– Ты ешь, ешь!..
– Подумать надо, – сказал Сергей. – Дело неплохое. Но у меня старики дома… Я подумаю…
Он ушел от Доронина в полном смятении. Он так и не признался ни в чем, а теперь поздно. Он боялся новых уговоров. Но и Доронин и Колька с Нюшей, видимо, были в заговоре и, ни о чем не спрашивая, постепенно втягивали Сергея в круг интересов промысла. И получилось, что дело – решенное, Сергей – свой человек и возвращаться к старой теме нечего.
Наутро третьего дня Колька привел с моря целый караван переполненных рыбой кунгасов. Убирать богатый улов вышли все работники промысла.
Увлеченный общим порывом, Сергей десять часов подряд работал на пристани, нагружая и развозя вагонетки с рыбой. В эти часы трудового азарта он знал, что остается на промысле и все люди ему интересны, как будущие товарищи.
К ночи он свалился на постель измученный и счастливый. Его окружали простые, дружелюбные, славные люди. Конец скитаниям, конец тревогам – он остается. Сон уже надвигался, приятно спутывая мысли. Возможно, что Сергей даже задремал… и вдруг подскочил, как от толчка. Дезертир! Стоит сказать им всем, кто он такой, и от него отвернутся, как от зачумленного!
Промучившись ночь, он выскользнул из дома на рассвете, готовый бежать куда глаза глядят, лишь бы уйти от позора, от разоблачения, от презрения Доронина, Кольки, Нюши – всех этих честных, дружелюбных людей.
И натолкнулся прямо на Доронина.
– А я за тобой! – воскликнул Доронин и обнял Сергея от полноты чувств – после вчерашней работы Сергея никто не сомневался, что он остается. – Тут машина пришла из города. Я тебе бумажку написал, поедешь в обком комсомола, станешь на учет. Учетная карточка у тебя с собой?
– Да нет, в том-то и дело.
– Пустяки, вздор! Объяснишь ребятам – оформят, карточку затребуют, не в первый раз. Скажи – от Доронина. Шофер – комсомолец, он тебя проводит. Я ему объяснил. А следующим отливом обратно приедешь, он тебя на грузовик устроит; все договорено.
В эту минуту Сергей хотел только одного – уехать, уехать как можно скорее. Остается корзинка – черт с ней!
Поодаль от пристани, на песке, стояла потрепанная полутонка. Сергей пошел к ней, переступая через канаты, обходя разложенные по песку сети. Запах рыбы и моря окутывал их. Неожиданно родным показался Сергею машинный, бензинный запах автомобиля.
Совсем молодой шофер возился у машины.
Доронин подробно повторил, что делать с Сергеем.
– Ладно, – сказал парень, – поехали.
Машина развернулась и покатила полным ходом по широкой полосе мокрого, утрамбованного морем песка. Шины беззвучно скользили. В двух шагах билось море, с другой стороны поднимались крутые обрывистые склоны сопок.
– Асфальт? – спросил шофер, подмигивая. – То-то! Это наши асфальтовые шоссе. На них только и отводишь душу. А чуть от берега в сторону – мама родная! Ухаб на ухабе, замаешься!
– А если прилив? – заинтересовался Сергей.
– А прилив – спасайся кто может. Я один раз чуть не влип. Мотор заело. Вожусь час, вожусь два, а вода все прет, прет! В последнюю минуту справился и полетел на третьей скорости. В первый распадок заскочил – отдышался. Берег-то, видишь, какой, деваться некуда. Просидел в щели шесть часов, всех святых помянул! Тоска!
– Значит, надо по морю следить, когда ехать?
Шофер презрительно покосился на Сергея.
– Ну да, еще следить! У нас расписание.
И он показал Сергею типографски отпечатанное расписание приливов и отливов.
Шофер оказался хорошим парнем и вовсе не уговаривал Сергея оставаться на промысле.
– Ты что, астраханский? На кой черт тебе рыба? – сказал он. – Ты Доронина не слушай, он шальной, он те зубы заговорит лучше не надо. Я сам краденый, так знаю, что такое на Сахалине специалист.
– Краденый?
– Ага!
И он не объяснил, а загадочно улыбнулся, наслаждаясь удивлением Сергея. Потом рассказал:
– Привез я сюда четыре машины. Наладил, объездил, сдаю по акту. Дело было осенью, последний пароход вот-вот придет, надо сматываться. Иду к начальнику автобазы: так и так, принимай, подписывай, мне некогда. Он подумал, говорит: ладно, завтра. А назавтра – бац! – на двух машинах свечи покрадены. Я – туда, сюда. Начальник ведет меня к себе, запирает на ключ: «Сажаю под домашний арест, пока идет следствие». Я кричу, требую прокурора. Пароход уходит. А начальник ставит закуски, водку, жена заводит патефон. А он говорит: «Так и так, Валя, вот твои свечи, а я тебя украл, потому что у меня нет механика, а без механика все одно не жизнь. И ты, парень, не обижайся, сам знаешь – ОСУ! Притом же судиться тебе смысла нет – все равно раньше весны не выберешься». Выпили мы с ним, подружили. Второй год работаю. Две премии. На книжке шесть тысяч лежит. ОСУ!
Сергей признался, что хочет уехать, и спросил, часто ли ходят пароходы.
– И дурак будешь! – сказал шофер, не отвечая на вопрос. – На промысел не возвращайся, а уезжать незачем. Попал – и пользуйся случаем. Ты разве знаешь, что такое Сахалин? Ты слышал – каторга, каторга. Была – да нету. Ты думаешь, зря японцы за него цеплялись? Сахалин – это сокровище. Остров сокровищ, вот он что!
Краденый шофер говорил с жаром.
– Я вижу, ты патриот, – сказал Сергей, пытаясь улыбнуться.
– Э-э! посмотрю я на тебя через год, чем ты будешь! У нас все патриоты. ОСУ! Или удирай, или люби. Умный человек любит, идиоты – бегут.
7
Больницей назывался бревенчатый, наскоро сколоченный барак, разделенный на шесть палат и коридор. Его заполнили больными еще в процессе стройки, а потом все некогда было, и больница осталась без печей. Летом о печах не думали, да и не было кирпича. Осенью оказалось, что печи не включены в планы работ, да и кирпич только начал поступать с недостроенного кирпичного завода.
Тоня была слишком встревожена состоянием Семы Альтшулера, чтобы думать о чем-либо другом. Сема был безнадежно плох. Врач тяжело вздыхал, выходя от него, и не скрывал от Тони своих опасений.
Однажды Тоня выбежала за врачом и спросила, замирая:
– Есть ли надежда?
– Какая надежда? – раздраженно крикнул врач. – Какая надежда может быть в таких условиях? Разве здесь можно лечить? Все замерзнут, печей нет и не будет, все плюют на больницу. Мы можем подыхать как суслики – вот как!
В тот же день Тоня побежала в комсомольский комитет. И впервые заметила, что листья уже облетают, что даже на солнце ощутителен веющий осенний холодок.
– Больные замерзают! – крикнула она, врываясь в комитет. – Если немедленно не будет печников, я снимаю ответственность… Ну, я не знаю, Андрюша, это черт знает что, печи нужны немедленно, понимаешь?!
Круглов сам побежал хлопотать о печах. Решили мобилизовать комсомольцев и сделать печи сверх плана, но трудность заключалась в том, что комсомольцев-печников не было, а беспартийный печник упирался – он и так работал сверхурочно на строительстве нового здания конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
– Подумать надо, – сказал Сергей. – Дело неплохое. Но у меня старики дома… Я подумаю…
Он ушел от Доронина в полном смятении. Он так и не признался ни в чем, а теперь поздно. Он боялся новых уговоров. Но и Доронин и Колька с Нюшей, видимо, были в заговоре и, ни о чем не спрашивая, постепенно втягивали Сергея в круг интересов промысла. И получилось, что дело – решенное, Сергей – свой человек и возвращаться к старой теме нечего.
Наутро третьего дня Колька привел с моря целый караван переполненных рыбой кунгасов. Убирать богатый улов вышли все работники промысла.
Увлеченный общим порывом, Сергей десять часов подряд работал на пристани, нагружая и развозя вагонетки с рыбой. В эти часы трудового азарта он знал, что остается на промысле и все люди ему интересны, как будущие товарищи.
К ночи он свалился на постель измученный и счастливый. Его окружали простые, дружелюбные, славные люди. Конец скитаниям, конец тревогам – он остается. Сон уже надвигался, приятно спутывая мысли. Возможно, что Сергей даже задремал… и вдруг подскочил, как от толчка. Дезертир! Стоит сказать им всем, кто он такой, и от него отвернутся, как от зачумленного!
Промучившись ночь, он выскользнул из дома на рассвете, готовый бежать куда глаза глядят, лишь бы уйти от позора, от разоблачения, от презрения Доронина, Кольки, Нюши – всех этих честных, дружелюбных людей.
И натолкнулся прямо на Доронина.
– А я за тобой! – воскликнул Доронин и обнял Сергея от полноты чувств – после вчерашней работы Сергея никто не сомневался, что он остается. – Тут машина пришла из города. Я тебе бумажку написал, поедешь в обком комсомола, станешь на учет. Учетная карточка у тебя с собой?
– Да нет, в том-то и дело.
– Пустяки, вздор! Объяснишь ребятам – оформят, карточку затребуют, не в первый раз. Скажи – от Доронина. Шофер – комсомолец, он тебя проводит. Я ему объяснил. А следующим отливом обратно приедешь, он тебя на грузовик устроит; все договорено.
В эту минуту Сергей хотел только одного – уехать, уехать как можно скорее. Остается корзинка – черт с ней!
Поодаль от пристани, на песке, стояла потрепанная полутонка. Сергей пошел к ней, переступая через канаты, обходя разложенные по песку сети. Запах рыбы и моря окутывал их. Неожиданно родным показался Сергею машинный, бензинный запах автомобиля.
Совсем молодой шофер возился у машины.
Доронин подробно повторил, что делать с Сергеем.
– Ладно, – сказал парень, – поехали.
Машина развернулась и покатила полным ходом по широкой полосе мокрого, утрамбованного морем песка. Шины беззвучно скользили. В двух шагах билось море, с другой стороны поднимались крутые обрывистые склоны сопок.
– Асфальт? – спросил шофер, подмигивая. – То-то! Это наши асфальтовые шоссе. На них только и отводишь душу. А чуть от берега в сторону – мама родная! Ухаб на ухабе, замаешься!
– А если прилив? – заинтересовался Сергей.
– А прилив – спасайся кто может. Я один раз чуть не влип. Мотор заело. Вожусь час, вожусь два, а вода все прет, прет! В последнюю минуту справился и полетел на третьей скорости. В первый распадок заскочил – отдышался. Берег-то, видишь, какой, деваться некуда. Просидел в щели шесть часов, всех святых помянул! Тоска!
– Значит, надо по морю следить, когда ехать?
Шофер презрительно покосился на Сергея.
– Ну да, еще следить! У нас расписание.
И он показал Сергею типографски отпечатанное расписание приливов и отливов.
Шофер оказался хорошим парнем и вовсе не уговаривал Сергея оставаться на промысле.
– Ты что, астраханский? На кой черт тебе рыба? – сказал он. – Ты Доронина не слушай, он шальной, он те зубы заговорит лучше не надо. Я сам краденый, так знаю, что такое на Сахалине специалист.
– Краденый?
– Ага!
И он не объяснил, а загадочно улыбнулся, наслаждаясь удивлением Сергея. Потом рассказал:
– Привез я сюда четыре машины. Наладил, объездил, сдаю по акту. Дело было осенью, последний пароход вот-вот придет, надо сматываться. Иду к начальнику автобазы: так и так, принимай, подписывай, мне некогда. Он подумал, говорит: ладно, завтра. А назавтра – бац! – на двух машинах свечи покрадены. Я – туда, сюда. Начальник ведет меня к себе, запирает на ключ: «Сажаю под домашний арест, пока идет следствие». Я кричу, требую прокурора. Пароход уходит. А начальник ставит закуски, водку, жена заводит патефон. А он говорит: «Так и так, Валя, вот твои свечи, а я тебя украл, потому что у меня нет механика, а без механика все одно не жизнь. И ты, парень, не обижайся, сам знаешь – ОСУ! Притом же судиться тебе смысла нет – все равно раньше весны не выберешься». Выпили мы с ним, подружили. Второй год работаю. Две премии. На книжке шесть тысяч лежит. ОСУ!
Сергей признался, что хочет уехать, и спросил, часто ли ходят пароходы.
– И дурак будешь! – сказал шофер, не отвечая на вопрос. – На промысел не возвращайся, а уезжать незачем. Попал – и пользуйся случаем. Ты разве знаешь, что такое Сахалин? Ты слышал – каторга, каторга. Была – да нету. Ты думаешь, зря японцы за него цеплялись? Сахалин – это сокровище. Остров сокровищ, вот он что!
Краденый шофер говорил с жаром.
– Я вижу, ты патриот, – сказал Сергей, пытаясь улыбнуться.
– Э-э! посмотрю я на тебя через год, чем ты будешь! У нас все патриоты. ОСУ! Или удирай, или люби. Умный человек любит, идиоты – бегут.
7
Больницей назывался бревенчатый, наскоро сколоченный барак, разделенный на шесть палат и коридор. Его заполнили больными еще в процессе стройки, а потом все некогда было, и больница осталась без печей. Летом о печах не думали, да и не было кирпича. Осенью оказалось, что печи не включены в планы работ, да и кирпич только начал поступать с недостроенного кирпичного завода.
Тоня была слишком встревожена состоянием Семы Альтшулера, чтобы думать о чем-либо другом. Сема был безнадежно плох. Врач тяжело вздыхал, выходя от него, и не скрывал от Тони своих опасений.
Однажды Тоня выбежала за врачом и спросила, замирая:
– Есть ли надежда?
– Какая надежда? – раздраженно крикнул врач. – Какая надежда может быть в таких условиях? Разве здесь можно лечить? Все замерзнут, печей нет и не будет, все плюют на больницу. Мы можем подыхать как суслики – вот как!
В тот же день Тоня побежала в комсомольский комитет. И впервые заметила, что листья уже облетают, что даже на солнце ощутителен веющий осенний холодок.
– Больные замерзают! – крикнула она, врываясь в комитет. – Если немедленно не будет печников, я снимаю ответственность… Ну, я не знаю, Андрюша, это черт знает что, печи нужны немедленно, понимаешь?!
Круглов сам побежал хлопотать о печах. Решили мобилизовать комсомольцев и сделать печи сверх плана, но трудность заключалась в том, что комсомольцев-печников не было, а беспартийный печник упирался – он и так работал сверхурочно на строительстве нового здания конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189