Том старался не вникать во взрослые дела и все время проводил с лошадьми. Ради общения с ними он даже пропускал школу, а родители были слишком поглощены судебным процессом, чтобы заметить его прогулы и пресечь их.
За все это время Том видел отца счастливым только в те три весенних дня, когда они перегоняли скот на летние пастбища. Мать, Фрэнк и Рози тоже отправлялись с ними, все пятеро проводили весь день верхом и спали под открытым небом.
– Вот было бы хорошо, чтобы «сейчас» никогда не кончалось, – в раздумье произнес Фрэнк в один из трех вечеров, когда они лежали, глядя, как из-за темных хребтов выползает огромный месяц. Фрэнку было тогда всего одиннадцать лет, и по характеру он совсем не походил на философа. Где-то вдали завыл койот.
– Думаю, в этом и заключается вечность, – отозвался отец. – Длинная цепь «сейчас». И еще я думаю: все, что можно сделать, это попытаться прожить настоящее «сейчас», не очень волнуясь о прошлом и будущем «сейчас».
Тому это напутствие отца показалось лучшей жизненной философией.
Трехлетняя тяжба сломила отца. В конце концов ранчо продали одной нефтяной компании, а оставшиеся от судебных издержек деньги поделили пополам. Получившего свою долю Неда больше никто никогда не видел. Дэниел и Эллен, забрав с собой детей, двинулись на запад. Они купили семь тысяч акров земли и старый полуразвалившийся дом у подножия Скалистых гор. Именно в этом месте высокогорные пастбища резко переходят в стену из известняка, которой более ста миллионов лет. Со временем Том проникся их величественной, суровой красотой. Но поначалу не мог с ними смириться. Родной дом у него грубо отняли, и он решил зажить своей жизнью. Как только дела на ранчо наладились и его помощь стала не так необходима, Том снялся с места и поехал куда глаза глядят.
Оказавшись в Вайоминге, он устроился наемным рабочим. Вот там он и увидел такое, во что ни за что бы не поверил на слово. Люди, называющие себя ковбоями, до крови хлестали и пришпоривали коней. На одном ранчо, неподалеку от Шеридана, Том собственными глазами видел то, что они называли объездкой лошадей. Один мужчина привязал одногодка за шею к ограде, спутал ему задние ноги и отхлестал проводом – так он добивался полного повиновения. Никогда не забыть Тому безумного страха в глазах несчастного животного и идиотского торжества его мучителя, когда спустя несколько часов конь, чтобы спасти свою жизнь, покорился и позволил оседлать себя. Том не удержался и обозвал ковбоя дураком. Конечно, последовала драка – и увольнение…
Том перебрался в Неваду и там работал на крупных ранчо. Но где бы он ни оказывался, он отыскивал самых издерганных беспокойных лошадей и предлагал свои услуги. Бывалые ковбои, которые объезжали лошадей, когда Тома еще не было на свете, поначалу ухмылялись за его спиной, видя, как он садится на какого-нибудь бешеного коня, сбросившего не одного классного наездника. Но вскоре они переставали смеяться – парень держался очень уверенно, а коня после его объездки было не узнать. Со временем Том потерял счет изуродованным человеческой глупостью и жестокостью животным, с которыми его сводила судьба, но не было среди них таких, кому он не сумел бы помочь.
Пять лет вел он такую жизнь, изредка наезжая домой и стараясь всегда быть рядом с отцом в трудное время, когда требовалась его помощь. Для Эллен приезды сына были словно серия фотоснимков, на которых тот постепенно мужал. Том стал выше ростом и худощавее; он был определенно самым красивым из ее детей. Выгоревшие на солнце волосы он носил длиннее, чем прежде; мать ворчала, но в глубине души ей нравился его новый вид. Загар не сходил с его лица даже зимой, подчеркивая яркую синеву глаз.
Когда он рассказывал матери о своей жизни, она не могла отделаться от мысли, что сын очень одинок. Том упоминал нескольких друзей, но они были скорее приятелями, чем по-настоящему близкими людьми. Не обходил он своим вниманием и девушек, но серьезного чувства пока не возникало. По его словам, в свободное от работы с лошадьми время он читал и занимался по программе каких-то заочных курсов. Эллен обратила внимание, что теперь сын больше помалкивает и говорит только по необходимости. Но, в отличие от отца, в его молчании не было горечи – скорее большая сосредоточенность.
Время шло, и слухи о талантах сына Букеров распространились по округе. К нему приезжали отовсюду – туда, где он в данный момент работал, – и просили взглянуть на коня или еще на какую-нибудь животину, с которой случилась беда.
– Сколько ты с них берешь? – спросил как-то Фрэнк, когда Том приехал домой, чтобы помочь им с отцом клеймить скот. Рози училась в колледже, а Фрэнк, которому исполнилось девятнадцать, день-деньской трудился на ранчо. Он обладал неплохой деловой сметкой и, по сути, вел теперь дела один, потому что отца очень подкосил судебный процесс.
– Ничего не беру, – ответил Том. Фрэнк отложил вилку и посмотрел на него как на сумасшедшего.
– Ты не берешь с них денег? Совсем?
– Совсем. – Том продолжал есть.
– Какого черта? У этих людей денег хватает.
Том на секунду задумался. Родители тоже посмотрели на него с интересом.
– Видишь ли, я делаю это не для людей. Я делаю это для лошадей.
За столом воцарилось молчание. Фрэнк улыбнулся и покачал головой. По лицу отца было видно, что он тоже считает Тома малость чокнутым. Эллен поднялась и стала решительно собирать тарелки.
– А я думаю, он поступает хорошо, – сказала она.
Этот разговор заставил Тома призадуматься, но прошло еще два года, прежде чем у него полностью оформилась идея создания сети клиник. Он удивил всю семью, объявив, что едет учиться в Чикагский университет.
В течение полутора лет он штудировал курс гуманитарных дисциплин и социологию. Он задержался там так надолго, потому что влюбился в очень красивую девушку из Нью-Джерси, которая играла на виолончели в студенческом струнном оркестре. Том посетил пять концертов, но так и не осмелился с ней заговорить. Копна густых блестящих черных волос свободно падала на ее плечи, в ушах у нее были серебряные кольца, какие носят исполнительницы народных песен. Том следил, как она движется в такт музыке – казалось, та пронизывает ее тело. Он не видел ничего более сексуального.
На шестом вечере девушка не сводила с него глаз, а он после концерта остался ждать ее на улице. Она подошла к нему и молча взяла за руку. Ее звали Рейчел Фейнерман, и, оказавшись в тот же вечер в ее комнате, Том решил, что умер и попал в рай. Как завороженный смотрел он, как она зажигает свечи, а затем, повернувшись лицом к нему, медленно расстегивает платье. Ему показалось странным, что она не сняла серьги, но он этому только порадовался: когда они занимались любовью, свет так весело играл на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
За все это время Том видел отца счастливым только в те три весенних дня, когда они перегоняли скот на летние пастбища. Мать, Фрэнк и Рози тоже отправлялись с ними, все пятеро проводили весь день верхом и спали под открытым небом.
– Вот было бы хорошо, чтобы «сейчас» никогда не кончалось, – в раздумье произнес Фрэнк в один из трех вечеров, когда они лежали, глядя, как из-за темных хребтов выползает огромный месяц. Фрэнку было тогда всего одиннадцать лет, и по характеру он совсем не походил на философа. Где-то вдали завыл койот.
– Думаю, в этом и заключается вечность, – отозвался отец. – Длинная цепь «сейчас». И еще я думаю: все, что можно сделать, это попытаться прожить настоящее «сейчас», не очень волнуясь о прошлом и будущем «сейчас».
Тому это напутствие отца показалось лучшей жизненной философией.
Трехлетняя тяжба сломила отца. В конце концов ранчо продали одной нефтяной компании, а оставшиеся от судебных издержек деньги поделили пополам. Получившего свою долю Неда больше никто никогда не видел. Дэниел и Эллен, забрав с собой детей, двинулись на запад. Они купили семь тысяч акров земли и старый полуразвалившийся дом у подножия Скалистых гор. Именно в этом месте высокогорные пастбища резко переходят в стену из известняка, которой более ста миллионов лет. Со временем Том проникся их величественной, суровой красотой. Но поначалу не мог с ними смириться. Родной дом у него грубо отняли, и он решил зажить своей жизнью. Как только дела на ранчо наладились и его помощь стала не так необходима, Том снялся с места и поехал куда глаза глядят.
Оказавшись в Вайоминге, он устроился наемным рабочим. Вот там он и увидел такое, во что ни за что бы не поверил на слово. Люди, называющие себя ковбоями, до крови хлестали и пришпоривали коней. На одном ранчо, неподалеку от Шеридана, Том собственными глазами видел то, что они называли объездкой лошадей. Один мужчина привязал одногодка за шею к ограде, спутал ему задние ноги и отхлестал проводом – так он добивался полного повиновения. Никогда не забыть Тому безумного страха в глазах несчастного животного и идиотского торжества его мучителя, когда спустя несколько часов конь, чтобы спасти свою жизнь, покорился и позволил оседлать себя. Том не удержался и обозвал ковбоя дураком. Конечно, последовала драка – и увольнение…
Том перебрался в Неваду и там работал на крупных ранчо. Но где бы он ни оказывался, он отыскивал самых издерганных беспокойных лошадей и предлагал свои услуги. Бывалые ковбои, которые объезжали лошадей, когда Тома еще не было на свете, поначалу ухмылялись за его спиной, видя, как он садится на какого-нибудь бешеного коня, сбросившего не одного классного наездника. Но вскоре они переставали смеяться – парень держался очень уверенно, а коня после его объездки было не узнать. Со временем Том потерял счет изуродованным человеческой глупостью и жестокостью животным, с которыми его сводила судьба, но не было среди них таких, кому он не сумел бы помочь.
Пять лет вел он такую жизнь, изредка наезжая домой и стараясь всегда быть рядом с отцом в трудное время, когда требовалась его помощь. Для Эллен приезды сына были словно серия фотоснимков, на которых тот постепенно мужал. Том стал выше ростом и худощавее; он был определенно самым красивым из ее детей. Выгоревшие на солнце волосы он носил длиннее, чем прежде; мать ворчала, но в глубине души ей нравился его новый вид. Загар не сходил с его лица даже зимой, подчеркивая яркую синеву глаз.
Когда он рассказывал матери о своей жизни, она не могла отделаться от мысли, что сын очень одинок. Том упоминал нескольких друзей, но они были скорее приятелями, чем по-настоящему близкими людьми. Не обходил он своим вниманием и девушек, но серьезного чувства пока не возникало. По его словам, в свободное от работы с лошадьми время он читал и занимался по программе каких-то заочных курсов. Эллен обратила внимание, что теперь сын больше помалкивает и говорит только по необходимости. Но, в отличие от отца, в его молчании не было горечи – скорее большая сосредоточенность.
Время шло, и слухи о талантах сына Букеров распространились по округе. К нему приезжали отовсюду – туда, где он в данный момент работал, – и просили взглянуть на коня или еще на какую-нибудь животину, с которой случилась беда.
– Сколько ты с них берешь? – спросил как-то Фрэнк, когда Том приехал домой, чтобы помочь им с отцом клеймить скот. Рози училась в колледже, а Фрэнк, которому исполнилось девятнадцать, день-деньской трудился на ранчо. Он обладал неплохой деловой сметкой и, по сути, вел теперь дела один, потому что отца очень подкосил судебный процесс.
– Ничего не беру, – ответил Том. Фрэнк отложил вилку и посмотрел на него как на сумасшедшего.
– Ты не берешь с них денег? Совсем?
– Совсем. – Том продолжал есть.
– Какого черта? У этих людей денег хватает.
Том на секунду задумался. Родители тоже посмотрели на него с интересом.
– Видишь ли, я делаю это не для людей. Я делаю это для лошадей.
За столом воцарилось молчание. Фрэнк улыбнулся и покачал головой. По лицу отца было видно, что он тоже считает Тома малость чокнутым. Эллен поднялась и стала решительно собирать тарелки.
– А я думаю, он поступает хорошо, – сказала она.
Этот разговор заставил Тома призадуматься, но прошло еще два года, прежде чем у него полностью оформилась идея создания сети клиник. Он удивил всю семью, объявив, что едет учиться в Чикагский университет.
В течение полутора лет он штудировал курс гуманитарных дисциплин и социологию. Он задержался там так надолго, потому что влюбился в очень красивую девушку из Нью-Джерси, которая играла на виолончели в студенческом струнном оркестре. Том посетил пять концертов, но так и не осмелился с ней заговорить. Копна густых блестящих черных волос свободно падала на ее плечи, в ушах у нее были серебряные кольца, какие носят исполнительницы народных песен. Том следил, как она движется в такт музыке – казалось, та пронизывает ее тело. Он не видел ничего более сексуального.
На шестом вечере девушка не сводила с него глаз, а он после концерта остался ждать ее на улице. Она подошла к нему и молча взяла за руку. Ее звали Рейчел Фейнерман, и, оказавшись в тот же вечер в ее комнате, Том решил, что умер и попал в рай. Как завороженный смотрел он, как она зажигает свечи, а затем, повернувшись лицом к нему, медленно расстегивает платье. Ему показалось странным, что она не сняла серьги, но он этому только порадовался: когда они занимались любовью, свет так весело играл на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99