Вернувшись в зал ожидания, Роберт, потягивая из банки пиво, стал просматривать номер «Экономиста». Слова Фредди не шли у него из головы. На самом деле он совсем не в первый раз слышал о придирках шефа Энни. За последнюю неделю ему уже дважды говорили нечто подобное.
В прошлый вторник он был на приеме, который устроил один из самых уважаемых клиентов фирмы. Вообще-то Роберт не любил всех этих сборищ, но сейчас, когда Энни и Грейс отсутствовали, он даже ждал этого вечера. Прием проходил в роскошных залах офиса – неподалеку от Рокфеллеровского центра, икры подали целые горы, с них можно было запросто съезжать на лыжах.
Трудно сказать, как теперь называется столь представительное собрание юристов (названия часто меняются – и, как правило, становятся все более уничижительными), но это было именно такое сборище. Был там и Дон Фарлоу. Они встречались до этого только раз, но Роберт хорошо запомнил этого человека – очень симпатичный. Роберт знал, что Энни он тоже нравится и что она ценит его.
Фарлоу тепло приветствовал его, и Роберту было приятно, что его собеседник разделял с ним не только вполне объяснимый жадный интерес к икре, но и слегка презрительное отношение к тем, кто ее выставил на столы. Роберт рассказал Фарлоу, как развивается тяжба вокруг произошедшего с Грейс несчастного случая – все так запутанно, что конца пока не видно. Фарлоу спросил, как поживает Энни и как вообще обстоят дела на Западе.
– Энни – классный журналист, – сказал Фарлоу. – Высший пилотаж. И что самое удивительное – этот сукин сын Кроуфорд знает это.
Роберт поинтересовался, а в чем, собственно, дело. На лице Фарлоу тут же отразились удивление и легкое смущение. Он тут же заговорил о другом, добавив только, что Роберту следовало бы уговорить Энни поскорее вернуться. Придя домой, Роберт сразу же ей позвонил. Но Энни не придала новости никакого значения.
– Вы там все просто с ума посходили, – сказала жена. Гейтс очень докучал ей последнее время, но такое с ним и раньше бывало. – Старый осел знает, что я ему нужна больше, чем он мне.
Роберт не стал с ней спорить, хотя понимал, что этой бравадой Энни старается успокоить скорее себя, чем его. Но если уж и Фредди Кейн знал об этом, значит, в курсе почти весь Нью-Йорк. Или вот-вот будет. И хотя Роберт был далек от журналистики, он много чего успел насмотреться в этом мирке и знал, что сплетни там не менее важны, чем то, что есть на самом деле…
12
Хэнк и Дарлин обычно устраивали праздник с танцами на Четвертое июля. Но в этом году Хэнку в конце июня предстояла операция на варикозных венах; хромать, когда другие пляшут, ему не улыбалось, и потому праздник решили перенести на месяц вперед и приурочить ко Дню Поминовения.
Кое-какой риск здесь, конечно, был. Несколько лет назад как раз в эти дни выпало не меньше двух футов снегу. Да и кое-кто из приглашенных считал, что день, отведенный для поминовения павших за родину, не очень-то подходит для веселья, песен и танцев. Хэнк на это отвечал: когда люди женаты так давно, как они с Дарлин, можно поскучать и в День независимости. Ну а что касается Дня Поминовения… Хэнк твердил, что те из его друзей, кто погиб во Вьетнаме, любили повеселиться, так какого черта корчить из себя святош.
Но как назло в назначенный день полил дождь.
Ливень смыл все брезентовые навесы и с шипением залил гамбургеры, ребрышки и бифштексы, жарившиеся на свежем воздухе; в довершение всех бед случилось короткое замыкание, и все цветные гирлянды, украшавшие двор, тут же погасли. Однако никто особенно не переживал. Все перебрались в большую конюшню. Хэнку подарили футболку, на которой большими черными буквами было написано: Я ЖЕ ВАМ ГОВОРИЛ! – и он ее тут же радостно напялил на себя.
Том приехал позже всех: ветеринар уехал из «Двойняшек» только после шести, сделав молодой кобыле еще один укол, – по его мнению, последний.
Когда остальные обитатели ранчо уже отбывали к Хэнку, у Тома и ветеринара было еще полно дел. Через открытую дверь конюшни он видел, как дети забираются в «Лариат», где уже сидели Энни и Грейс. Энни приветливо махнула ему рукой, спрашивая, едет ли он с ними. Чуть позже, ответил Том, с удовольствием отметив, что на Энни – то самое платье, в котором она была на обеде.
О том, что произошло тем вечером, ни Энни, ни Грейс не проронили ни слова. В воскресенье Том, поднявшийся до рассвета, увидел, что шторы в комнате Энни не задернуты и свет продолжает гореть. Ему страшно хотелось убедиться, что в речном домике все в порядке, но он боялся показаться назойливым. Когда он, осмотрев лошадей, пришел завтракать, Дайана сказала, что звонила Энни и попросила разрешения поехать вместе с ними в церковь. – Наверное, хочет тиснуть статейку о нашем приходе в свой журнал, – предположила Дайана.
– Ты несправедлива, – заметил Том, – и вообще тебе пора от нее отцепиться.
Дайана надулась и до вечера с ним не разговаривала.
В церковь отправились на двух машинах. Том сразу понял, что между Энни и Грейс что-то произошло. Настало явное перемирие. Теперь, когда Энни говорила, Грейс смотрела ей прямо в глаза, а выйдя из машины, мать и дочь направились к церкви рука об руку.
Им не удалось устроиться всем рядом, и Энни и Грейс сели впереди – прямо на них из окна падал столб света с пляшущими пылинками. Прихожане – и женщины, и мужчины – с интересом разглядывали новеньких. Том и сам постоянно поглядывал на затылок Энни.
Когда вернулись на ранчо, Грейс снова села на Гонзо – только теперь она гарцевала на большом манеже, не таясь от посторонних глаз. Она пустила коня шагом, а потом, по совету Тома, перешла на рысь. Сначала девочка держалась напряженно, но потом вошла во вкус и расслабилась, и тогда Тому стало видно, какая она способная наездница. Он подсказал ей, как лучше держать ногу, и, убедившись, что все идет нормально, велел перейти на галоп.
– На галоп?
– А что тут такого?
Грейс послушалась, и опять все вышло очень хорошо; бедра девочки не были напряжены – она двигалась в одном ритме с конем, и лицо ее светилось улыбкой.
– Может, ей стоит надеть шлем? – тихо спросила Энни.
– Нет, не надо, – ответил Том, – она ведь не собирается падать. – Том понимал, что предложение Энни весьма разумно. Но она тут же замолчала, целиком ему доверившись.
Грейс постепенно снизила скорость и мягко остановила Гонзо – все радостно ей зааплодировали. Малыш Гонзо держался очень гордо, словно выиграл главные скачки в Кентукки. А Грейс сияла и светилась как солнышко. Это было так здорово…
Когда ветеринар наконец уехал, Том принял душ, надел чистую рубашку и поехал на ранчо Хэнка. Дождь лил как из ведра, «дворники» не справлялись с нагрузкой, и Тому приходилось чуть ли не вминаться лицом в ветровое стекло, чтобы разглядеть дорогу и не угодить в яму с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99