Вроде бы образованные оба познакомьтесь, наконец. Это, Григорий, моя старшая дочь. Ей, дурынде, уж восемнадцатый год с Рождества пошел, а всё ещё в куклы играет.
Гриша протянул руку и тут же ощутил короткое пожатие сухой, сильной и мозолитой ладони.
- Оля. - сказала она и чуть прищурилась, от чего глаза потеряли прозрачность, стали синими и бездонными.
- Григорий. - ответил он и нивесть почему добавил. - А мне уже двадцать девять.
- Детишки вы оба. - насмешливо заметил Антон, обогнул дочь и шагнул к крыльцу.
Гриша наклонился было к канистре:
- Я помогу.
- Не надо, вы гость. - певуче остановила его Оля, легко подхватила канистру и снова поставила её на голову. - По телевизору сказали, что для осанки полезно на голове тяжести таскать. Все манекенщицы так делают для фигуры.
Грише хотелось грубо заметить, что с её фигурой не надо носить на голове даже кленового листа, но на такие комплименты бывший затворник десятилетнего срока был не способен. Он вообще потерялся и ни на что не был способен, по отношению к ней - искал какие-то слова, пока шли к дому, а получался жалкий лепет.
Рослая женщина, первой встретившая здесь Гришу, как и предполагалось, оказалась женой Антона - Людмилой. А кроме того, в этом недостроенном на обоих этажах доме обитали, кроме Оли, ещё трое их детей - пара старших были в школе, последний годовалый - спал в дальней комнате.
В обстановке же, хотя и отмечалась некоторая суровая скудность, но всё было крепко и надежно - как сами хозяева.
Они наскоро выпили по кружке молока и Гриша спиной чувстовал, а несуществующим "третьим глазом" на затылке - видел каждое движение Оли, которая весело порхала по дому, перебрасывалась с родителями ничего не значащими бытовыми фразами, в он, Гриша, в каждом пустяке видел нечто, относящееся именно к нему. В любом слове девушки ему казался скрытым какой-то смысл, предназначенный только для него. Через минуту он даже отличал на слух тяжеловатую поступь Людмилы и упругие шаги Антона от легких шагов Оли. Уезжать сейчас куда-то из этой светлой кухни, где пахло остывшей печкой, свежеструганными досками решительно не хотелось. Так и сидел бы, пил холодное молоко и смотрел как, едва прикрытая коротким платьем девчонка мелькает по дому, легко переставляет босые ноги по чистым доскам пола.
Через четверть часа он вместе с Антоном уже катился по дороге на довольно странной машине с прицепом. Когда-то это был обычный вездеход УАЗ, но теперь переделан настолько, что казался совершенно неузнаваемой диковинкой с большими колесами от трактора, дизельным мотором и вертикальной выхлопной трубой.
Антон оказался простым, но шумным человеком и, как заметил Гриша, ему нравилось, что его называют на "вы".
Хотя как в какой-то конторе, а потом на складе, все окружающие "тыкали" друг друга без всяких церемоний.
Из конторы они поехали в правление, потом домой к какому-то начальнику, а уже затем на склад пиломатериалов. И в результате этой циркуляции пачка документов в руках Антона распухала, а его потертый кожаный бумажник, наполненный деньгами - худел на глазах.
Но на складе расчет провели сумочкой, в которой звякнули бутылки. Кладовщик - мужчина неряшливый и сквалыжный - принял эту сумку, хмыкнул, но все равно выразил недовольство.
- Вообще-то, Антон, не положено тебе здесь материал получать. Ты теперь фермер, частник значит, а мы...
Антон без всяких разговоров, в открытую, сунул ему в руки ещё одну бутылку и сказал.
- На месте материал, пиявка, или уже растащили?
- Кто его знает. - признал любую вероятность кладовщик. - Проверяй.
После этого начался длинный и громкий скандал, оснащенный отборной матерщиной, но, в конечном счете, Гриша вместе с Антоном принялись грузить на свою машину длинные, пахнущие свежераспиленным деревом доски. Погрузили, отвезли и снова вернулись за следующей партией. Таких поездок пришлось сделать пять - до сумерек.
Если не считать того, что зимой Гриша помогал в котельной, где обязанности были крайне несложными - он так давно не занимался простой, тяжелой физической работой на воздухе, что даже почти сразу застонавшие мышцы его принесли какую-то странную радость. Где бы они не ворочали эти доски, везде был свежий, прохладный, чуть влажный воздух. И на всех этих работах по погрузке-выгрузке Гриша ощущал в себе давно забытый яростный и радостный прилив сил. Каждое действие имело смысл - потому что была конечная цель: кончится работа, они вернуться в дом и там он снова увидит Олю, снова зашумит в голове так, что чувства вышибут из головы всякие признаки разума. Что бы Гриша в эти часы не делал, а все время по секундам вспоминал, как навстречу ему идет девчонка, удерживая на голове тяжелую канистру с молоком.
Для удобства в работе Гришу обрядили в добротную телогрейку, выдали сапоги с рукавицами, а где-то между второй и третьей поезкой Антон сказал коротко.
- Надо нам восстановить энергию, Гриша. Как полагаешь?
Гриша никак не полагал, поскольку не понимал о чем идет речь, но ответил весело.
- Конечно, хозяин, как скажете!
Утерянную в трудах энергию восстановили предельно простым способом на подножку дикой машины поставили по стаканчику, появилась бутылка, которую тут же разлили и Антон произнес нечто вроде тоста.
- За знакомство, за хорошую работу и урожай. По единой.
Выпили и тут же убрали бутылку, а Антон уселся к рулю и сказал одобрительно.
- А ты, кажись, хороший парень, Гришка! Какой есть человек всегда видно, когда он бревна начинает ворочать! Тебе что, по правде негде жить?
- Да нет. Есть конечно...
- Я к тому толкую, что если тебе тут природа и народ на душу ляжет, то подавайся ко мне на лето до осени в помошники! Харчи мои, само собой, зарплату тебе оговорим, не обижу, ну, а уж работа от зари до зари, крестьянская, сам понимаешь!
- Не знаю. - улыбнулся Гриша, ничуть не удивляясь предложению. Для него все казалось праздничным - эта грохочущая езда с досками, темнеющие вокруг поля, холодный ветер в лицо и ощущение не опьянения, а необычной легкости во всем теле и голове. И - сладкое ожидание вечера, в котором непременно должно свершиться что-то светлое и радостное.
- Не понравилось у нас? - ревниво заглянул ему в глаза Антон.
- От чего же? Хорошо живете.
Антон захохотал.
- Эх, Гриша! А как бы мы жили, если бы отстали от нас со своей помощью все городские да районные чиновнички! Они ж только вид делают, что мне жить помогают, а на деле всё это говно только мешает! Я их - кормлю! Они - живут припеваюче! А я - захлебываюсь!
Гришу такие проблемы не волновали и он лишь кивнул в ответ.
- Ладно, Гриша! - словно на что решившись, прокричал Антон от руля. Привезем наши дрова, повечеряем, а уж потом, как дядька Станислав наказывал, пойдем эти сокровища дурацкие искать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Гриша протянул руку и тут же ощутил короткое пожатие сухой, сильной и мозолитой ладони.
- Оля. - сказала она и чуть прищурилась, от чего глаза потеряли прозрачность, стали синими и бездонными.
- Григорий. - ответил он и нивесть почему добавил. - А мне уже двадцать девять.
- Детишки вы оба. - насмешливо заметил Антон, обогнул дочь и шагнул к крыльцу.
Гриша наклонился было к канистре:
- Я помогу.
- Не надо, вы гость. - певуче остановила его Оля, легко подхватила канистру и снова поставила её на голову. - По телевизору сказали, что для осанки полезно на голове тяжести таскать. Все манекенщицы так делают для фигуры.
Грише хотелось грубо заметить, что с её фигурой не надо носить на голове даже кленового листа, но на такие комплименты бывший затворник десятилетнего срока был не способен. Он вообще потерялся и ни на что не был способен, по отношению к ней - искал какие-то слова, пока шли к дому, а получался жалкий лепет.
Рослая женщина, первой встретившая здесь Гришу, как и предполагалось, оказалась женой Антона - Людмилой. А кроме того, в этом недостроенном на обоих этажах доме обитали, кроме Оли, ещё трое их детей - пара старших были в школе, последний годовалый - спал в дальней комнате.
В обстановке же, хотя и отмечалась некоторая суровая скудность, но всё было крепко и надежно - как сами хозяева.
Они наскоро выпили по кружке молока и Гриша спиной чувстовал, а несуществующим "третьим глазом" на затылке - видел каждое движение Оли, которая весело порхала по дому, перебрасывалась с родителями ничего не значащими бытовыми фразами, в он, Гриша, в каждом пустяке видел нечто, относящееся именно к нему. В любом слове девушки ему казался скрытым какой-то смысл, предназначенный только для него. Через минуту он даже отличал на слух тяжеловатую поступь Людмилы и упругие шаги Антона от легких шагов Оли. Уезжать сейчас куда-то из этой светлой кухни, где пахло остывшей печкой, свежеструганными досками решительно не хотелось. Так и сидел бы, пил холодное молоко и смотрел как, едва прикрытая коротким платьем девчонка мелькает по дому, легко переставляет босые ноги по чистым доскам пола.
Через четверть часа он вместе с Антоном уже катился по дороге на довольно странной машине с прицепом. Когда-то это был обычный вездеход УАЗ, но теперь переделан настолько, что казался совершенно неузнаваемой диковинкой с большими колесами от трактора, дизельным мотором и вертикальной выхлопной трубой.
Антон оказался простым, но шумным человеком и, как заметил Гриша, ему нравилось, что его называют на "вы".
Хотя как в какой-то конторе, а потом на складе, все окружающие "тыкали" друг друга без всяких церемоний.
Из конторы они поехали в правление, потом домой к какому-то начальнику, а уже затем на склад пиломатериалов. И в результате этой циркуляции пачка документов в руках Антона распухала, а его потертый кожаный бумажник, наполненный деньгами - худел на глазах.
Но на складе расчет провели сумочкой, в которой звякнули бутылки. Кладовщик - мужчина неряшливый и сквалыжный - принял эту сумку, хмыкнул, но все равно выразил недовольство.
- Вообще-то, Антон, не положено тебе здесь материал получать. Ты теперь фермер, частник значит, а мы...
Антон без всяких разговоров, в открытую, сунул ему в руки ещё одну бутылку и сказал.
- На месте материал, пиявка, или уже растащили?
- Кто его знает. - признал любую вероятность кладовщик. - Проверяй.
После этого начался длинный и громкий скандал, оснащенный отборной матерщиной, но, в конечном счете, Гриша вместе с Антоном принялись грузить на свою машину длинные, пахнущие свежераспиленным деревом доски. Погрузили, отвезли и снова вернулись за следующей партией. Таких поездок пришлось сделать пять - до сумерек.
Если не считать того, что зимой Гриша помогал в котельной, где обязанности были крайне несложными - он так давно не занимался простой, тяжелой физической работой на воздухе, что даже почти сразу застонавшие мышцы его принесли какую-то странную радость. Где бы они не ворочали эти доски, везде был свежий, прохладный, чуть влажный воздух. И на всех этих работах по погрузке-выгрузке Гриша ощущал в себе давно забытый яростный и радостный прилив сил. Каждое действие имело смысл - потому что была конечная цель: кончится работа, они вернуться в дом и там он снова увидит Олю, снова зашумит в голове так, что чувства вышибут из головы всякие признаки разума. Что бы Гриша в эти часы не делал, а все время по секундам вспоминал, как навстречу ему идет девчонка, удерживая на голове тяжелую канистру с молоком.
Для удобства в работе Гришу обрядили в добротную телогрейку, выдали сапоги с рукавицами, а где-то между второй и третьей поезкой Антон сказал коротко.
- Надо нам восстановить энергию, Гриша. Как полагаешь?
Гриша никак не полагал, поскольку не понимал о чем идет речь, но ответил весело.
- Конечно, хозяин, как скажете!
Утерянную в трудах энергию восстановили предельно простым способом на подножку дикой машины поставили по стаканчику, появилась бутылка, которую тут же разлили и Антон произнес нечто вроде тоста.
- За знакомство, за хорошую работу и урожай. По единой.
Выпили и тут же убрали бутылку, а Антон уселся к рулю и сказал одобрительно.
- А ты, кажись, хороший парень, Гришка! Какой есть человек всегда видно, когда он бревна начинает ворочать! Тебе что, по правде негде жить?
- Да нет. Есть конечно...
- Я к тому толкую, что если тебе тут природа и народ на душу ляжет, то подавайся ко мне на лето до осени в помошники! Харчи мои, само собой, зарплату тебе оговорим, не обижу, ну, а уж работа от зари до зари, крестьянская, сам понимаешь!
- Не знаю. - улыбнулся Гриша, ничуть не удивляясь предложению. Для него все казалось праздничным - эта грохочущая езда с досками, темнеющие вокруг поля, холодный ветер в лицо и ощущение не опьянения, а необычной легкости во всем теле и голове. И - сладкое ожидание вечера, в котором непременно должно свершиться что-то светлое и радостное.
- Не понравилось у нас? - ревниво заглянул ему в глаза Антон.
- От чего же? Хорошо живете.
Антон захохотал.
- Эх, Гриша! А как бы мы жили, если бы отстали от нас со своей помощью все городские да районные чиновнички! Они ж только вид делают, что мне жить помогают, а на деле всё это говно только мешает! Я их - кормлю! Они - живут припеваюче! А я - захлебываюсь!
Гришу такие проблемы не волновали и он лишь кивнул в ответ.
- Ладно, Гриша! - словно на что решившись, прокричал Антон от руля. Привезем наши дрова, повечеряем, а уж потом, как дядька Станислав наказывал, пойдем эти сокровища дурацкие искать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122