пришлось терпеть длительное и болезненное лечение, которое теперь его
ожидает. Я понял, что последние несколько часов думаю чем угодно, но только
не головой. Если мне не удастся вернуться к привычному логическому мышлению,
то меня ждут большие неприятности. Происходящее явно можно считать первыми
признаками безумия, от которого не застраховано ни одно мыслящее существо.
Тогда домосед начинает носиться по свету, одиночка -- искать общества, а
логически мыслящий человек -- действовать под влиянием эмоций...
Я погрузил лося на снегоход и отвез его к хижине. Мне пришлось здорово
попыхтеть, прежде чем я дотянул лосятину до лестницы и сбросил ее в погреб.
Посмотрев на замерзшее мясо, я сказал:
-- Я устал.
Собственный голос показался мне каким-то чужим. В нем слышались
сдержанные металлические нотки, слабые, но отчетливые. Такие голоса можно
услышать в горячечном бреду, когда к вам подбираются демоны или гномы.
-- На сегодня я больше ни на что не способен.
-- Все в порядке, Джекоб, -- донеслось из погреба. С каждым моим
возвращением Его голос звучал все более странно и зловеще. -- Мои
метаморфозы уже почти прекратились. Теперь мне нужны калории только для
того, чтобы поддерживать нормальное функционирование организма и накопить
материал для моей продукции. На это вполне хватит лося и того запаса,
который я еще не успел использовать.
Я не спросил, что он понимает под "продукцией". Я слишком устал, и меня
сейчас ничто не волновало. Я что-то пробормотал в ответ, кое-как добрел до
кровати и провалился в глубокий сон. Мне ничего не снилось. Почти ничего.
Время от времени в мои сновидения врывалось нацеленное прямо мне в голову
дуло огромного ружья, и я слышал, как клацает спусковой крючок...
Когда я проснулся, буран уже прекратился, лишь отдельные запоздалые
снежинки изредка тыкались в оконное стекло. И еще раздавался какой-то
странный шум. Я приподнял голову и несколько мгновений прислушивался, прежде
чем до меня дошло: прямо у нас над головами кружит вертолет...
9
Я был таким уставшим и издерганным, что заснул, не раздеваясь, и
благодаря этому мог теперь подскочить к окну, не теряя ни секунды. Я подышал
на стекло и прижался к нему лицом, но, увы, ничего не увидел. Наблюдательная
позиция была слишком уж невыгодной: небо было загорожено отчасти утесами,
отчасти высокими соснами. Я бросился в гостиную, к окнам, которые выходили
на площадку перед домом. Оттуда я действительно увидел вертолет. Он
находился футах в ста от нашего домика и висел на высоте в сто пятьдесят
футов. На борту у него красовалось изображение глобуса, а поверх него --
большие зеленые буквы "ВП": символ вооруженных сил Всемирного Правительства.
К счастью, это был не транспорный вертолет, а всего лишь разведывательный.
Он описал полукруг, полетел вдоль холма к его подножию, начал было
подниматься над следующим склоном, но потом внезапно повернул обратно,
сделал круг над нашим домиком и быстро полетел прочь. Я понял, что мы
обнаружены. Буран закончился вскоре после того, как я выходил в последний
раз, и мои следы не успело замести.
Шум вертолетного двигателя сделался тише, а потом и вовсе заглох.
Наше время истекло.
Я посмотрел на снег: красноречивые следы, уродливые темно-красные пятна
лосиной крови, застывшие красные лужи... Меня буквально затошнило от этих
наглядных свидетельств моей вчерашней кровавой пирушки со смертью. И в то же
время это казалось абсолютно необходимым. Я втянулся: стрелял, рубил на
части, тащил в хижину -- и так до полного изнеможения. А в результате, когда
человек просто посветил на меня фонариком, я рефлекторно схватился за ружье.
До этого охота всегда была для меня спортом, приятной возможностью
испытать свое искусство стрелка. Но убийство теплого кролика или лося с
мягкими губами -- это совсем другое. Птицы-то что: комок перьев, клюв и
когти. Их даже трудно считать живыми, так много в них от механической
конструкции. Но вчерашнее избиение обрушилось на настоящие живые существа,
со своими чувствами и эмоциями. Нет, такая охота не по мне. У меня мелькнула
мимолетная мысль: а не Он ли каким-то образом спровоцировал мою внезапную
вспышку кровожадности?
Я пошел к погребу, на ходу обдумывая положение вещей. Он сейчас не в
состоянии повлиять на ситуацию -- Он неподвижен. Возможно, я неправильно
истолковал маневр вертолета. Возможно, они ничего не заподозрили. Нет, не
нужно заниматься самообманом. Появление раненого снова привлекло внимание
властей к парку. Я взял ружье, зарядил его, проверил, много ли стрелок
осталось в наркопистолете. Потом я поставил стул к окну, сел и принялся
ждать. Я обещал, что выиграю для Него время, чтобы Он мог закончить свои
изменения. Я должен увидеть, что у него получится.
Я попытался отвлечься от мыслей об убийстве, убедить себя в том, что я
всего лишь выполняю свой долг. Долг. Долг. Долгдолгдолгдолг... Это слово
шныряло у меня в мозгу, словно крыса в лабиринте, пока окончательно не
потеряло смысл. Долг. Разве мой долг состоит не в том, чтобы попытаться
предоставить человечеству шанс получить бессмертие? Разве я не должен
остановить смерть, а возможно, и повернуть вспять процесс старения, чтобы
юность из привилегии, отнимаемой у нас неумолимым Временем, превратилась в
неотъемлемое право каждого человека? Я принялся разговаривать сам с собой,
но слова звучали глухо и неискренне. Они бились о стены, соскальзывали на
пол и расплывались у моих ног грязными сальными лужами. Я представил себе,
каково это -- убить человека. Вчера ночью я чуть было это не совершил. "Я
могу это сделать, -- сказал я себе. -- Я могу убить человека, если только
мне потом не придется подходить к трупу слишком близко".
Долг. Убийство. Бессмертие. Смерть. Долг. Долг. Долг.
Когда спустя час и двадцать минут транспортный вертолет все-таки
показался, мои нервы давно уже были на взводе. Руки, сжимавшие ружье,
дрожали, а левая щека подергивалась от нервного тика. Вертолет приземлился в
стороне от нашего домика и высадил сорок человек, одетых в белые маскхалаты.
Все они были вооружены. Я отдернул занавеску, распахнул окно и прикладом
высадил сетку от насекомых. Я ждал.
Долг. Убийство. Долг.
В поле моего зрения показался первый солдат. Я убрал палец со
спускового крючка и отложил ружье в сторону. Я проиграл последнее сражение с
собой. А возможно, наоборот, выиграл. Я пятнадцать лет жил в соответствии с
врачебным кодексом, восемь лет проработал врачом -- и теперь я не мог
заставить себя выстрелить в человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41