– спросил я.
– Надо говорить не фасолька, а фасоль, – начал папа, потом посмотрел на меня, поскреб в затылке и сказал: – Посмотри на кухне, нет ли там чечевицы. Она может заменить фасоль.
Чечевица у нас на кухне нашлась, и я ужасно обрадовался. А папа мне показал, как надо намочить вату и уложить на нее чечевички.
– Теперь, – сказал папа, – положи вату на блюдечко и поставь его на подоконник. Скоро появятся стебли и листья.
И он снова улегся на диван. Я все сделал, как сказал папа, и стал ждать. Но стебли никак не появлялись, и я не мог понять, в чем причина. Поэтому я снова пошел к папе.
– Что еще? – закричал папа.
– Стебли никак не появляются, – сказал я.
– Ты что, хочешь, чтобы я тебя отшлепал? – крикнул папа.
И тогда я сказал, что навсегда уйду из дому, что я самый несчастный, и они меня больше никогда не увидят и еще очень пожалеют обо мне! И что с чечевицей все нарочно придумали. Тут прибежала мама.
– Неужели ты не можешь быть терпеливее с ребенком? – спросила она у папы. – Я должна убрать в доме и не могу им сейчас заниматься. Мне кажется…
– А мне кажется, – ответил папа, – что человек должен иметь возможность хоть немного отдохнуть у себя дома.
– Моя несчастная мама была совершенно права, – сказала мама.
– Не вмешивай сюда свою маму, и, кстати, она совсем не несчастная! – закричал папа.
– Ну конечно, теперь ты будешь оскорблять мою маму!
– Я оскорбил твою маму? – крикнул папа. Тогда мама заплакала, а папа принялся ходить по гостиной и что-то кричать.
Тут я сказал, что если они не сделают так, чтобы мои чечевички сразу проросли, то я возьму и умру. Тогда мама меня шлепнула.
Вот всегда так: когда родители возвращаются после каникул, они становятся совершенно невыносимыми.
Альцеста исключают из школы
Случилась ужасная вещь: Альцеста исключили из школы.
Это произошло на большой перемене. Мы все играли в салки с мячом. Вы знаете эту игру? Тот, у кого в руках мяч, водит. Он должен попасть мячом в кого-нибудь другого, и тогда другой сразу плачет и начинает водить вместо него. Это очень веселая игра. Не играли только Жоффруа (его не было в школе), Аньян (он всегда на переменах повторяет уроки) и Альцест (он ел свой последний утренний кусок хлеба с вареньем). Самый большой ломоть Альцест всегда оставляет для второй перемены, ведь эта перемена очень длинная. На этот раз водил Эд. Такое случается не часто: Эд – очень сильный, поэтому все стараются его не салить. Ведь он, когда водит, бьет очень больно. И вот Эд нацелился в Клотера, а тот бросился на землю и закрыл голову руками. Мяч пролетел над ним и – бум! – попал в спину Альцесту. Альцест выронил свой ломоть, и он упал вареньем вниз. Альцест жутко разозлился, он весь покраснел и заорал. Тогда Бульон – наш воспитатель – прибежал, чтобы узнать, в чем дело, только он не заметил хлеба с вареньем, наступил на него, поскользнулся и чуть не упал. Бульон очень удивился, у него весь ботинок был в варенье.
А Альцест прямо как взбесился. Он замахал руками и закричал:
– Черт возьми! Вы что, не видите, куда ноги ставите? Нет, это уж чересчур!
Альцест был прямо в ярости. Надо сказать, что когда дело касается его еды, с Альцестом шутки плохи, особенно на второй перемене, ведь для нее он сберегает самый большой ломоть хлеба с вареньем. А Бульон тоже рассердился.
– Ну-ка, посмотрите мне прямо в глаза, – сказал он Альцесту. – Повторите, что вы сказали!
– Я сказал: черт возьми! Вы не имеете права наступать на мой хлеб! – крикнул Альцест.
Тогда Бульон взял Альцеста за руку и потащил за собой. А у самого подошва чмокала: чвяк, чвяк – это из-за варенья.
А потом мсье Мушабьер дал звонок на урок. Мсье Мушабьер – наш новый воспитатель, и мы еще не успели ему придумать смешного прозвища. Мы вернулись в класс, только Альцест все не шел. Учительница очень удивилась.
– А где же Альцест? – спросила она.
Мы хотели ей ответить, но тут открылась дверь, и вошел директор, а с ним Альцест и Бульон.
– Встаньте! – сказала учительница.
– Сядьте! – сказал директор.
У директора был сердитый вид, у Бульона – тоже. А толстые щеки Альцеста были в грязных полосках от слез, и он шмыгал носом.
– Дети, – сказал директор, – ваш товарищ позволил себе безобразно нагрубить Буль…, мсье Дюбону. Такое отсутствие уважения к старшим и к воспитателям совершенно непростительно. Поэтому ваш товарищ исключается из школы. Он, конечно, не подумал об огромном горе, которое причинит своим родителям. А если и в будущем он не исправится, то кончит каторгой, куда в конце концов попадают невежды. Пусть это послужит уроком всем вам!
Потом директор велел Альцесту собрать вещи. Тот с плачем пошел к своей парте, и директор с Бульоном увели его.
Нам всем стало очень грустно. Учительнице – тоже.
– Я попробую что-нибудь сделать, – пообещала она.
Все-таки наша учительница иногда бывает очень хорошей.
Когда мы вышли из школы, то увидели Альцеста. Он ждал нас на углу и жевал булочку с шоколадом. Он был очень расстроен.
– Ты что, еще не был дома? – спросил я.
– Да нет же, – сказал Альцест. – Но все равно придется, ведь скоро обед. А когда я расскажу обо всем родителям, меня оставят без сладкого, я точно знаю. Ну и денек, скажу я вам!
И Альцест ушел, волоча ноги и медленно жуя. Казалось, что он даже ест через силу. Бедный Альцест! Нам всем было его очень жалко.
А когда мы вернулись в школу после обеда, в класс вошел директор и с ним Альцест. Он улыбался во весь рот.
– Встаньте! – сказала учительница.
– Сядьте! – сказал директор.
Потом он нам объяснил, что решил предоставить Альцесту возможность исправиться. Он сказал, что сделал это только из сострадания к родителям нашего товарища, для которых было бы большим горем, если бы их ребенок остался исключенным из школы невеждой и кончил каторгой.
– Ваш товарищ попросил извинения у мсье Дюбона. И мсье Дюбон был так добр, что простил его. Я надеюсь, что ваш товарищ испытывает благодарность за такую снисходительность и урок пойдет ему на пользу. В будущем примерным поведением он сможет искупить свою тяжелую вину. Ведь так?
– Ага, – ответил Альцест.
Директор посмотрел на него, открыл рот, но только вздохнул и вышел.
Мы здорово обрадовались. Все сразу заговорили, но учительница постучала линейкой по столу и сказала:
– Успокойтесь. Альцест, садитесь на свое место и ведите себя хорошо. Клотер – к доске!
Когда прозвенел звонок на перемену, мы все, кроме Клотера, вышли во двор. Если Клотера вызывают к доске, он всегда бывает наказан и во время перемены остается в классе.
Во дворе мы окружили Альцеста (он жевал бутерброд с сыром) и стали спрашивать, что было в кабинете директора. Но тут пришел Бульон.
– Ладно, ладно, – сказал он, – оставьте в покое вашего товарища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Надо говорить не фасолька, а фасоль, – начал папа, потом посмотрел на меня, поскреб в затылке и сказал: – Посмотри на кухне, нет ли там чечевицы. Она может заменить фасоль.
Чечевица у нас на кухне нашлась, и я ужасно обрадовался. А папа мне показал, как надо намочить вату и уложить на нее чечевички.
– Теперь, – сказал папа, – положи вату на блюдечко и поставь его на подоконник. Скоро появятся стебли и листья.
И он снова улегся на диван. Я все сделал, как сказал папа, и стал ждать. Но стебли никак не появлялись, и я не мог понять, в чем причина. Поэтому я снова пошел к папе.
– Что еще? – закричал папа.
– Стебли никак не появляются, – сказал я.
– Ты что, хочешь, чтобы я тебя отшлепал? – крикнул папа.
И тогда я сказал, что навсегда уйду из дому, что я самый несчастный, и они меня больше никогда не увидят и еще очень пожалеют обо мне! И что с чечевицей все нарочно придумали. Тут прибежала мама.
– Неужели ты не можешь быть терпеливее с ребенком? – спросила она у папы. – Я должна убрать в доме и не могу им сейчас заниматься. Мне кажется…
– А мне кажется, – ответил папа, – что человек должен иметь возможность хоть немного отдохнуть у себя дома.
– Моя несчастная мама была совершенно права, – сказала мама.
– Не вмешивай сюда свою маму, и, кстати, она совсем не несчастная! – закричал папа.
– Ну конечно, теперь ты будешь оскорблять мою маму!
– Я оскорбил твою маму? – крикнул папа. Тогда мама заплакала, а папа принялся ходить по гостиной и что-то кричать.
Тут я сказал, что если они не сделают так, чтобы мои чечевички сразу проросли, то я возьму и умру. Тогда мама меня шлепнула.
Вот всегда так: когда родители возвращаются после каникул, они становятся совершенно невыносимыми.
Альцеста исключают из школы
Случилась ужасная вещь: Альцеста исключили из школы.
Это произошло на большой перемене. Мы все играли в салки с мячом. Вы знаете эту игру? Тот, у кого в руках мяч, водит. Он должен попасть мячом в кого-нибудь другого, и тогда другой сразу плачет и начинает водить вместо него. Это очень веселая игра. Не играли только Жоффруа (его не было в школе), Аньян (он всегда на переменах повторяет уроки) и Альцест (он ел свой последний утренний кусок хлеба с вареньем). Самый большой ломоть Альцест всегда оставляет для второй перемены, ведь эта перемена очень длинная. На этот раз водил Эд. Такое случается не часто: Эд – очень сильный, поэтому все стараются его не салить. Ведь он, когда водит, бьет очень больно. И вот Эд нацелился в Клотера, а тот бросился на землю и закрыл голову руками. Мяч пролетел над ним и – бум! – попал в спину Альцесту. Альцест выронил свой ломоть, и он упал вареньем вниз. Альцест жутко разозлился, он весь покраснел и заорал. Тогда Бульон – наш воспитатель – прибежал, чтобы узнать, в чем дело, только он не заметил хлеба с вареньем, наступил на него, поскользнулся и чуть не упал. Бульон очень удивился, у него весь ботинок был в варенье.
А Альцест прямо как взбесился. Он замахал руками и закричал:
– Черт возьми! Вы что, не видите, куда ноги ставите? Нет, это уж чересчур!
Альцест был прямо в ярости. Надо сказать, что когда дело касается его еды, с Альцестом шутки плохи, особенно на второй перемене, ведь для нее он сберегает самый большой ломоть хлеба с вареньем. А Бульон тоже рассердился.
– Ну-ка, посмотрите мне прямо в глаза, – сказал он Альцесту. – Повторите, что вы сказали!
– Я сказал: черт возьми! Вы не имеете права наступать на мой хлеб! – крикнул Альцест.
Тогда Бульон взял Альцеста за руку и потащил за собой. А у самого подошва чмокала: чвяк, чвяк – это из-за варенья.
А потом мсье Мушабьер дал звонок на урок. Мсье Мушабьер – наш новый воспитатель, и мы еще не успели ему придумать смешного прозвища. Мы вернулись в класс, только Альцест все не шел. Учительница очень удивилась.
– А где же Альцест? – спросила она.
Мы хотели ей ответить, но тут открылась дверь, и вошел директор, а с ним Альцест и Бульон.
– Встаньте! – сказала учительница.
– Сядьте! – сказал директор.
У директора был сердитый вид, у Бульона – тоже. А толстые щеки Альцеста были в грязных полосках от слез, и он шмыгал носом.
– Дети, – сказал директор, – ваш товарищ позволил себе безобразно нагрубить Буль…, мсье Дюбону. Такое отсутствие уважения к старшим и к воспитателям совершенно непростительно. Поэтому ваш товарищ исключается из школы. Он, конечно, не подумал об огромном горе, которое причинит своим родителям. А если и в будущем он не исправится, то кончит каторгой, куда в конце концов попадают невежды. Пусть это послужит уроком всем вам!
Потом директор велел Альцесту собрать вещи. Тот с плачем пошел к своей парте, и директор с Бульоном увели его.
Нам всем стало очень грустно. Учительнице – тоже.
– Я попробую что-нибудь сделать, – пообещала она.
Все-таки наша учительница иногда бывает очень хорошей.
Когда мы вышли из школы, то увидели Альцеста. Он ждал нас на углу и жевал булочку с шоколадом. Он был очень расстроен.
– Ты что, еще не был дома? – спросил я.
– Да нет же, – сказал Альцест. – Но все равно придется, ведь скоро обед. А когда я расскажу обо всем родителям, меня оставят без сладкого, я точно знаю. Ну и денек, скажу я вам!
И Альцест ушел, волоча ноги и медленно жуя. Казалось, что он даже ест через силу. Бедный Альцест! Нам всем было его очень жалко.
А когда мы вернулись в школу после обеда, в класс вошел директор и с ним Альцест. Он улыбался во весь рот.
– Встаньте! – сказала учительница.
– Сядьте! – сказал директор.
Потом он нам объяснил, что решил предоставить Альцесту возможность исправиться. Он сказал, что сделал это только из сострадания к родителям нашего товарища, для которых было бы большим горем, если бы их ребенок остался исключенным из школы невеждой и кончил каторгой.
– Ваш товарищ попросил извинения у мсье Дюбона. И мсье Дюбон был так добр, что простил его. Я надеюсь, что ваш товарищ испытывает благодарность за такую снисходительность и урок пойдет ему на пользу. В будущем примерным поведением он сможет искупить свою тяжелую вину. Ведь так?
– Ага, – ответил Альцест.
Директор посмотрел на него, открыл рот, но только вздохнул и вышел.
Мы здорово обрадовались. Все сразу заговорили, но учительница постучала линейкой по столу и сказала:
– Успокойтесь. Альцест, садитесь на свое место и ведите себя хорошо. Клотер – к доске!
Когда прозвенел звонок на перемену, мы все, кроме Клотера, вышли во двор. Если Клотера вызывают к доске, он всегда бывает наказан и во время перемены остается в классе.
Во дворе мы окружили Альцеста (он жевал бутерброд с сыром) и стали спрашивать, что было в кабинете директора. Но тут пришел Бульон.
– Ладно, ладно, – сказал он, – оставьте в покое вашего товарища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78