Карелин сообщил также, что сначала поедет в Оренбург проститься с семьей и что местом нашего сбора является Астрахань, где для нашей экспедиции будет снаряжен парусник (тогда, в 1835 г., на Каспийском море не было ни одного парохода). Он предложил мне отправиться в Астрахань, чтобы проследить за погрузкой, и ожидать его там.
Получив инструкции, а также необходимые геодезические и астрономические инструменты, хронометр и барометр, я купил бричку и в воскресенье, 28 июля 1835 г., покинул столицу; на десять дней я задержался в Москве и 11 августа продолжил свое путешествие. Спустившись в долину реки Оки, 13-го миновал красивый город Рязань, 14-го в грозу проехал город Козлов. На другой день мне повстречался цыганский табор, где задешево нагадали мне счастья цыганки, и к вечеру того же дня я прибыл в губернский город Тамбов. Отсюда начинается степь; дорога через нее превосходна, так что уже 16-го утром я прибыл в Новохоперск - последний городок перед Волгой, находящийся на реке Хопер, впадающей в Дон. Дальше попадались только почтовые станции. Местность была ровная, с бескрайним горизонтом, но местами изрезанная большими оврагами, поросшими лесом. Хотя была уже середина августа, трава в степи не была выжжена солнцем; здесь, однако, не было того многообразия полевых цветов, которые придают такую прелесть степи в Восточной и Южной России, где с наслаждением вдыхаешь бодрящий, свежий степной воздух. Дон уходил вправо от меня; я проехал Царицын, городок на Волге, и прибыл вечером в Сарепту.
19 августа я покинул Сарепту, проехал через две версты село Половецкое, заблудился ночью на плохой дороге в калмыцкой степи и должен был из-за затяжного дождя провести день в городке Черный Яр. Теперь я был уже в Астраханской губернии, которая примечательна своими песчаными холмами и песчаными же степями. По ту сторону городка Енотаевска песок был так глубок, что я предпочел, где только было возможно, ехать вдоль Волги, т. е. по ее правому берегу, так что след моего экипажа шел если не по мелководью, то по мокрому прибрежному песку, который был тверже, чем сыпучий песок в степи. Иногда я вынужден был впрягать в свою бричку шесть лошадей, чтобы протащить ее по глубокому песку.
Прибыв на почтовую станцию напротив Астрахани, я переправился на пароме, управляемом калмыками, через величественную Волгу, ширина которой здесь была с версту, и вечером 21 августа после десятидневного пути из Москвы прибыл в город, называемый "царицей Каспийского моря", где снял две комнаты в частном доме.
Я воспользовался прекрасным, теплым вечером и полной луной, чтобы побродить по Астрахани, насчитывавшей тогда 45 тыс. жителей и удаленной от Петербурга на 2102 версты. Улицы широкие, но, за исключением Московской, немощеные, так что летом на них толстый слой песка, а осенью и весной непролазная грязь.
22 августа, в годовщину коронования покойного императора Николая, я представился коменданту города полковнику барону Ребиндеру и военному губернатору генерал-лейтенанту Тимирязеву. У последнего по случаю праздника был торжественный прием. Генерал-лейтенант Тимирязев принял меня очень любезно, тотчас же взял с собой на парад, пригласил на обед, представил мне свою супругу, любезную образованную даму высшего света, необычайно высокого роста. Вечером мы наблюдали фейерверк, и я принял участие в небольшом бале в доме губернатора, так что в первый же день моего пребывания здесь я познакомился с местным мужским и женским обществом. Вечером 23 августа генеральша Тимирязева пригласила меня в свою ложу в театре - так я впервые увидел представление в провинциальном театре. 24 августа губернатор представил меня архимандриту. Мы позавтракали у него, а затем архимандрит показал мне собор Астраханского Кремля, где во времена казачьего атамана Стеньки Разина в 1670 г. разыгрались ужасные сцены. Из окон квартиры почтенного архимандрита открывался очень красивый вид на город и Волгу.
30 августа был бал в Дворянском собрании, и я сопровождал генеральшу Тимирязеву, которая хотела мне показать весь цвет астраханских красавиц, и действительно, это был прекраснейший венок из молодых женщин и девушек... Явно преобладал южный тип: среди 50 или 60 дам, собравшихся на бал, я увидел лишь одну-единственную блондинку, все остальные были жгучие брюнетки с чудесными черными глазами, роскошными волосами и перламутровыми зубами... В их жилах текла армянская кровь, так как большинство жителей Астрахани были армяне или смесь русских и армян. Первую неделю моего пребывания в Астрахани я провел просто замечательно, всюду встречал радушный прием, особенно в семье бравого коменданта, его зятя Оссе, у А., молодая жена которого слыла первой красавицей города; действительно, более красивых глаз и прекрасного цвета лица я не видел.
4 сентября я совершил с адъютантом генерал-лейтенанта-Тимирязева и капитаном П. поездку в Тюмен, владение калмыцкого князя. Мы ехали по почтовому тракту вдоль правого берега Волги; проделав 90 верст до станции Серогрязовская, остановились там на ночь и 5 сентября, рано утром, переправились на баркасе на другой берег, где находился великолепный дом князя, располагавшийся возле красивого каменного калмыцкого храма. Отставной полковник князь Тюмен нас не принял; старый, больной, он вел здесь жизнь сибарита; в доме его утонченная цивилизация уживалась с варварским укладом кочевой жизни. С 1812 по 1814 г. старый князь принимал участие в кампании, командовал калмыцким полком, дойдя с ним до Парижа, где вкусил все прелести жизни, и вернулся в свою степь полуварваром, полуцивилизованным человеком. Он обладал огромными богатствами: в. многочисленных кибитках калмыцкой орды жили его верноподданные, а в необъятных астраханских степях паслись бесчисленные стада овец и табуны лошадей. Его сын, кавалерийский офицер, принял нас очень любезно; он показал нам свою суконную фабрику и позволил присутствовать на буддийском богослужении.
Храм с двумя полукруглыми портиками, построенный по образцу Казанского собора в Петербурге, был украшен внутри страшными идолами; в глубине находилась святая святых - статуя сидящего Будды с многочисленными жертвенными чашами у ног божества. Появилось несколько калмыцких священнослужителей (геллонгов) в фантастических одеждах, с различными музыкальными инструментами, среди которых бросились в глаза тамтам и две прямые трубы в шесть шагов длиной. Богослужение началось с гнусавого пения. Все священнослужители стояли попарно на коленях, лицом к Будде. Затем началась ужасная музыка; особенно кошмарными были звуки труб, их можно было услышать на расстоянии пяти-шести верст, а вблизи них буквально разрывались барабанные перепонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128