Но в любом значении лексема изм отмечена принципиальной неполнотой, она всегда предполагает целый ряд однотипных феноменов. Трудно привести более избитый пример субстантивированного использования морфемы, чем этот изм, и невозможно себе представить оригинальное употребление данного сегмента. Однако философ и писатель А.А. Зиновьев это делает в романе "Зияющие высоты". Его книгу можно назвать советским вариантом "Истории одного города", она написана в такой же гротесковой стилистике. Жители города, олицетворяющего собой в миниатюре всю страну, исповедуют идеологию, саркастически именуемую "измом" (кстати, не следует думать, что имеется в виду марксизм-ленинизм: Зиновьев сам марксист и один из лучших знатоков этого учения). "Изм" - это пседвомарксизм, т.е. так называемый "научный коммунизм", - учение Маркса, вульгаризированное бездарными эпигонами. Зиновьев смеется над его выхолощенностью, беспредметностью, но, кроме того, необычно применяет субстантивную морфему "изм" как название не одной из идеологий, а единственной идеологии, отрицающей все остальные.
Аналогичную морфему ("ист") весьма удачно обыгрывает А.М. Горький в "Жизни Клима Самгина":
[Макаров:] Из двух Успенских - Глеба я читал, а что был еще Николай впервые слышу. Глеб - сочинитель истерический. Впрочем, я плохо понимаю беллетристов, романистов и вообще - истов. Неистов я.
Сочетание ист проводится здесь едва ли не по всем языковым уровням по мере укрупнения. Сначала это комбинация звуков, причем данная в двух вариантах: глухом ("истерический") и звонком ("из двух"). В слове "истерический" ист ведет себя как своеобразная квазиморфема - радиксоид, т.е. корнеподобное образование: настоящим корнем этот сегмент не является, но для данного текстового фрагмента выполняет функцию, сходную с корневой, т.к. возникает целый ряд слов, в которых воспроизводится этот элемент - то как суффикс, а то и как часть корня. В словах "беллетристов" и "романистов" ист фигурирует в своем прямом - словообразовательном - значении, как суффикс. Затем он субстантивируется и употребляется как подобие слова: "и вообще - истов". И, наконец, уже не ист, а истов делается основой последнего сегмента - кратного прилагательного "неистов". При этом базовая комбинация звуков [ист] то и дело видоизменяется: то озвончается, то снова оглушается, то притягивает к себе другие звуки. Причем этот процесс сопровождается активнейшей пересегментацией: ист проявляется то как корневая, то как суффиксальная морфема, ов - то флексия существительного, то суффикс прилагательного. Кроме того, на фоне всего высказывания фраза "Неистов я" воспринимается и в прямом смысле, и в дополнительном: я не из этих "истов", я не хочу ни к кому примыкать. Горький лингвистическими средствами передает протест Макарова против стремления "обузить" жизнь, свести ее к схемам, к "измам", примитивизировать человеческую личность. В речи Макарова даже одна морфема ни в какие однозначные схемы не укладывается.
Такому же обособлению через субстантивацию поддаются и другие морфемы, в том числе префиксы, особенно иноязычные: см. названия произведений: "Контр" Н.А. Тэффи, "Квази" В.С. Маканина.
Обособленные морфемы обладают семантикой обобщенности (обобщенное значение морфемы соответствует смыслу семантического поля, объединяющего слова с данным аффиксом) и, следовательно, множественности. Напр., изм фактически значит "один из так называемых измов" и т.п. То же самое можно сказать и о других субстантивированных аффиксах. Обычно подразумевается, что у них должно быть одинаковое значение, однако это не обязательно напр., в "Правде" от 31 мая 1989 г. (т.е. "перестроечного" периода) говорится о необходимости трех де- - демократизации, демонополизации, демилитаризации. В двух последних словах де- является приставкой со значением ликвидации, но этого нельзя сказать о первом слове, где де- вообще не приставка, а квазиморфема. Автор объединяет три слова по формальному признаку единоначатия просто для гармонизации высказывания.
Субстантивированные радиксоиды (сокращенные корни, функционально подобные префиксам) типа зав-, зам-, пом-, пред- и т.п. - элементы бюрократического жаргона (с языковой точки зрения, это аферезис, или апокопа). В следующем тексте
я не стану
ни замом,
ни предом,
ни помом,
ни даже продкомиссаром
В.В. Маяковский. IV Интернационал
такие лексемы прежде всего употребляются как языковая примета динамичной эпохи. Но здесь есть и оттенок отрицательного отношения к бюрократизму, который автор "волком бы выгрыз" - и который, естественно, к нему - поэту - не относится ни в какой форме. Для этого текста релевантно противопоставление коротких "неполноценных" лексем и гораздо более "респектабельного" и более (хотя и не окончательно) полного слова "продкомиссар".
Общеизвестно, что у различных функциональных стилей есть типичные для них морфемы и способы словообразования (см. гл. 1).
Это относится и к маргинальным слоям различных стилей - в каждом из них есть свой жаргон, со своей словообразовательной спецификой. Напр., Э.М. Береговская перечисляет разнообразные способы образования квази-словечек молодежного сленга (Береговская 1996). Среди них:
1) адаптация иноязычных слов, преимущественно англицизмов - на стриту, герлы (девицы; в Р. п. почему-то: герлов - вероятно, вследствие нежелания видеть в "герлах" прекрасный пол), в том числе производные: без(д)ник день рождения, кантровый - деревенский, крезанутый - сумасшедший;
2) "новые заимствования" (вернее, ресемантизации - А.Ф.) - речь идет о лексико-семантическом способе словообразования, когда уже известные слова приобретают новые значения: рекорд - пластинка, митинг - встреча, ринг телефон, спич - разговор;
3) безаффиксный способ: оттяг - наслаждение, прикол - розыгрыш;
4) перенос значения - метафорика: колеса - таблетки, мочалка - девица, как сказано в фильме "АССА", не отягощенная умственной деятельностью; метонимия: волосатые - хиппи, корочки - диплом, трав(к)а - наркотик;
5) блатные заимствования - беспредел, ксива, клево [оговорим это пункт особо; мы называем это явление "пиджинизацией", или "сленгизацией", арго, т.к. перечисленные и подобные им псевдослова не являются арго в настоящем смысле слова: оторвавшись от своей главной функциональной среды, войдя в широкий речевой обиход некриминальных слоев общества, эти лексические единицы теряют свой исконный - "профессиональный", а значит, арготический, - смысл и превращаются в расхожий сленг - А.Ф.];
6) развитие полисемии: кинуть - украсть - взять, а потом присвоить смошенничать - обмануть;
7) антономасия, т.е. метонимический переход имени собственного в нарицательное: левиса и луисы - джинсы, катюша и марфа - наркотики;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39