Нужно проверять себя. Для этого книги-замечательные тренажеры.
- Но невозможно осилить за две недели эти два кирпича!
- Ты спешишь, не начав читать. Давай прикинем, - сказал Беляев, смотря, сколько страниц в обеих книгах. - Так. Тысяча четыреста страниц. - Он взял из стола микрокалькулятор и стал считать. - Две минуты на страницу. Это будет... две тысячи восемьсот минут. Делим на шестьдесят... Получаем сорок шесть и шесть в периоде. Короче, сорок семь часов. Теперь посмотрим, сколько страниц нужно читать в день. Делим сорок семь на четырнадцать. Получаем... три, запятая, триста пятьдесят семь... Округляем, три с половиной часа. Комаров безрадостно вздохнул.
- Нет, это не для меня. - Он взял книгу, полистал. - Да и текст сложный... Ну, что это такое:
"Я тоже сподабливался кой-каких откровений, когда был моложе, и то, что я увидел во сне, когда против своей воли уехал из Беэршивы и, не подозревая того, набрел на известное место и на известный подступ, может, пожалуй, потягаться с тем, что показали тебе"? Как будто человек не может сказать попроще! Выпендривается этот Манн, как муха на стекле, вязью какой-то занимается!
- Это было его задачей... Где-то в конце второго тома он сам об этом говорит. - Беляев заглянул в книгу. - Вот... "разработать до мелочей изложенное вкратце". Короче, Манн коротенькую легенду из Книги Бытия раздул на тысячу четыреста страниц!
- Зачем?
- Затем, чтобы ты, балбес, погрузился в мир мыслей, в эпоху, в другие измерения. И чтобы выковал свое терпение.
- Ты сам-то прочитал эту словесную эквилибристику?
- Последовательно, страница за страницей - нет...
- Ну, а мне говоришь...
- Но очень детально просматривал. Меня не интересовал Иосиф, меня интересовал сам Манн, его взгляд на библейские события.
Комаров встал, показывая всем своим видом, что его это абсолютно не волнует.
В комнату вбежал Миша, но сразу же остановился, смущаясь постороннего дяди. Комаров приветливо раскинул руки в стороны, присел и заулыбался. Маленькие детские ручки потянулись к нему, крепенькие, полненькие ручки с грязными ноготками. Миша был любитель поползать по полу, под столами и под кроватями. Однажды он заснул под кроватью и его долго искали. Комаров втащил его к себе на колени и стал тискать, качать, щекотать, нюхать детское тельце, целовать маленькие, пытливо-разбойничьи глазки, только что ставшие познавать мир.
Миша потащил за руку Комарова в свою комнату, устланную красным мохнатым синтетическим ковром, по которому были разбросаны яркие пластмассовые кубики. Миша пришел в неописуемый восторг, когда Комаров в мгновение ока выстроил из этих кубиков башню.
Глава XXII
В комнате было темно, когда Беляев обнял Лизу и привлек к себе.
- Осторожно, - сказала она.
- Я хочу осмотреть твой животик, - сказал Беляев, потянулся рукой к розетке и включил елку.
И в темноте вспыхнула елочная гирлянда, целые созвездия. Лампочки, снабженные прерывателем, мигали, целые кучки вспыхивающих и гаснущих огоньков. Лампочки были всех цветов - и зеленые, и красные, и лиловые, и желтые... Казалось, что в комнату залетело множество фосфоресцирующих бабочек. Они вспыхивали то на одной, то на другой мохнатой ветке, выхватывая из тьмы блестящие елочные украшения.
- Как красиво! - прошептала Лиза.
- Очень красиво, - согласился Беляев, лаская ее.
- Ты меня любишь?
- Да.
- Между нами - третий, - сказала она. - Осторожно.
- Я всегда люблю тебя осторожно. На потолке от елочных лампочек был цветастый луг: с травой, цветами, бабочками.
- Когда ты молчишь, о чем ты думаешь? - спросила она.
Он сжимал в своей руке ее руку.
- Когда я молчу, я чаще всего ни о чем не думаю. Вернее, о чем-то думаю, но точно не могу сформулировать - о чем.
- Странно. У меня такое же бывает. Вроде бы думаю, а о чем - не знаю.
- Общие места.
- Да.
- Но много есть в жизни такого, о чем не хочется думать, - сказал он. Это - запретные темы.
- Первый раз от тебя слышу о запретных темах.
- Их много и лучше о них не думать, хотя можно и думать.
- Например?
- Что тебе говорить, ты сама знаешь... Есть вещи, о которых начинаешь думать, и все становится бессмысленным...
- Молодец! Ты умный, и ты не думай о плохом.
- Стараюсь. Но елка!
- Что елка?
- Елка - самая страшная вещь! Запретная тема! А мы ее ставим каждый год.
- Почему "запретная"?
- Сигнал смерти...
Потом они лежали и смотрели в радужный от свечения елочной гирлянды потолок.
- Вот и еще один год прошел, - сказала Лиза, прерывисто дыша.
- Нам будет по тридцать! - с грустью сказал Беляев.
- Как много...
- И как все быстро совершается, - сказал он, стараясь не смотреть на Лизу, потому что после этого ему всегда было как-то неловко смотреть на нее.
- А откуда у Левы появилась машина? - вдруг спросила она.
- Тебе это очень нужно знать?
- Да нет, не очень, но все же... Ты можешь не говорить, я сама знаю... догадываюсь. Напрасно ты это сделал.
- Что сделал?
- Купил ему машину.
- Почему ты думаешь, что это я купил ему машину?
- Не притворяйся, я все знаю и все вижу. Ты с утра до ночи бегаешь, работаешь, а он... Он очень хитрый парень. Вот увидишь, что он тебя рано или поздно бросит.
Беляев едва слышно рассмеялся.
- Это может быть только наоборот - я его могу бросить.
- Тебе так кажется. Ты думаешь, что он тебя будет возить? Ты для этого покупал машину?
В душе Беляева шевельнулась некая тревога. Не оттого, что Комаров может увести машину и сам исчезнуть, а то, что Лиза читала его мысли, его жизнь. Это было неприятно. Чувство, похожее на ревность, возникло в нем.
- Да, я покупал машину для того, чтобы везде успевать.
- Почему ты себе... нам машину не купил? - спросила Лиза и в ее голосе послышалась обида.
- Потому что рано еще мне машину иметь! - достаточно грубо ответил Беляев, чтобы поставить Лизу на место.
- А Левке не рано?
Это был весомый аргумент, о котором почему-то Беляев не подумал, и этот аргумент с новой силой резанул его.
- Машина куплена для работы, - сказал он растерянно.
- И оформлена на него?
- Да никуда он не денется! - огрызнулся Беляев.
- Когда денется, будет поздно, - сказала Лиза. - Тебе нужно самому ездить. Послушай меня, купи себе машину и откажись ты от Левкиных услуг. Он как пиявка будет сосать тебя. Это такие люди, которые просто так не отвяжутся.
- Ты себе противоречишь, - сказал Беляев. - То ты говоришь, что он меня бросит, то - не отвяжется!
- Он тебя бросит тогда, когда поймет, что взять с тебя будет больше нечего.
Беляев пошевелил рукой, придавленной полным лизиным бедром, освободил эту руку и положил на ее гладкое и горячее бедро сверху, чтобы затекшая рука отошла.
- Ты думаешь, что наступит время, когда с меня нечего будет взять? усмехнулся Беляев.
- Со всеми такое время наступает, - сказала Лиза и внезапно с чувством добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94