К тому же в голове постоянно звучал беспрерывный гул и порой не хватало дыхания.
Напарники Гриши, судя по всему, были в таком же состояниии, почти не разговаривали и казались Грише попросту животными - тупыми и бессловесными тягловыми волами. Некоторый оптимизм проявлял только Климов, навязчиво рассказывал всем, что пишет ему жена, но был он то ли слаб, то ли болен, все время раблтал только на отгрузке породы, что было много легче, нежели труд в забое.
Они работали, ели и совершали все биологические процессы в каком-то полусне. Изредка Грише приходило соображение, что подобного состояния у него не было никогда - ни в Балтийске, ни в других больницах. Это отупение обьяснил на пятой вахте тот же угрюмый Ложкин. Они сидели на пару, каждый на своем ведре параши, когда Ложкин спросил.
- Башка трещит у тебя? Мозга за мозгу цепляется?
- Да, что-то около того.
- На наркоте нас держат. - и более ничего пояснять не стал.
Кажется, перед шестой вахтой, перед едой, Бригадир протянул Грише запечатанный конверт.
- Ну вот, Григорий, и тебе письмо! Ответ твоей подруги! Теперь будешь вкалывать веселее!
От Аллы? - мелькнула удивленная мысль, в которую невозможно было поверить. Он принял конверт, на котором было написано твердой рукой "Григорию Нестерову". Без всяких почтовых штемпелей. Это обстоятельство Бригадир тут же пояснил.
- Ну, сам понимаешь, почту мы доставляем фельд-курьером! Специально человека на машине гоняем. Но подруга твоя весела и бодра, сын её Петька тоже, так что тебя ждут! Читай, я думаю, что все там написано.
Гриша сел на свою койку и распечатал письмо. Текст был написан такими же четкими буквами.
"Дорогой Григорий! Твой товарищ привез мне твое письмо. Я очень рада, что ты получил хорошую работу. Петр тоже очень обрадовался, что у тебя все в порядке и он ждет с нетерпением твоего возвращения. Дед Иван нас окончательно покинул и мы остались, можно сказать, одни. Вся эта псарня нам крайне надоела. Если ты вернешся с хорошим заработком, то мы все-таки купим конющню, есть такая возможность. Жду тебя, Алла"
В сдержанных строках ответа всякого смысла было ровно столько, сколько было. Но Гриша перечитал письмо трижды, ему казалось, что чего-то он там ещё не понимает. А потом он - возликовал от счастья! То, что письмо написано именно Аллой, сомнений не было никаких - и про Петьку, и про деда Ивана все было сообщалось именно так, как мог представить себе Гриша. Значит, его письмо - дошло! Значит правда и то, что его ждут!
Замкнутое пространство тоннеля словно солнцем осветилось и состояние дел показалось не таким уж удручающим. Получалось, что Бригадир не лгал надо лишь пройти эти двадцать три метра, а потом все кончится.
Он спрятал письмо под матрац, быстро перекусил и первым пошел в забой. Он схватился за лопату, как за спасение, когда услышал, как Ложкин спросил насмешливо.
- Письмо получил? Теперь понял в чем смысл нашей старой шахтерской песни?
- Какой? - не понял Гриша.
Ложкин откинул со лба грязные космы и неожиданно сипло попытался пропеть.
- Девушки пригожие! Тихой песней встретили! И в забой отправился! Парень - молодой!... Только ты из этого забоя не вылезешь. К своей пригожей девушке.
Гриша отвернулся и сильным ударом вогнал штык лопаты в глину. До окончания вахты он вгрызался в грунт с такой яростью, словно выбирался на свободу, что, впрочем, по его понятию, так и было.
Когда вахта закончилась он тут же сел за ответное послание, которое уже мысленно составил, пока махал лопатой и киркой.
"Дорогая Алла! Вы не представляете себе, какое это счастье, что я получил от вас письмо! Конечно, работа у меня тяжелая, но теперь я постараюсь как можно быстрей её закончить. Я думаю, что получу за работу те деньги, на которых можно будет купить пони, о котором вы мечтаете. Купить маленького пони, чтобы возить на нем детей. Я не знаю, сколько стоит такая лошадка, напишите мне в следующем ответе. Работа здесь тяжелая, но теперь я справляюсь легко. Всего надо продолбить двадцать три метра, а мы уже на шестом. Или седьмом..."
Он запечатал конверт, отдал письмо Бригадиру. Такие же послания сдали и Маслаков с Климовым. Ложкин никогда никому не писал, а немой Рогожин, скорее всего, грамоте не разумел.
Чередование вахт, как пояснил Бригадир, шло в цикле "шесть на восемь часов." Шесть - работа, восемь - сон.
Работа - сон, еда. Всё.
Работа-сон, еда. Перед сном - ужин, перед работой - завтрак. Обе трапезы простые, сытные, без ограничений в добавке. И ничего более, кроме перекуров и пауз для отправления естественных надобностей - в ведро, которое охрана заставляла глухонемого Рогожина выносить наверх или в какой-то боковой ход, через который неизвестно куда отгружали выробатанную породу.
Теперь, кроме долбежки грунта, в существовании Гриши появилось новое, чудесное занятие. Вгрызаясь в глину, он мысленно писал следующее письмо Алле, шлифовал стиль, а главное - набирал все более всяческих мыслей, чтоб поведать их в очередном ответе. Нельзя сказать, чтоб работа при этом стала легче - но в ней появился хоть какой-то финальный смысл.
Неизвестно через какое время, но Гриша обнаружил, что волна отупения застилает голову сразу после приема пищи. В конце вахты мозг начинает воспринимать реальность четче. Ложкин оказался прав - наркотики бригаде подсовывали. С действием оболванивающих препаратов Гриша был знаком по своему десятилетнему опыту.
После завтрака, перед выходом на очередную вахту - он лег на койку и уставилсяч в потолок.
- Вперед, парни! - позвал бригаду Бригадир и повернулся к Грише. - А с тобой что за дела?! Григорий, ты ж у мення ударник! Я тебе и премию уже начисляю.
Гриша дождался, пока бригада не исчезла за дверьми, потом сказал решительно.
- Если будете накачивать меня наркотой - с койки не встану.
Бригадир шагнул к нему, внимательно посмотрел в лицо, потом сказал спокойно.
- Компот не пей, когда дают. Ограничивайся чаем и кофе.
Гриша поднялся и зашагал в забой, порешив, что теперь в его жизни все полностью устроилось в самом лучшем виде.
Ответ от Аллы не заставил себя долго ждать.
"Дорогой Гриша! Сколько стоит сейчас пони, сказать не могу, потому что ещё не приценивалась. Думаю, что подешевле коровы. Я и Петр тебя часто вспоминаем. Да! Я продала всех собак, так как мне это занятие надоело. На днях ездила в конно-спортивный комплекс, в Москву, в Измайловский пар. В общем, содержание конюшен дело хлопотливое, без мужчин там вообще не обойтись..."
... В конце марта пришла долгожданная весна. С утра на застоявшиеся, оледеневшие сугробы обрушивались лучи уже теплого соолнца и день оказался неожиданно длинным и ярким. Но более всего Аллу поразили перемены в брате. Он словно взорвался изнутри, раза по три на день приезжал на машине, каждый раз с новостями и проектами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Напарники Гриши, судя по всему, были в таком же состояниии, почти не разговаривали и казались Грише попросту животными - тупыми и бессловесными тягловыми волами. Некоторый оптимизм проявлял только Климов, навязчиво рассказывал всем, что пишет ему жена, но был он то ли слаб, то ли болен, все время раблтал только на отгрузке породы, что было много легче, нежели труд в забое.
Они работали, ели и совершали все биологические процессы в каком-то полусне. Изредка Грише приходило соображение, что подобного состояния у него не было никогда - ни в Балтийске, ни в других больницах. Это отупение обьяснил на пятой вахте тот же угрюмый Ложкин. Они сидели на пару, каждый на своем ведре параши, когда Ложкин спросил.
- Башка трещит у тебя? Мозга за мозгу цепляется?
- Да, что-то около того.
- На наркоте нас держат. - и более ничего пояснять не стал.
Кажется, перед шестой вахтой, перед едой, Бригадир протянул Грише запечатанный конверт.
- Ну вот, Григорий, и тебе письмо! Ответ твоей подруги! Теперь будешь вкалывать веселее!
От Аллы? - мелькнула удивленная мысль, в которую невозможно было поверить. Он принял конверт, на котором было написано твердой рукой "Григорию Нестерову". Без всяких почтовых штемпелей. Это обстоятельство Бригадир тут же пояснил.
- Ну, сам понимаешь, почту мы доставляем фельд-курьером! Специально человека на машине гоняем. Но подруга твоя весела и бодра, сын её Петька тоже, так что тебя ждут! Читай, я думаю, что все там написано.
Гриша сел на свою койку и распечатал письмо. Текст был написан такими же четкими буквами.
"Дорогой Григорий! Твой товарищ привез мне твое письмо. Я очень рада, что ты получил хорошую работу. Петр тоже очень обрадовался, что у тебя все в порядке и он ждет с нетерпением твоего возвращения. Дед Иван нас окончательно покинул и мы остались, можно сказать, одни. Вся эта псарня нам крайне надоела. Если ты вернешся с хорошим заработком, то мы все-таки купим конющню, есть такая возможность. Жду тебя, Алла"
В сдержанных строках ответа всякого смысла было ровно столько, сколько было. Но Гриша перечитал письмо трижды, ему казалось, что чего-то он там ещё не понимает. А потом он - возликовал от счастья! То, что письмо написано именно Аллой, сомнений не было никаких - и про Петьку, и про деда Ивана все было сообщалось именно так, как мог представить себе Гриша. Значит, его письмо - дошло! Значит правда и то, что его ждут!
Замкнутое пространство тоннеля словно солнцем осветилось и состояние дел показалось не таким уж удручающим. Получалось, что Бригадир не лгал надо лишь пройти эти двадцать три метра, а потом все кончится.
Он спрятал письмо под матрац, быстро перекусил и первым пошел в забой. Он схватился за лопату, как за спасение, когда услышал, как Ложкин спросил насмешливо.
- Письмо получил? Теперь понял в чем смысл нашей старой шахтерской песни?
- Какой? - не понял Гриша.
Ложкин откинул со лба грязные космы и неожиданно сипло попытался пропеть.
- Девушки пригожие! Тихой песней встретили! И в забой отправился! Парень - молодой!... Только ты из этого забоя не вылезешь. К своей пригожей девушке.
Гриша отвернулся и сильным ударом вогнал штык лопаты в глину. До окончания вахты он вгрызался в грунт с такой яростью, словно выбирался на свободу, что, впрочем, по его понятию, так и было.
Когда вахта закончилась он тут же сел за ответное послание, которое уже мысленно составил, пока махал лопатой и киркой.
"Дорогая Алла! Вы не представляете себе, какое это счастье, что я получил от вас письмо! Конечно, работа у меня тяжелая, но теперь я постараюсь как можно быстрей её закончить. Я думаю, что получу за работу те деньги, на которых можно будет купить пони, о котором вы мечтаете. Купить маленького пони, чтобы возить на нем детей. Я не знаю, сколько стоит такая лошадка, напишите мне в следующем ответе. Работа здесь тяжелая, но теперь я справляюсь легко. Всего надо продолбить двадцать три метра, а мы уже на шестом. Или седьмом..."
Он запечатал конверт, отдал письмо Бригадиру. Такие же послания сдали и Маслаков с Климовым. Ложкин никогда никому не писал, а немой Рогожин, скорее всего, грамоте не разумел.
Чередование вахт, как пояснил Бригадир, шло в цикле "шесть на восемь часов." Шесть - работа, восемь - сон.
Работа - сон, еда. Всё.
Работа-сон, еда. Перед сном - ужин, перед работой - завтрак. Обе трапезы простые, сытные, без ограничений в добавке. И ничего более, кроме перекуров и пауз для отправления естественных надобностей - в ведро, которое охрана заставляла глухонемого Рогожина выносить наверх или в какой-то боковой ход, через который неизвестно куда отгружали выробатанную породу.
Теперь, кроме долбежки грунта, в существовании Гриши появилось новое, чудесное занятие. Вгрызаясь в глину, он мысленно писал следующее письмо Алле, шлифовал стиль, а главное - набирал все более всяческих мыслей, чтоб поведать их в очередном ответе. Нельзя сказать, чтоб работа при этом стала легче - но в ней появился хоть какой-то финальный смысл.
Неизвестно через какое время, но Гриша обнаружил, что волна отупения застилает голову сразу после приема пищи. В конце вахты мозг начинает воспринимать реальность четче. Ложкин оказался прав - наркотики бригаде подсовывали. С действием оболванивающих препаратов Гриша был знаком по своему десятилетнему опыту.
После завтрака, перед выходом на очередную вахту - он лег на койку и уставилсяч в потолок.
- Вперед, парни! - позвал бригаду Бригадир и повернулся к Грише. - А с тобой что за дела?! Григорий, ты ж у мення ударник! Я тебе и премию уже начисляю.
Гриша дождался, пока бригада не исчезла за дверьми, потом сказал решительно.
- Если будете накачивать меня наркотой - с койки не встану.
Бригадир шагнул к нему, внимательно посмотрел в лицо, потом сказал спокойно.
- Компот не пей, когда дают. Ограничивайся чаем и кофе.
Гриша поднялся и зашагал в забой, порешив, что теперь в его жизни все полностью устроилось в самом лучшем виде.
Ответ от Аллы не заставил себя долго ждать.
"Дорогой Гриша! Сколько стоит сейчас пони, сказать не могу, потому что ещё не приценивалась. Думаю, что подешевле коровы. Я и Петр тебя часто вспоминаем. Да! Я продала всех собак, так как мне это занятие надоело. На днях ездила в конно-спортивный комплекс, в Москву, в Измайловский пар. В общем, содержание конюшен дело хлопотливое, без мужчин там вообще не обойтись..."
... В конце марта пришла долгожданная весна. С утра на застоявшиеся, оледеневшие сугробы обрушивались лучи уже теплого соолнца и день оказался неожиданно длинным и ярким. Но более всего Аллу поразили перемены в брате. Он словно взорвался изнутри, раза по три на день приезжал на машине, каждый раз с новостями и проектами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122