Теперь важно было не наделать еще ошибок. Конечно, его личный врач знал, куда поблизости можно было без лишней огласки пристроить тяжелораненого. Аджиев только не мог понять до конца, нужно ли было это лично ему, Артуру Нерсесовичу, чтобы Степан выжил. Конечно, этот бывший омоновец на протяжении последних пяти лет служил ему верой и правдой, и он, если выживет, найдет возможность скрутить башку этому заносчивому уркагану. Вдвоем им в его свите не служить... Степана Аджиев в деле проверял не раз, что-то получится еще из новенького и так ли уж он ему обязан? Никому Артур Нерсесович не был обязан. Он покрутил головой: среди охранников Федора не было.
- Где Федор? - грозно спросил он.
- Наверное, опять на озере, - угодливо откликнулся Петр.
Все молчали. Ветер осатанело рвал верхушки деревьев. Дождь пошел редкий, но похолодало, и Аджиев поежился.
- Приведи сюда, - приказал он, обращаясь к Петру. - Да закончим с этими... - Он не договорил, но все поняли, о чем речь.
Аджиев сидел на террасе, накинув дождевик, когда появился совершенно промокший Федор в сопровождении Петра.
- Твой Васька загнулся. - Аджиев пристально посмотрел на подошедшего.
Федор стоял с непроницаемым лицом. Теперь никакие силы мира не смогли бы вывести его из себя.
- Что мне Васька? Измолотили, вот и откинул копыта. Он ведь говенной породы, интеллигент... Жила лопнула.
- А, пошел ты... - махнул рукой Аджиев. - Учить будешь.
Видно было, что он выдохся, хотя наверняка выпил еще. Федор заметил на столе перед ним ополовиненную поллитровку "Смирновской".
- Я разберусь... - пробормотал Артур Нерсесович и встал. - Давай в баню... И вы, трое, со мной.
Он указал на Петра и еще на двоих "быков", приехавших в джипе.
"Только бы выдержать эту ночь", - думал Федор, сам не зная, почему именно эту ночь, но так ему показалось: скоро обязательно что-то в его судьбе должно перемениться.
Скамья стояла на прежнем месте, но тела Васьки на ней уже не было.
Аджиев дернулся было к ней, но, не дойдя шага, остановился, рявкнул:
- Стул принесите.
Петр быстренько смотался за стулом. Все молчали.
Федор скользнул по пустым лицам "быков", оставшихся у двери, на мешки не смотрел, присел на корточки у стены, достал сигареты. Его познабливало, мокрая одежда неприятно холодила тело.
Аджиев сел, закинув ногу на ногу, и приказал:
- Посадите их лицом ко мне.
"Быки" перевернули людей в мешках и пристроили к стенке в полусидячих позах.
Федор курил, поглядывая в потолок, но не удержался: кинул взгляд в ту сторону. Две окровавленные, в синих подтеках головы торчали из грубой рогожи. На этих лицах уже не было никакого выражения, даже страдание покинуло их. Из глаз, устремленных в никуда, смотрел на Федора потусторонний мир.
- Ну что, орлы, - осклабился Аджиев, - деньги, за меня полученные, все прогуляли? Мало вам давал? Пожадничали?
Головы никак не откликнулись. Тишина воцарилась в баньке. Да и за стенами вдруг все стихло: ушла гроза. Лишь тоненько подвывал где-то под крышей ветер.
"Скучное дело - смерть", - почему-то подумал Федор.
Аджиев, наверное, почувствовал что-то подобное, его тонкие губы исказились гримасой отвращения.
- Мясо... - сказал он. - Вы привезли мне два куска мяса.
- Они сопротивлялись, - проворчал один из "быков".
- А вы хотели, чтоб сами пришли и сказали: "Берите нас"? Да? Мудаки... - Артур Нерсесович совершенно растерял весь свой боевой настрой, но не ненависть. - Ладно... Закончим с вами. Говорят, вы меня Китайцем прозвали? Так будет вам китаец! За предательство по-китайски казню! - внезапно оживился он. - Свиньей казню. - Он понизил голос: - Похрюкаете у меня пару дней, прежде чем загнетесь, вспомните все! Это я обещаю!
Федор с любопытством следил за сменой выражений на лице Аджиева. На последних словах оно приняло зловещее выражение.
Петр закашлялся где-то сзади, но Федор даже не оглянулся. Он увидел, как со страшным усилием напряглось лицо одного из тех, кто лежал в мешках. Другой был ко всему безучастен.
- Я скажу, что-то скажу... - сипела голова, силясь оторвать затылок от стены. - Не убивай...
- Убивать? - вскинулся Аджиев. - Нет, это было бы слишком легко для вас. Вам отрубят руки и ноги, отрежут языки, выколют глаза и проколют уши, а потом, только потом, заметьте, бросят в сортир. Поплаваете в говне, понюхаете его вдоволь и сдохнете там... Сдохнете, свиньи... Так казнили в средневековом Китае, вам не известно это? Ну, конечно, китайцев вы не читали, смерды! Мразь, падаль!..
Артура Нерсесовича заметно расшевелило видение жуткой казни. Он преобразился. Теперь его глаза излучали какой-то безумный восторг. Он поднялся со стула, потирая руки, как будто бы от нетерпения.
- Я скажу, хочу что-то сказать... - вновь засипела голова теперь уже с отчаянием. Из заплывшего глаза по щеке потекла слеза. - Очень важное для тебя... Ты умрешь сам, если не узнаешь... Сохрани жизнь... Умоляю...
- Шантаж! - рявкнул Аджиев. - Говори, и тебя просто пристрелят. Только так!
- Убьют, тебя самого скоро убьют... - настаивал человек в мешке, из последних сил цепляясь за возможность выжить.
- Врешь ты все, сявка... - раздраженно покачал головой Аджиев. Хватит, кончайте с ними, - кивнул он "быкам".
- Слышишь, ты... - взрыднула та же голова, - Раздольский тебе знаком?
Аджиев вздрогнул, словно пораженный молнией. "Быки" уже шли к мешкам, и он остановил их жестом.
- Что? - спросил он незнакомым тоненьким голосом. - Как ты сказал?
- Больше ничего не скажу... - Голова откинулась назад. - Все...
- Что ты хочешь? - Аджиев туманно смотрел в пространство.
- Жить... - бросила голова. - Поклянись здесь перед всеми, что оставишь жизнь...
- Клянусь, - подумав, сказал Аджиев. - Говори, что знаешь.
- Твоя жена... - прохрипел человек в мешке.
- Все, - быстро проговорил Артур Нерсесович. - Перед смертью ведь не врут, да? - Лицемерная мягкость его тона потрясла Федора, он уже знал, что за этим последует. - Кончайте с обоими.
Он вышел из комнаты под истошный вой того, которому он только что намекнул на спасение.
- Болван... - с трудом выговорил вдруг тот, второй в мешке, который все время молчал, и захохотал так, что волосы зашевелились у Федора на затылке.
"Быки" втаскивали уже первого на скамью. Федор приподнялся и, покачнувшись, вышел из комнаты, за спиной прошелестел скопческий говорок Петра:
- Куда же ты, Стреляный? Кишка тонка, выблядок?
Но Артюхова ничто не заставило бы остаться свидетелем начавшейся процедуры.
Уже на крыльце его остановил дикий крик, а потом все смолкло. Слышались лишь глухие рубленые удары, как в мясном ряду.
Федор хотел теперь только одного: быстро переодеться, хлопнуть пару стопок и уйти подальше от дома, от того гиблого места, где творилась казнь. Но едва он успел натянуть на себя все сухое, как его опять позвали к Артуру Нерсесовичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93