А человек всегда за жизнь хватается, когда уж вроде и незачем ему такая жизнь... одна маета. Видишь, вот и Клестов этот сейчас рад, что живой остался...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Странное это создание - человек. Глазам его был открыт распахнутый мир, но у него не дрогнула рука лишить себя всей радости его восприятия. Теперь же, когда мир оказался за непреодолимым барьером мрака, человек истязает себя несбыточным желанием возвратиться к нему вновь...
- За что с женой он так обошелся? - спросил осторожно Володька у Альбатроса.
- Ясное дело... за что бабу убивают... - отмахнулся Клестов. Проститутка, ноги выше головы поднимает, уж и не видит ничего... ноги-то застят белый свет... Дали мне, правда, не пятнадцать и даже не двенадцать, а восемь... А вообще, если бы не Цезарь, не жить мне. Овчарка у меня была восточноевропейская, - пояснял он совершенно спокойно, точно и не с ним это происходило. - Пес увидел, как я в жену выстрелил, а потом направил дуло себе в висок, и бросился мне на руку... Вот пуля и пошла вскользь. А пес тут сиганул со второго этажа к людям. Он помощь привел.
- Умный пес, - позавидовал Казарин.
Клестов кивнул и стал рассказывать про любимца своего, и столько тоски, не раз думанного и болючего было в его рассказе...
- Год всего и был овчарке. Сейчас-то наверняка нашего брата сторожит. Бывало, застрянет в зубах ириска, вот и крутится она волчком, лапу-то в рот не засунешь, она и жует, жует и так уж голову, бедная, повернет, и эдак, пока как-то не изловчится выкинуть ириску из пасти. Походит, походит вокруг нее, понюхает, убедится, что та не кусается, и вновь подхватит зубами. Ну а та вновь прилипает, и все сначала... Потеха! - улыбнулся наконец-то Клестов; лицо осветилось переживанием дорогого, близкого. - Вот так и бесится весь вечер, пока этих ирисок килограмм не съест. А собакам сладости нельзя, болеть потом могут. Еле оттащишь от них...
- Им много чего нельзя есть, - подтвердил Казарин. - Это только наш брат на этих отбросах да баланде выживает...
- Ну, - не слыша его, продолжал о своем Миша. - Яичную скорлупу любил есть, сами яйца не ел, зараза. Апельсины тоже не ест, а кожуру - пожалуйста...
- Нам бы хоть кожуры этой понюхать... - вздохнул Казарин.
- А бывало, усядется в кресло да уставится в телевизор, словно там что-то для него показывают. Думаю, понимал все, не просто пялился в экран. Вот однажды в мультике кота крупным планом показали, так Цезарь как рявкнет! Потом уж сообразил, что-то не то - не настоящий. Или в большое зеркало уткнется и давай рычать, клыки скалить, пока не дойдет, что сам себе рожи корчит. Тоже потеха... Подрос когда, я его в постромки - дочку на санках катал. Та в восторге, и он тоже захлебывается лаем, вот радость-то была для обоих. Эх, уж лучше порешил бы я себя... - неожиданно для светлых своих воспоминаний жестко и зло закончил он.
- А сейчас, что ли, нельзя? - вылез со своим языком поганым Казарин.
Все замолчали, и молчание это пристыдило ветрогона.
- Ну, это я так... не бери в голову...
Клестов мягко улыбнулся, заговорил другим - тихим, не своим будто голосом:
- Эх, братец, не так это легко, как говорят, поверь... Тут мужество надо иметь, во-о-т такое большое мужество. Пыл улетел, а желание жить осталось, хоть слепой я... а жить-то хочется. Вот говорят, что у самоубийц силы воли нет. Брехня! Не верю я, у них-то эта сила воли еще какая... но дурная.
Помолчали.
- А я собак не люблю, - отмахнулся Альбатрос, перебивая тягостную паузу. Собака, она и есть собака. И человеку глотку перегрызет. То ли дело - конь! Вот благородное животное так благородное...
- Я тоже собак ненавижу! - встрял Володька. - Весной чуть палец в воронке не отхватила. На повороте машину занесло, ну я и схватился за стойку решетки. А за ней собака с солдатом сидела. Как она хватила, стерва, хорошо вовремя руку убрал. Так я ей потом со злости всю морду обхаркал. А она, дура, бесится, лает, шерсть дыбом, - и он глуповато улыбнулся, - они ведь все кидаются, на нас ведь их дрессируют...
- У меня с собакой давнишние счеты... - загадочно протянул Альбатрос.
Все смолкли, навострили уши в предвкушении рассказа бывалого человека. Но он явно не спешил, покряхтел, повошкался для солидности, подбил поудобней под себя подушку.
- Иваныч, ну, не томи душу... - не вытерпел Казарин, - травани что-нибудь, не тяни кота за хвост. Что у тебя там?
Слепой вздохнул глубоко, прикрыл глаза, словно смахнув одним незрячим взглядом в пропасть несколько десятков лет, начал глубоким, низким голосом, как диктор Левитан. Все сразу замерли.
ВОЛЯ. АЛЬБАТРОС
...И парнем еще, до войны, я в Архангельске жил, там и кличку эту первую получил - Апельсин, красный был тогда, весь рыжий. Апельсины раз завезли в город, они гнить начали на каком-то корабле, - ну, их и в продажу. Запомнили все - невиданный вкус и цвет... Меня в честь них и назвали...
Была у нас там такая Раечка Куропаткина. Заведет, бывало, справного рыбака к себе, помиловаться, а мы его там и общипаем. И ей удовольствие, и нам припас. А рыбаки-то с путины денег сколь привозили, ах... Ну а мы: были ваши стали наши... На "малине" большие деньги проматывали, не жалели.
Вскоре и взяли, понятно. Басаргин, старый уполномоченный, сам из моряков бывших. Зимний, говорят, еще брал, строгий был дядька. Мой брат, кстати, старший, в то время батюшку-царя защищал, кадетом был. Может, и встречались они с этим Басаргиным там, в Петрограде. Зря он его тогда не пришил...
Так вот... арестовал он нас. А тут - война. Что с нами делать-то? Дорога на Питер уже у немца, здесь оставлять вроде тоже нельзя. А мне червонец пришили. Ну, на пароход нас - через Белое море, чтобы к Дудинке попасть. По Ледовитому океану. Много на корабле таких, как я, набралось, загнали нас с этапа в трюм, и поплыли мы... по морям, по волнам...
А в воздухе что творится... кидает пароход в разные стороны, налет. Слышу, бомбы ложатся - справа, слева. Все, думаю, теперь - по центру, прямо по темечку.
Наши из зениток по ним лупят. Мы в караване плывем. Думаю: Ваня, вот ты и попался, крещусь, чую, не выкручусь на этот раз. Но куда там немцу до нашего креста - бомбят, знай. Значит, на дно... Сижу, думаю: неужто из корабля-то нельзя выплыть, коль он тонет?.. Как же так? Дед мой на Цусиме японца бил, а тут немец треклятый, неужто от его руки погибну?.. Генка у нас был, сын англичанина, сам он русский, а отец приезжал после революции, инженер, помогать, ну и помог его мамаше. Сидит этот Генка, длинный, синий, песни распевает во все горло. Я еще шучу - на родном, говорю, на английском, попой, может, с батькой на том свете встретишься, тот уже помер в Англии этой, посылки перестал слать. А другой про Колыму затянул. Колыма, мол, Колыма, эта чудная планета. Двенадцать месяцев зима, остальное лето. Как сейчас помню...
Пароход, значит, чуть не опрокидывает, бултыхает, как яичную скорлупу, а тот певец отстукивает в соседний отсек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146