Ноздри на кривом сплющенном носу (он больше, чем обычно у Вамфири, походил на рыльце летучей мыши) изъедены какой-то болезнью, как решил Шайтис. Под подбородком виднелась вздувшаяся багровая вена, похожая на разбухшую во время спаривания бородку одной из птиц Темной стороны.
На Керле было простое черное одеяние, капюшон откинут, худые запястья выглядывают из просторных рукавов, широкие полы укрывают цыплячьи икры. Конечно, и рукава, и подол не болтались сейчас на хилых конечностях, они мерзлыми комками съежились во льду. Острые когти на очень длинных худых пальцах, причем указательный на правой руке украшает золотое кольцо. Шайтису не удалось разглядеть на нем герб. Белые обескровленные вены проступают на тыльной стороне кистей: он потерял всю кровь намного раньше, чем окоченел тут.
— Проснись! — позвал его Шайтис. — Я хочу выслушать твою историю, узнать твои секреты. Да, я не сомневаюсь, что ты и есть история Вамфири! А этот Шайтан, о котором ты говорил, — это тот самый Шайтан Нерожденный? Его с учениками изгнали в Ледники, как гласят древние легенды. И он еще здесь? В самом деле? Нет, я тебе не верю. Проснись, Керл Люгоц! Отвечай же!
В ответ — ни звука. Старая мумия в своей ледяной колыбели вернулась в мир медленных грез; его стылое сердце продолжало биться, как показалось Шайтису — еще медленнее. Он умирал. Самая долгая жизнь, даже такая замороженная, — это еще не вечность.
— Черт бы тебя побрал! — выругался вслух Шайтис. Это послание вернулось к нему из недр ледяного замка многократным эхом. Не было ли там еще каких звуков? Он подождал, пока отзвук не умер. Тишину нарушали только странные стоны ледяных труб. Потом опять послал ищущий сигнал. Есть ли тут кто-нибудь?
...Если кто и был, он умело скрывал свое присутствие. Впрочем...
Тут Шайтис вспомнил, что снаружи ждет летун, которого он оставил утолять голод! Если кто-то его обнаружит...
Он послал мысленный сигнал этой твари, убедился, что тот еще пирует, длинно выругался вслух, адресуясь к самому себе. Наверх зверя ни за что не втащить. Но можно хотя бы убрать его оттуда.
— Иди! — скомандовал он. — Хлопай крыльями, шлепай, прыгай, только не стой там. Отойди хоть на полмили и спрячься как можно лучше. — И он почувствовал, как безмозглая тварь тут же послушно двинулась.
Довольный тем, что летун убрался подальше от дохлого раба Вольша и от того, что или кто еще может оказаться по соседству, Шайтис вернулся к волновавшей его проблеме. В первый ли раз старый вампир проснулся от грохота сосулек? Предположим, что так.
Обследовав верхнюю террасу, лорд Вамфири обнаружил широкую ледяную струю — замерзший водопад. С его нижней кромки свисали застывшие отростки. Он отломил одну сосульку, длиной четыре и диаметром в основании три четверти фута, и отнес ее туда, где находилась скованная льдом шелуха, бывшая прежде Керлом Люгоцем.
Если до старого дурака не доходит ментальный сигнал, придется постучаться в его кокон этой ледяной дубинкой.
Увлекшись, Шайтис не обратил внимание, что кто-то осторожно подбирается к нему по ледяным ступеням. Он телепатически проорал сидевшей в нише ледяной статуе:
— Керл Люгоц, проснись! — и занес ледяную дубину, чтобы обрушить ее на прозрачную оболочку. Но удара не получилось, что-то держало громадную сосульку!
Шайтис, обернувшись назад, яростно оскалился. Он шипел и плевался, изо рта свесился, изогнувшись дрожащей дугой, раздвоенный язык, выпученные глаза малиново светились, и без того мало напоминавшие человека черты вампира начали меняться, придавая ему уж совсем нелюдской жуткий облик волка-оборотня. Он выронил ледяную дубинку и потянулся за боевой рукавицей. Но метнувшаяся навстречу рука крепко ухватила его запястье гигантским когтем. Шайтис уставился в серые угрюмые лица своих собратьев по оружию в битве за сады Обитателя: Фесс Ференц и Вольш Пинеску!
Он выдернул руку и шагнул назад.
— Черт бы вас побрал, — сказал он, тяжело дыша. — Вы здорово наловчились подкрадываться!
— Мы теперь во многом разбираемся. — Вольш Пинеску с трудом выдохнул слова, огромный почерневший струп засохшего гноя не давал шевелить губами. — В том, например, как непобедимая армия Вамфира Шайтиса, главнокомандующего Вамфири, могла быть сокрушена и растоптана, их замки разрушены, а уцелевшим пришлось бежать, как собакам от хлыста, в эти края вечного льда!
Усеянное фурункулами лицо Вольша побагровело от ярости, и он тяжело шагнул навстречу Шайтису. Но Ференц был не так вспыльчив. Этот гигант со страшными ручищами не нуждался в том, чтобы распалять себя.
— Мы многое потеряли, Шайтис, — пророкотал он, — только очутившись здесь, мы поняли, насколько много. Уж больно эти места холодны и пустынны.
— Чушь! Холодное место? — окрысился Шайтис. — Что значит холод для Вамфири? Привыкнете.
Вольш яростно тряхнул головой, несколько фурункулов у него на шее лопнуло, и желтый гной брызнул на лед.
— Вот как? — рявкнул он. — Привыкнем? Как этот, ты хочешь сказать? — Он дернул своей головой с безобразными украшениями в сторону Керла Люгоца, отделенного от них тремя футами льда, недвижного, как скала. — И как все остальные, кого мы нашли в ледяных пузырях, в таких же ледяных крепостях, где нет ничего, кроме сквозняков да эха?
— Остальные? — Шайтис растерянно перевел взгляд с Вольша на Ференца, потом обратно.
— Да, не одна дюжина, — наконец кивнул в ответ Фесс Ференц громадной головой, — дремлют во льдах, надеются. Вдруг когда-то чудом растопятся льды и они освободятся из плена, очутятся в цветущем краю. Или угаснут, не дождавшись. Потому что здесь, Шайтис, не тот холод, что на Темной стороне. Здесь он царит вечно. Привыкнуть к нему? — Он теперь как бы вторил словам Пинеску. — Сопротивляться? Тут нечем согреться, нечем поддерживать огонь в себе — для этого нужно горючее. Кровь — это жизнь! Пока ты привыкаешь к нему, твоя кровь остывает, Шайтис, капля за каплей, с каждым часом. Конечности деревенеют, и самое горячее сердце начинает стучать медленнее.
— Ты спросил, что такое холод для. Вамфири? — заговорил Вольш. — Ха! Тебе много приходилось мерзнуть на Темной стороне, Шайтис? Я тебе так скажу: никогда! Жар охоты, пламя битвы поддерживали в тебе тепло, горячая соленая кровь трога или Странника. Твоя постель поутру была теплой и манящей, как упругие груди и задница потаскушки, которая забавляется с твоим концом. У тебя было вдоволь всего этого, чтобы согреть себя. У всех нас было этого вдоволь! И у нас был вождь, который говорил нам: “Давайте объединимся и захватим сады Обитателя”. И с чем мы остались?
Шайтис посмотрел на Ференца, тот пожал плечами:
— Мы здесь дольше тебя. Это холодное место, холод донимает нас все сильнее. И что еще хуже, голод тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
На Керле было простое черное одеяние, капюшон откинут, худые запястья выглядывают из просторных рукавов, широкие полы укрывают цыплячьи икры. Конечно, и рукава, и подол не болтались сейчас на хилых конечностях, они мерзлыми комками съежились во льду. Острые когти на очень длинных худых пальцах, причем указательный на правой руке украшает золотое кольцо. Шайтису не удалось разглядеть на нем герб. Белые обескровленные вены проступают на тыльной стороне кистей: он потерял всю кровь намного раньше, чем окоченел тут.
— Проснись! — позвал его Шайтис. — Я хочу выслушать твою историю, узнать твои секреты. Да, я не сомневаюсь, что ты и есть история Вамфири! А этот Шайтан, о котором ты говорил, — это тот самый Шайтан Нерожденный? Его с учениками изгнали в Ледники, как гласят древние легенды. И он еще здесь? В самом деле? Нет, я тебе не верю. Проснись, Керл Люгоц! Отвечай же!
В ответ — ни звука. Старая мумия в своей ледяной колыбели вернулась в мир медленных грез; его стылое сердце продолжало биться, как показалось Шайтису — еще медленнее. Он умирал. Самая долгая жизнь, даже такая замороженная, — это еще не вечность.
— Черт бы тебя побрал! — выругался вслух Шайтис. Это послание вернулось к нему из недр ледяного замка многократным эхом. Не было ли там еще каких звуков? Он подождал, пока отзвук не умер. Тишину нарушали только странные стоны ледяных труб. Потом опять послал ищущий сигнал. Есть ли тут кто-нибудь?
...Если кто и был, он умело скрывал свое присутствие. Впрочем...
Тут Шайтис вспомнил, что снаружи ждет летун, которого он оставил утолять голод! Если кто-то его обнаружит...
Он послал мысленный сигнал этой твари, убедился, что тот еще пирует, длинно выругался вслух, адресуясь к самому себе. Наверх зверя ни за что не втащить. Но можно хотя бы убрать его оттуда.
— Иди! — скомандовал он. — Хлопай крыльями, шлепай, прыгай, только не стой там. Отойди хоть на полмили и спрячься как можно лучше. — И он почувствовал, как безмозглая тварь тут же послушно двинулась.
Довольный тем, что летун убрался подальше от дохлого раба Вольша и от того, что или кто еще может оказаться по соседству, Шайтис вернулся к волновавшей его проблеме. В первый ли раз старый вампир проснулся от грохота сосулек? Предположим, что так.
Обследовав верхнюю террасу, лорд Вамфири обнаружил широкую ледяную струю — замерзший водопад. С его нижней кромки свисали застывшие отростки. Он отломил одну сосульку, длиной четыре и диаметром в основании три четверти фута, и отнес ее туда, где находилась скованная льдом шелуха, бывшая прежде Керлом Люгоцем.
Если до старого дурака не доходит ментальный сигнал, придется постучаться в его кокон этой ледяной дубинкой.
Увлекшись, Шайтис не обратил внимание, что кто-то осторожно подбирается к нему по ледяным ступеням. Он телепатически проорал сидевшей в нише ледяной статуе:
— Керл Люгоц, проснись! — и занес ледяную дубину, чтобы обрушить ее на прозрачную оболочку. Но удара не получилось, что-то держало громадную сосульку!
Шайтис, обернувшись назад, яростно оскалился. Он шипел и плевался, изо рта свесился, изогнувшись дрожащей дугой, раздвоенный язык, выпученные глаза малиново светились, и без того мало напоминавшие человека черты вампира начали меняться, придавая ему уж совсем нелюдской жуткий облик волка-оборотня. Он выронил ледяную дубинку и потянулся за боевой рукавицей. Но метнувшаяся навстречу рука крепко ухватила его запястье гигантским когтем. Шайтис уставился в серые угрюмые лица своих собратьев по оружию в битве за сады Обитателя: Фесс Ференц и Вольш Пинеску!
Он выдернул руку и шагнул назад.
— Черт бы вас побрал, — сказал он, тяжело дыша. — Вы здорово наловчились подкрадываться!
— Мы теперь во многом разбираемся. — Вольш Пинеску с трудом выдохнул слова, огромный почерневший струп засохшего гноя не давал шевелить губами. — В том, например, как непобедимая армия Вамфира Шайтиса, главнокомандующего Вамфири, могла быть сокрушена и растоптана, их замки разрушены, а уцелевшим пришлось бежать, как собакам от хлыста, в эти края вечного льда!
Усеянное фурункулами лицо Вольша побагровело от ярости, и он тяжело шагнул навстречу Шайтису. Но Ференц был не так вспыльчив. Этот гигант со страшными ручищами не нуждался в том, чтобы распалять себя.
— Мы многое потеряли, Шайтис, — пророкотал он, — только очутившись здесь, мы поняли, насколько много. Уж больно эти места холодны и пустынны.
— Чушь! Холодное место? — окрысился Шайтис. — Что значит холод для Вамфири? Привыкнете.
Вольш яростно тряхнул головой, несколько фурункулов у него на шее лопнуло, и желтый гной брызнул на лед.
— Вот как? — рявкнул он. — Привыкнем? Как этот, ты хочешь сказать? — Он дернул своей головой с безобразными украшениями в сторону Керла Люгоца, отделенного от них тремя футами льда, недвижного, как скала. — И как все остальные, кого мы нашли в ледяных пузырях, в таких же ледяных крепостях, где нет ничего, кроме сквозняков да эха?
— Остальные? — Шайтис растерянно перевел взгляд с Вольша на Ференца, потом обратно.
— Да, не одна дюжина, — наконец кивнул в ответ Фесс Ференц громадной головой, — дремлют во льдах, надеются. Вдруг когда-то чудом растопятся льды и они освободятся из плена, очутятся в цветущем краю. Или угаснут, не дождавшись. Потому что здесь, Шайтис, не тот холод, что на Темной стороне. Здесь он царит вечно. Привыкнуть к нему? — Он теперь как бы вторил словам Пинеску. — Сопротивляться? Тут нечем согреться, нечем поддерживать огонь в себе — для этого нужно горючее. Кровь — это жизнь! Пока ты привыкаешь к нему, твоя кровь остывает, Шайтис, капля за каплей, с каждым часом. Конечности деревенеют, и самое горячее сердце начинает стучать медленнее.
— Ты спросил, что такое холод для. Вамфири? — заговорил Вольш. — Ха! Тебе много приходилось мерзнуть на Темной стороне, Шайтис? Я тебе так скажу: никогда! Жар охоты, пламя битвы поддерживали в тебе тепло, горячая соленая кровь трога или Странника. Твоя постель поутру была теплой и манящей, как упругие груди и задница потаскушки, которая забавляется с твоим концом. У тебя было вдоволь всего этого, чтобы согреть себя. У всех нас было этого вдоволь! И у нас был вождь, который говорил нам: “Давайте объединимся и захватим сады Обитателя”. И с чем мы остались?
Шайтис посмотрел на Ференца, тот пожал плечами:
— Мы здесь дольше тебя. Это холодное место, холод донимает нас все сильнее. И что еще хуже, голод тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135