– Как это говорится? Если жизнь не мила – пожалуйте сюда. Когда этого чертяку выгружали, он чуть не убил меня. Бился и брыкался, как дьявол.
Старик повел Тома прямо по грязи мимо кладбища автомобилей к конюшне. Остальных коней уже выгнали на пастбище, но Пилигрима было слышно задолго до того, как они подошли к его стойлу.
– Дверь сколотил только прошлым летом, – сказал Петерсен. – Старую он уже вышиб. Эта женщина говорит, что вы взялись вылечить его.
– Она, значит, так говорит?
– Угу. А я так считаю– надо вам сначала с Биллом Ларсеном потолковать. Чтоб он был наготове. – Разразившись хохотом, старик хлопнул Тома по спине. Билл Ларсен был местный гробовщик.
Конь находился в еще более плачевном состоянии, чем в тот раз, когда Том видел его впервые. Передняя нога была так плоха, что Том удивился, как Пилигрим может стоять и тем более брыкаться.
– Видать, раньше был красавец хоть куда, – заметил Петерсен.
– Похоже на то, – ответил Том и повернулся к стойлу спиной. Того, что он увидел, было достаточно.
Усевшись снова за руль, он вытащил листок бумаги, на котором Энни написала адрес. Когда он подъезжал к дому, церковные колокола вызванивали мелодию, которую он не слышал с детства, со времени посещения воскресной школы. Нажав кнопку звонка, Том ждал.
Он вздрогнул, увидев лицо той, что открыла дверь. Не то чтобы он ожидал увидеть ее мать, нет… Его потрясла неприкрытая враждебность на бледном веснушчатом личике. Ему вспомнилась фотография, которую прислала ему Энни – счастливая девочка на великолепном коне. Контраст ошеломил Тома. Но он улыбнулся.
– Ты, видимо, Грейс. – Девочка не улыбнулась в ответ, только кивнула и отступила в сторону, пропуская его. Том снял шляпу и стоял, пока Грейс закрывала дверь. Из дальней комнаты доносился голос Энни.
– Мама говорит по телефону. Вы можете подождать здесь.
Она провела Тома в скудно обставленную гостиную. Следуя за девочкой, Том невольно глядел на протез и палку, мысленно приказав себе никогда в ту сторону больше не смотреть. В мрачной гостиной остро пахло сыростью. Здесь стояли два обшарпанных кресла, проваленная тахта и телевизор. Он был включен: показывали какой-то старый черно-белый фильм. Грейс села и уставилась на экран.
Том пристроился на ручке кресла. Дверь в комнату по другую сторону коридора была приоткрыта, и Том мог видеть факс, экран компьютера и многочисленные провода. И еще – ногу, обутую в ботинок, – Энни нетерпеливо ею помахивала, сама оставаясь вне поля его зрения. Голос ее звучал возбужденно:
– Что? Он так сказал? Не верю своим ушам. Люси… Люси, мне наплевать. Кроуфорд не имеет к этому отношения. В конце концов, редактор – я.
Том видел, как Грейс выразительно закатила глаза к потолку. Ему стало интересно – эта скептическая мина рассчитана на него или нет? На экране телевизора актриса, чью фамилию он сроду не мог запомнить, стоя на коленях, умоляла Джеймса Кегни не покидать ее. Почти в каждом фильме обязательно была такая сцена, и Том никак не мог понять, почему герои так волнуются из-за всякой ерунды.
– Грейс, налей, пожалуйста, мистеру Букеру кофе, – крикнула Энни. – И мне тоже. – И она вновь продолжила разговор по телефону. Грейс выключила телевизор и поднялась, пылая от негодования.
– Спасибо, не надо, – отказался Том.
– Она уже сварила его. – Грейс бросила на него гневный взгляд, словно он сказал нечто грубое.
– Тогда ладно. Спасибо. Да ты не отвлекайся – я сам налью.
– Да я этот фильм уже видела. Тоска смертная.
Она подобрала палку и заковыляла на кухню. Том подождал с минуту и пошел следом. Девочка метнула на него враждебный взгляд и, заторопившись, чуть не уронила чашки. Том подошел к окну.
– Чем занимается твоя мама?
– Что?
– Я говорю о твоей матери. Кем она работает?
– Редактором журнала. – Грейс протянула ему чашку. – Сливки? Сахар?
– Нет, спасибо. Довольно нервная работенка, а?
Грейс рассмеялась. Тома поразил этот горький смех.
– Еще какая нервная.
Последовало неловкое молчание. Грейс повернулась, чтобы налить еще одну чашку, но передумала и взглянула Тому в глаза. От ее внутреннего напряжения жидкость в стеклянном кофейнике подрагивала. Было видно, что девочка собирается сказать нечто важное.
– Если она вам ничего не говорила, знайте – я ничего не хочу слышать обо всем этом.
Том медленно кивнул, ожидая продолжения. Девочка с такой яростью выкрикнула эти слова, и ее несколько удивила такая спокойная реакция. Она резким движением плеснула кофе в чашку – немного его пролилось. Грейс с силой опустила кофейник на стол и подняла чашку. Не глядя на Тома, она продолжала:
– Эта поездка – ее идея. Я же считаю – все ерунда. Его надо было усыпить.
Девочка протопала мимо него и вышла из комнаты. Проводив ее взглядом, Том повернулся к окну, глядя на запущенный задний двор. Кошка поедала что-то из опрокинутого мусорного бака.
Том приехал сюда, чтобы в последний раз сказать матери этой девочки, что конь безнадежен. Неприятное дело, учитывая, какой путь они проделали. После неожиданного визита Энни на ранчо Том много думал об этой истории. Вернее, много думал о самой Энни, о бесконечной печали в ее глазах. Ему вдруг пришло в голову, что если он возьмется за это трудное дело, то не ради коня, а чтобы помочь этой женщине обрести покой. Да, но раньше он никогда так не поступал. Что-то его сразу несет не в ту сторону…
– Простите меня. Важный разговор.
Он повернулся. В комнату входила Энни. На ней была просторная хлопчатобумажная рубашка, волосы, еще не просохшие после душа, зачесаны назад. Это придавало ей мальчишеский вид.
– Ничего, ничего.
Энни долила себе кофе, подошла к Тому и, ничего не спрашивая, долила и ему.
– Вы его уже видели?
Кофейник она отставила, а сама продолжала стоять рядом с Томом. От нее приятно пахло – дорогим мылом или шампунем.
– Да. Я только что оттуда.
– Ну и?
Даже начав говорить, Том еще не решил, как – в каких словах – обрушить на нее страшный приговор.
– Хуже быть не может. Но…
Том умолк, и в глазах Энни вспыхнуло нечто, похожее на надежду. Он видел и стоящую в дверях Грейс. Она изо всех сил старалась изобразить, что этот разговор ее совершенно не интересует, но актриса из нее была никудышная. Встреча с девочкой как бы завершила триптих. Все теперь стало ясно. Судьбы этих троих – матери, дочери и коня – были перекручены в один клубок страдания и боли. Если он хоть немного облегчит участь коня, может, удастся помочь им всем? Во всяком случае, хуже не будет. Ведь не может он просто уйти, повернувшись спиной к этим несчастным?
– Возможно, что-нибудь удастся сделать, – вдруг услышал Том свой собственный голос – как бы со стороны.
Лицо Энни мгновенно просветлело.
– Только без лишних иллюзий, мэм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99