Конечно, пусть остается в Швейцарии столько времени, сколько потребуется, но мы по ней скучаем, особенно Лайза.
– Я ей передам, – сказала Оливия, чувствуя, как лицо заливается краской стыда.
– Спасибо, Оливия. – Он снова умолк. – Прошу вас, обязательно попросите ее мне позвонить, хорошо?
– Конечно. Как только я ее увижу.
– Ну, желаю всего наилучшего.
– Спасибо, Эдвард.
Оливия бросила трубку. «Черт бы все это побрал, – думала она. – Он явно что-то подозревает. Если Энни не позвонит ему до вечера, он окончательно утвердится в мысли, что его обманывают». Ей было ужасно стыдно. Во-первых, она врала Эдварду, во-вторых, врала так неумело, что подвела Энни.
Она взглянула на телефон, представила себе хорошего, заботливого, чувствительного и умного человека, только что говорившего с ней. «Я знаю, что бы я сделала на его месте», – подумала она.
Он оставил еще два сообщения на автоответчике и не получил ни одного ответа – ни от жены, ни от ее друзей. Он заказал билет на самолет, оставил еще одно сообщение о том, что вечером вылетает в Женеву. Он знал наверняка – с Энни что-то случилось. Может быть, у нее роман. Может быть, она больна. Может быть, ей просто надоело с ним жить. На самом деле Эдвард в это не верил. Несмотря на все напряжение, которое ощущалось в Энни в последнее время, несмотря на ее усталость, которая была заметна даже друзьям и соседям, он видел в ее глазах любовь. Он был уверен, что в ней жива любовь к нему. И тогда оставалось только одно. Самое страшное.
Энни, его любимая Энни, была больна.
– Как вы могли? – с горечью говорил он Оливии, которая встретила его в аэропорту и с максимальной осторожностью сообщила, что Энни в клинике, но ей ничто не угрожает. – Как вам могло прийти в голову скрывать от меня, что моя жена заболела?
Он быстрым шагом двинулся к выходу, очень расстроенный, но собранный и полный уверенности в том, что теперь никто и ничто не задержит его ни на мгновение.
– Эдвард, пожалуйста, выслушайте меня. – Оливия догнала его и схватила за рукав, чтобы остановить, но он не останавливался. – Эдвард, есть еще многое, чего вы не знаете, но должны узнать, прежде чем с ней встретитесь.
– Вот как! – Он резко остановился. В глазах мелькнул страх. – Что?
– Не могли бы мы где-нибудь посидеть? Выпить кофе?
– Кофе? – С его губ сорвался хриплый смешок. – Неужели вы думаете, что я могу пить с вами кофе, когда моя жена лежит в больнице? – Он почти побежал, потом внезапно остановился и схватил Оливию за руку. – Она так серьезно больна? – Он посмотрел Оливии в глаза. – Скажите мне правду, Оливия. Я должен знать всю правду.
– Я с этим согласна, – мягко ответила Оливия. – Но для того чтобы вы могли узнать правду, надо сесть и спокойно поговорить. Об этом нельзя говорить в такси по дороге в клинику. Эдвард, клянусь всем, что для меня дорого, Энни сейчас вне опасности в том смысле, как вы понимаете опасность. То есть ее жизни ничто не угрожает. – Она увидела на его лице выражение смятения и растерянности. – Идемте, – сказала она. – Я вам все расскажу.
– О боже, – произнес он, когда она закончила. – Боже мой!
Оливия откинулась на спинку стула и молча смотрела на его потрясенное лицо. Пока она говорила, Эдвард выпил свою порцию виски, и Оливия была совершенно уверена, что он нуждается в следующей, но ей не хотелось нарушать молчание. Она и так наговорила слишком много.
– Я просто не знаю, что сказать, – очень тихо произнес он.
На мгновение их взгляды встретились. Оливия увидела, что у него в глазах стоят слезы.
– Если вам от этого будет легче, – начал он, закашлялся, быстро-быстро заморгал, потом снова заговорил: – Если вам от этого будет легче, то я хотел бы сказать, что ни в чем вас не виню. Вы, вероятно, считали, что поступаете единственно правильным образом.
– Нет, – порывисто возразила Оливия, – мы так не считали. Просто это был единственно возможный путь.
– Разве вы не могли сказать мне все? – Голос Эдварда был полон горечи.
– Нет, Эдвард, не могли. Энни твердо запретила нам это.
– Она думала, что потеряет меня?
– Да.
– Как она могла? – Он на мгновение закрыл лицо руками. – Как она могла подумать обо мне такое?
– Я не знаю, – проговорила Оливия. – Но боюсь, она думала именно так. Может быть…
Эдвард быстро поднял глаза:
– Что?
– Ничего.
– Оливия, прошу вас, скажите мне. Она глубоко вздохнула.
– Я думаю, это из-за вашей матери.
Они вместе поехали в клинику. Эдвард сначала поговорил с Джанни Дресслером, потом вошел в палату Энни. На стуле между кроватью и окном сидел Джим. Эдвард поздоровался с ним, коротко кивнув, и быстро подошел к кровати.
Оливия поймала взгляд Джима через открытую дверь и поманила его к себе. А потом она увидела лицо Энни. Белое как мел, оно было похоже на лицо приговоренного к смертной казни.
Они закрыли дверь. Дресслер стоял рядом.
– Это самое лучшее для них обоих, – сказал он. – Вы это и сами знаете, правда?
– Вы не видели, какое у нее сейчас было лицо, – отозвалась Оливия.
– И тем не менее это будет лучше. Поверьте мне.
– Мне казалось, она догадывается, – задумчиво проговорил Джим. – Я просидел у нее больше двух часов, и за все это время она ни разу не спросила ни об Оливии, ни о об Эдварде и совсем не спала, только слегка дремала. Я был уверен, что она знает, что Эдвард близко. Но потом, когда он вошел…
– Энни скрывала от него свою тайну почти с самого начала их брака, – сказал Дресслер, – а теперь эта тайна раскрыта. Она боялась этого больше всего на свете. И вот это произошло. – Он замолчал и тепло улыбнулся им. – И что бы теперь ни случилось, вы, как ее истинные друзья, должны понимать, что это единственный реальный выход для них обоих.
– Я думаю, мы это всегда знали, – согласилась Оливия.
– И все-таки ей сейчас очень тяжело, – огорченно проговорил Джим.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Эдвард. Он сидел на краю высокой больничной койки, сжимая ее холодную как лед руку.
– Ничего. – Энни говорила так тихо, что ее почти не было слышно.
– Доктор Дресслер сказал мне, что ты держишься молодцом.
– Мне он тоже это говорил.
– Кажется, он хороший человек.
– Да, хороший. – Энни попыталась проглотить застрявший в горле комок. – Ты не должен его винить. Он хотел, чтобы ты узнал. Я ему не позволила. И Оливии с Джимом тоже.
– Я знаю. – Эдвард на мгновение умолк. – Винить тут некого.
– Кроме меня, – сказала Энни.
– Кроме меня, – сказал Эдвард.
Это ее потрясло. Ее щеки слегка порозовели.
– Нет, Эдвард. Неужели ты действительно думаешь, что ты в чем-то виноват?
– Я твой муж, – просто ответил он. – Мы женаты шесть лет. У нас трое детей. И для тебя оказалось невозможным поделиться со мной своей болью. Значит, мне есть в чем себя винить.
– Нет. – Энни отняла у него руку, увидела, что она дрожит, и, застыдившись, спрятала ее под одеяло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89