Беляев не выдержал взгляда и опустил глаза в пол. Мысли куда-то исчезли, и в голове образовалась пугающая пустота. Беляев не задумывался даже о том, что все это может кончиться плохо - или был уверен в невозможности такого исхода.
Может быть, он даже притворялся перед собой, что ничего не происходит. Чтобы поддерживать нейтральную пустоту в голове, он старался отгонять надвигающиеся мысли. Но они пульсировали где-то на периферии сознания, и одна из них говорила: все пройдет. Хотя тут же Беляев отчетливо услышал и другую, о том, что, между прочим, часто бывает, что с какого-то пустякового эпизода начинается важная полоса в жизни человека.
С усилием он еще раз попытался взглянуть на человека в пыжиковой шапке. Тот продолжал неотрывно смотреть на него. И у него стало опять нехорошо на душе. Вероятно, думал он, если человека с его энергией начинают тормозить извне, мешать работать, это значит, что в самом плане работы, в охране тайн этой работы допущен просчет. От мысли, что сейчас ему придется объясняться с этим человеком, Беляев ощутил свинцовую тяжесть в ногах. И странное нетерпение овладело им. Поскорее бы объясниться, развязать узел, поставить точку, подвести черту!
Беляев закрыл глаза, чтобы убаюкать сознание. Но оно никак не хотело убаюкиваться.
Беляев встал и подошел к дверям.
Он вышел на улицу, огляделся, не зная, куда пойти. И все же пошел, перестав оглядываться, в магазин, купил коньяку и направился к дому Феликса. У подъезда все же оглянулся, но никого не увидел.
Шел снег, и с дыханием попадали в нос мокрые снежинки, таяли на лице, и, казалось, в самой погоде была какая-то безысходность.
Квартира Феликса была погружена во мрак, и под стать этому мраку черноволосый и полнотелый Феликс был облачен в черное кимоно. В комнатах неярко светились торшеры и бра, звучала приглушенная музыка. В одной из комнат работал огромный цветной телевизор, показывали хоккей, красные и синие фигурки, как в калейдоскопе, кружили на экране.
У Беляева разболелась голова, он сел к столу, налил себе рюмку и выпил. По комнате ходили какие-то люди, курили. Кто-то внес ящик пива и стал, протирая каждую бутылку тряпкой, ставить пиво на стол.
Феликс сел возле Беляева, сказал:
- Я достал тебе "Камень".
Беляев удивленно вскинул на него брови.
- Какой?
- Тот, что ты просил.
Беляев никак не мог вспомнить, какой это камень он просил у Феликса.
Тот встал, достал с полки книжку и бросил ее на стол перед Беляевым. Беляев разглядел обложку:
"О. Мандельштам. "Камень". Стихи. "Гиперборей". Петроград, 1916".
- Второе издание, - сказал Феликс. - Но я и первое достану.
- Сколько с меня? - спросил Беляев.
- Две сотни.
Феликс вновь сел рядом, закурил, выпустил тонкую струйку дыма, а затем уж спросил:
- Ты ничего странного сегодня не заметил? - И уставился на Беляева непроницаемым взглядом темных маслянистых глаз.
- А что я должен был заметить? - испуганно ответил Беляев.
- Так... Вообще... Но кое-кто хочет с нас получать "капусту".
Беляев открыл книжку и навскидку вслух прочитал:
Из омута злого и вязкого Я вырос, тростинкой шурша...
Полутьма комнаты, казалось, меняла оттенки, то золотом, то зеленью вспыхивали в ней огоньки сигарет, то яркий кадр на экране телевизора белой полосой освещал стол. Беляеву вдруг показалось, что вокруг него пустота пустая комната, пустой дом, пустой вечер. Только по экрану беззвучно бегают хоккеисты...
Беляев и Феликс посмотрели друг на друга в упор. Присутствие Феликса, такого реального в своем черном кимоно, с каплями пота на полном лице, вернуло Беляеву душевное равновесие. Он откинулся к спинке стула, весь отдавшись блаженному ощущению покоя, не желая ни о чем думать.
Феликс пересел на диван, освещенный голубоватым слабым светом торшера, заговорил с человеком, сидевшим на этом диване.
- Коля согласен, - сказал Феликс.
- Тридцать шесть процентов, - сказал дубоватым голосом человек.
Беляев слушал и думал про себя, что тридцать шесть процентов от валютного оборота - непомерно большая цена даже за столь пугающую мумифицированную слежку. Хотел услышать ответ - услышал. Ну и что? Жизнь не дает ответов на вопросы. И составная часть этой жизни - смерть, которая сама по себе есть большой вопрос. То есть жизнь, оканчивающаяся смертью, есть вопрос. Никаких ответов не будет. Эти мысли, как вино, горячей волной разлились по телу и ударили в голову.
Тот, кто ранее принес ящик пива, теперь появился в комнате с огромным серебряным подносом, на котором горой лежали красные дымящиеся раки. Разговоры смолкли, люди облепили стол. И Беляев, словно во сне, взял, обжигаясь, упитанного рака с черными булавками глаз.
Захрустели панцири, защелкали металлические пробки на бутылках, забулькало в стаканы пенистое пиво.
Беляев, как бы во искупление происшедшего с ним сегодня, накинулся на раков и пиво с удвоенной энергией, чтобы хоть слабым проблеском света смягчить еще какой-то час назад надвигавшуюся на него тьму. И подумал Беляев, что за тьмой всегда следует свет!
Время от времени он посматривал по сторонам, иногда даже оглядывался, проникая взглядом в самые потаенные уголки комнаты. И вновь с выражением напряженного внимания вгрызался в белое мясо раков, всецело поглощенный звуками собственного жевания. Ему казалось, что он уже свихнулся, если когда-то давно-давно снившиеся красные вареные раки обрели реальность, и он их вот так свободно берет и жует.
Эти раки казались ему теперь какою-то книгой за семью печатями. И с этой мыслью он закрыл глаза и увидел слова, и строки, и буквы. И сначала растерялся, потому что прежде никогда так отчетливо не видел подобного, что открыл глаза и в страхе огляделся, но ничего подозрительного не заметил. Он снова закрыл глаза и как будто на большом экране, белом-белом, снизу вверх поплыли четкие черные строки, которые он свободно, без напряжения, стал читать про себя:
"И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее? И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее. И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее. И один из старцев сказал мне: не плачь, вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее. И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94