора привести, прямо силой приволок. Не понимает, пугается. Скажу тебе по секрету, я им валерьянки дал – каждой твари по пузырьку. Выходил. Пригнал сюда. Поправились. Вот ты увидишь.
Сергею пришлось пойти и в коровник и в свинарник. Потом Доронин повел его в клуб. Это был небольшой барак, украшенный внутри портретами в рамах и бумажными гирляндами.
– Здорово? – страшно довольный, крикнул Доронин. – Приехал бы месяц назад, ничего не было! Вечером деваться некуда. После получки повальная пьянка. И осудить нельзя, – ну ведь некуда податься! Сам с горя, бывало, запрусь на замок снаружи, в окно влезу, занавески спущу и напиваюсь как сукин сын. Мне иначе нельзя – авторитет. А теперь, видишь, какой клуб завернули? Патефон, сорок две пластинки, книг целый шкаф!.. Доклады сам делаю, из города три раза докладчиков возил. Вот еще кино нужно. Я уже написал, просил. Ты с кино возиться умеешь?
– Нет.
Сергей все сильнее чувствовал голод. Болтливость Доронина раздражала его. Но было еще что-то, томившее его сильнее голода – была ли то зависть к этому неутомимому работнику, или сожаление, что ему самому нечем похвастаться, нечего рассказать?
Доронин направился было снова на промысел, но тут увидел истомленное лицо Сергея и хлопнул себя по лбу.
– Старый чурбан! Я ж тебя голодом заморил! А ты чего молчишь? На меня смотреть нечего, я и до вечера могу не евши, у меня привычка.
В комнате Доронина было тесно от нагроможденных повсюду ящиков, инструментов и всякой хозяйственной мелочи. Под окном стоял ветхий токарный станок. В углу сиротливо притулилась гитара.
– Что делать, ценное у себя храню, девать некуда, – сказал Доронин, торопливо убирая наиболее заграждающие путь предметы. – Это временно. У меня ведь женка есть. Хорошая женка. И ребят двое. Женку я послал во Владивосток, в рыбный техникум. Через два года окончит – ребятишек с бабушкой выпишу. Заживем!
Пока Доронин хлопотал по хозяйству, Сергей взял гитару и заиграл самую грустную мелодию, какую знал.
– Хорошо играешь! – вскричал Доронин, с восторгом глядя на умелые пальцы Сергея, перебирающие струны. – Я купил гитару, мандолину, три балалайки, надо бы оркестр, да учить некому. Роздал балалайки, говорю – учитесь. А сам я не умею. Самоучитель выписал – три месяца прошло, не шлют. А деньги послал, все как надо.
Сергей не ждал ничего хорошего от холостяцкого хозяйства Доронина и был приятно обманут: Доронин поставил на стол селедку, жареную рыбу, свинину, студень, картофельный салат с огурцами, водку, галеты. Он придвигал к Сергею то одну тарелку, то другую, подливал водку, чокался:
– За расцвет Сахалина и его строителей… За дорогого гостя!
Сергей не понимал, чего ради его обхаживает Доронин. Он чувствовал себя самозванцем на чужом пиру. Но Доронин скоро открыл карты. Когда Сергей развалился на стуле, разомлев от еды и водки, Доронин, наконец, заговорил:
– Слушай, парень. Ты сейчас на перепутье – так? Во Владивостоке тебе делать нечего. Ты комсомолец, организатор, у тебя есть способности, я вижу. Ты оставайся здесь, вот что я тебе скажу! Назначу тебя зав-клубом и руководителем струнного оркестра. Жить будешь со мной. Не хочешь – даю тебе комнату возле Николая, без клопов. Нюшка тебя кормить будет, белье стирать. Захочешь, дам тебе и бондарную мастерскую, по совместительству. Тысячу в месяц заработаешь. Через год учиться пошлю в техникум. А через два года наверняка пошлю: женка приедет – ты поедешь. Захочешь – в отпуск отпущу на материк. По рукам?
Сергей сидел весь красный. Надо было сейчас же, немедленно признаться, что он уже не комсомолец, что он дезертир… Доронину можно сказать, он поймет, он все равно возьмет его, простит, уладит…
– Да ведь я не играю, какой я руководитель струнного оркестра! – хрипло сказал он.
– Вздор! Чепуха! – закричал Доронин, весь сияя. – Поучишься, самоучитель придет, теорию подучишь. Я ведь совсем не знаю. Ты по слуху, по слуху! У тебя руки золотые, я ж вижу!
– Да я и клубом никогда не занимался…
– Вздор! Сумеешь! По глазам вижу – сумеешь! А не хочешь – назначаю тебя своим заместителем. Работа – о-го-го! Одно жилстроительство за зиму – восемь домов, новый коровник, новый засолочный цех, бондарную расширять, клуб надстраивать, ясли расширять. Соглашайся, парень. Заживем – не нарадуешься.
– Да почему я? Вы же меня не знаете!
– Вздор, голуба! Я людей носом чую. Ты Сахалин не знаешь. На материке человек серебро, на Сахалине – золото. Я за человека душу продам. Кольку я женил. Панферова в люди вывел. Скворцова женил, в колхозе три невесты растут – ого! Я каждого человека на учете держу. Милиционер на меня за Нюшку обижается – так то милиционер, его Александровск держит, пускай сами заботятся. А своих людей я, как нянька, обхаживаю.
Сергей томился. Еще не поздно признаться. И сказать, что он раскаивается, что ему стыдно, что он хочет работать вот так, как Доронин, от души… Доронин поймет.
– Ты, может, думаешь – наш промысел мелочь? Думаешь, социализм – это не рыба, а машины, нефть, уголь, гиганты? Нет, голуба, ты ошибаешься! Социализм – это богатство страны, а рыба у нас – знаешь, какое богатство? Только вычерпывай, только поспевай! Завод будем строить!
Сергей все молчал. Он взвешивал – тысяча в месяц, хорошая кормежка, заботы Доронина, комната, отпуск. Из отпуска можно и не вернуться… Нет, уж если соглашаться, то до конца. Честно. По-комсомольски… Но ведь не комсомолец он, ведь и билет его, возможно, объявлен недействительным.
– Согласен? – напирал Доронин, снова придвигая Сергею свинину и салат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189