Мы поднимались в воздух по шесть-семь раз на день, встречались с целыми армадами бомбардировщиков, скрещивали огненные трассы с многочисленными "мессерами".
Небо над Курском, Белгородом, Харьковом, Изюмом, Барвенково было ареной напряженнейших кровопролитных воздушных схваток. Враг не мог примириться с поражением на Курской дуге. Мы старались не дать ему опомниться, бить его в хвост и в гриву, метким огнем гнать с нашей земли.
5 августа в столице нашей Родины Москве прозвучал первый в истории минувшей войны салют в честь освобождения Орла и Белгорода, успешного завершения грандиозного сражения на Курской дуге. С того дня салюты в честь ознаменования выдающихся побед Красной Армии стали традиционными.
Никому из нас не довелось видеть и слышать первый салют. Но сообщение о нем вызвало у наших авиаторов ликование.
- Слышал, Скоморох, как Москва нас благодарит?- спросил при встрече Володя Евтодиенко.
- Замечательный салют, здорово, - ответил я. - Весь мир о нем знает...
Не думал я тогда, что это будет последний разговор с моим боевым учителем...
Прошло еще пять дней беспрерывных вылетов и боев, а на шестой Володя сложил крылья вблизи родного Ворошиловграда.
У меня в сердце как будто открылась рана - такими мучительными были мои переживания. А еще через неделю - новый удар: не вернулся из полета Сережа Шахбазян. Потом удар за ударом: потеряли Ваню Григорьева и Ваню Алимова.
Август вошел в жизнь полка цепью невосполнимых потерь. Война безжалостно, немилосердно вырывала из наших рядов лучших воздушных бойцов, требуя крови за каждый успех.
Непреходящая горечь в душе. И не только в моей. Сколько прекрасных товарищей уже ушло от нас... И кто знает, сколько еще верст отмерено военной судьбой и тебе...
Прибыли свежие газеты. Мы жадно набросились на них: что там нового, куда войска наши продвинулись?
- Ура! - восклицает Шевырин. - Скоро будет взят Харьков!
Я выхватил у него газету, стал читать. Мы все знали, что Харькову не везло - его уже один раз освобождали. Хотелось знать, как будут обстоять дела сейчас. Нет, теперь все будет по-иному.
Читая о событиях в районе Харькова, я никак не предполагал, что они коснутся и меня.
Но это произошло буквально в следующую секунду.
Ко мне подлетел запыхавшийся посыльный:
- Товарищ старший сержант, срочно к командиру!
"Неужели придумали еще какую-нибудь командировку? Нет уж, дудки, на этот раз не сдамся", - решаю про себя, следуя за посыльным.
Я не ошибся - мне действительно приказали быть готовым отправиться на новое место назначения. Но на этот раз не в тыл, а на самый передний край, под Харьков. И... во главе эскадрильи!
- А что случилось с Устиновым? - спросил я.
- Заболел. Будете временно его замещать, - сказал майор Мелентьев.
- Такое доверие - большая честь. Но справлюсь ли я?
- Мне говорили, и я вам повторяю: не святые горшки обжигают. Идите готовьтесь, завтра - на новый аэродром, будете взаимодействовать с истребительным полком, которым командует Онуфриенко.
- Онуфриенко?! - невольно вырвалось у меня, но, тут же смекнув, что мой восторг может уколоть Мелентьева, я сбавил тон до обычного: - Мне еще ни разу не приходилось организовывать взаимодействие, как бы не наломать дров...
- Не наломаешь. Онуфриенко опытный командир, поможет...
Покинув штаб, я не шел - летел. Еще бы - снова встречусь с Онуфриенко! Пусть даже не на земле, а в воздухе - лишь бы побыть рядом с человеком, ставшим для меня крестным отцом.
Правда, я еще не знал, что Григорий Денисович был отцом для всего полка. И в воздухе, и на земле его иначе и не называли, как "отец Онуфрий".
Прощай, Нижняя Дуванка, и да здравствует майор Онуфриенко!
Прощай, Нижняя Дуваяка, ставшая заветным рубежом в моей жизни...
Эскадрилья приземлилась на полевом аэродроме между Купянском и Чугуевом. Прикрываем наши войска, штурмующие Харьков. Шевырин, Мартынов, Овчинников, Купцов и другие летчики эскадрильи буквально не покидали кабин истребителей. Возвращались на дозаправку горючим, пополнение боеприпасами и снова - взлет.
Мне тут впервые довелось столкнуться со всем многообразием командирских забот. Их круг оказался гораздо шире, чем можно было предполагать: от устройства ночлега до организации воздушного боя. Парторг эскадрильи временно отсутствовал. На мои плечи легла вся партийно-политическая работа.
Впервые я попробовал командирского хлеба и понял, что он далеко не сладок. Особенно на войне, где любая твоя ошибка, оплошность оборачивается жертвами. А у меня к тому времени уже складывалось твердое убеждение: жертв не должно быть, их надо избегать, упреждать. Ну как объяснить гибель Льва Шиманчика, на разбеге столкнувшегося с другим самолетом? Не сработали тормоза? Но ведь они-то отказали по чьей-то вине. Значит, будь этот кто-то более внимателен-ничего подобного не произошло бы...
В авиации, как нигде, многое зависит от добропорядочности, добросовестности людей. Следовательно, чтобы умножались успехи, изживались неприятности - надо работать с людьми. Всегда и везде, постоянно и непрерывно.
На полевом аэродроме не было никаких удобств. Пришлось создавать их. Мы старались, чтобы каждый мог отдохнуть, позаниматься. Конечно, о четком распорядке дня можно было только мечтать. Но все же выкраивали время, чтобы поговорить, обменяться новостями, послушать радио, почитать газеты.
Мы наладили выпуск стенгазеты. В ней - вся наша летная жизнь: кто отличился в боях, кто "козла отмочил" при посадке, находится место и для серьезных материалов, и для юмора. Кажется, простое дело - стенгазета, а все-таки свою живую струю вносит в коллектив, формирует в нем определенное настроение.
...Наша грунтовая полоса напоминала конвейер. Никогда здешние места не оглашались таким непрерывным ревом моторов. Одни машины взлетали, другие садились, а курс всех полетов был один - небо Харькова.
Там - сплошные пожарища, черные столбы дыма. Как и под Курском, мы иногда не видим, что творится на земле. Все внимание - небу, врага стараемся замечать первыми и не давать ему спуску.
Атакуя стервятников, я все время думал: где же Онуфриенко, почему мы с ним не взаимодействуем?
И вот как-то, когда наша группа собралась уходить, увидели вдали восьмерку Ла-5. Кто такие? Подходят ближе. Вдруг слышу в шлемофоне:
- Молодцы твои, Скоморох, небо чистым держат! Я узнал голос майора Онуфриенко, очень обрадовался.
- Ждите, сейчас вернемся, вместе поработаем...
- В другой раз, Скоморох, - ответил Онуфриенко, и его восьмерка промчалась дружной стайкой.
Лишь потом мы узнали, что они наносили удар по вражеским аэродромам под Харьковом. Тогда было уничтожено на земле около 20 самолетов. Вот что означало наше взаимодействие:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84