Сами по себе они могут существовать века без изменений, но иногда меняют сферу своего употребления - напр., расширяют ее. Так, арготизмы "клевый" и "на стреме" (вернее, "на стрему") встречаются у В.В. Крестовского в "Петербургских трущобах" при передаче блатных разговоров. В середине XX. в. они активно функционируют как слэнгизмы "стиляг". В 70-80-е гг. подобные лексоиды используются в речи людей из самых разных социальных слоев, но, по-видимому, с различными стилистическими обертонами: в молодежной субкультуре это экспрессемы самодостаточные или эпатажные; другие люди, даже вполне консервативные, произносили подобные квази-лексемы с ироническим оттенком, как правило, после очередного показа "милицейских" сериалов, вносивших разнообразие в жизнь обывателей. Но до конца 80-х гг. жаргон (включая арго) и слэнг играли в официальном искусстве маргинальную, декоративную роль и употреблялись дозированно. "Химики говорят, что грязь - это вещество не на своем месте (масляная краска на рукаве пиджака, чернозем на паркете). Пока молодежный сленг используется молодыми людьми, когда они общаются между собой в непринужденной, неофициальной обстановке, никакого "загрязнения" не происходит. То же касается и языка художественной литературы, когда сленгизмы входят в него как элемент речевой маски персонажа"31 (в слове "сленг" сохраняем орфографию автора) - так дело и обстояло до начала 90-х гг., затем ситуация резко изменилась. Публикация или републикация произведений А. Солженицына, В. Шаламова, С. Довлатова, а также менее значительных сочинений, как, напр., "Одлян" Л. Габышева, выход конъюнктурного фильма И. Гостева "Беспредел" постепенно легализовали ненормативную квази-лексику, ввели ее в "респектабельный" культурный контекст. Напр., показательно название рецензии Е. Евтушенко на указанный фильм - "Беспредел и беспредельность". Правда, ее автору никогда не был свойствен безукоризненный вкус (как, впрочем, и небезукоризненный), что проявилось и в этот раз, но все-таки Евтушенко отразил тенденцию, отчетливо проявившуюся в то время: пятью годами раньше такое сочетание было бы немыслимо.
До тех пор в нашей культуре преобладала "романтическая" парадигма отношения к уголовному миру, который воспринимался как "параллельная реальность" - экзотическая и нецивилизованная (срав. с формулой А. Дюма "могикане Парижа"). Напоминаем, что романтизм основывается на принципе двоемирия. Рудименты его можно найти в мемуарах историка и социолога, опубликовавшего их в 1989-80 гг. в журнале "Нева" под псевдонимом "Лев Самойлов". В отличие от большинства "перестроечных" публицистов, писавших на эту тему, Самойлов видит в уголовном мире не воспроизведение стереотипов "тоталитарного общества" (вернее, авторитарного32), а социальный регресс обращение в "первобытное" состояние.
В начале 90-х гг. эта "романтическая" схема ломается окончательно. Уголовный мир перестает быть "иной реальностью", сливаясь с миром ле-гитимным. Поэтому в наше время возможны парадоксы, немыслимые 15 лет назад. Напр., уважаемый ученый - юрист, философ или филолог - возмущается "беспределом" чиновников или бескультурием депутатов Думы: "Они говорят, как на малине!". Допустим, не только говорят, но и ведут себя, как в притоне, но ведь и сам ученый говорит о "малине" и "беспределе", хотя мог бы употребить литературные синонимы. Это происходит так естественно, органично, что он не замечает никакого противоречия. Для него данные псевдослова - не просто экспрессемы. И он не только переадресует их продажным чиновникам и депутатам, живописуя мир и менталитет последних, напр., когда мы говорим: "Следите за своей речью, вы не на малине", это не значит, что нам хорошо известны нравы "малины", - мы подразумеваем, что они знакомы собеседнику. Нет, ученый, видимо, чувствует за этими квази-лексемами самостоятельную - весьма отвратительную - реальность. Как ни странно, человек может употреблять такие лексоиды из крайнего презрения к этой реальности: она недостойна "нормальных" слов, которые оскверняются от прикосновения к ней.
Об употреблении слэнга в любой коммуникативной сфере (кроме научной как объекта изучения) автор этих строк недвусмысленно высказался в предыдущем учебном пособии: это социолект закомплексованных и неумно фрондирующих людей, не уважающих себя.
Добавить в данном случае нечего, но тема уважения, в том числе самоуважения, далеко не исчерпана. А ведь именно этим фактором определяется общественное самосознание, в конечном итоге - вся социальная стилистика. В эпоху "перестройки", напр., изменилась форма официальных наименований, произошел переход к неполным вариантам имен. Ю.М. Поляков иронически изображает этот процесс в романе "Козленок в молоке", главный герой которого занимается мелкой литературной халтурой, в том числе сочинением рифмованных приветствий:
Реет над нами победное знамя,
И словно клятва, доносится клич:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Леонид Ильич!
Впоследствии он заменил адресата на Михаила Сергеевича, но идеолог, принимавший приветствие в качестве цензора, потребовал переделки с учетом новых реалий. "Пришлось напрячься:
Свежими ветрами вздыблено знамя.
Клич перестройки нам дорог и мил:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Горбачев Михаил!"
Этикетная неполнота имени должна была подчеркивать "прирожденный демократизм" "руководителя нового типа". Но если учесть, что и автор романа, и главный персонаж презирают Горбачева, то фамильярный вариант имени в данном случае оказывается своеобразной синекдохой, эмблемой "перестройки". "Великие преобразования" свелись к мелочным формальным изменениям, общество не раскрепостилось духовно, зато (воспользуемся выражением А. Миллера) произошел "взрыв хамства".
На исходе 80-х гг. чрезвычайно агрессивный публицист Карем Раш в статье, которая, по иронии судьбы, называлась "Армия и культура", возмущенно писал:
Нелепо называть человека из англосаксонского мира по имени и отчеству, как дико русских мужчину или женщину называть одним (т.е. общим для обоих полов - Валя, Паша и т.п.? - А. Ф.) именем. И не надо нас насильно к этому приучать, как бы ни старались "Московские новости" быть западнее, чем сами западники. Но мы не примиримся с их "Михаил Горбачев", для нас он всегда Михаил Сергеевич.
Те, кого Раш именует "западниками", на самом деле называются иностранцами. Настоящие западники - это русские сотрудники "Московских новостей". Остается непонятным" с чьим "Михаилом Горбачевым" "мы" никогда не согласимся - "западников" или "Московских новостей". И кто такие "мы". Грамматику автора оставляем без комментариев. Далее Раш, как бы следуя совету Станислава Ежи Леца доводить вещи до абсурда ("Пусть узнают своего родителя"), требует запретить космонавтам называть друг друга по имени, ибо "космонавт, герой не может никогда и ни при каких (?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
До тех пор в нашей культуре преобладала "романтическая" парадигма отношения к уголовному миру, который воспринимался как "параллельная реальность" - экзотическая и нецивилизованная (срав. с формулой А. Дюма "могикане Парижа"). Напоминаем, что романтизм основывается на принципе двоемирия. Рудименты его можно найти в мемуарах историка и социолога, опубликовавшего их в 1989-80 гг. в журнале "Нева" под псевдонимом "Лев Самойлов". В отличие от большинства "перестроечных" публицистов, писавших на эту тему, Самойлов видит в уголовном мире не воспроизведение стереотипов "тоталитарного общества" (вернее, авторитарного32), а социальный регресс обращение в "первобытное" состояние.
В начале 90-х гг. эта "романтическая" схема ломается окончательно. Уголовный мир перестает быть "иной реальностью", сливаясь с миром ле-гитимным. Поэтому в наше время возможны парадоксы, немыслимые 15 лет назад. Напр., уважаемый ученый - юрист, философ или филолог - возмущается "беспределом" чиновников или бескультурием депутатов Думы: "Они говорят, как на малине!". Допустим, не только говорят, но и ведут себя, как в притоне, но ведь и сам ученый говорит о "малине" и "беспределе", хотя мог бы употребить литературные синонимы. Это происходит так естественно, органично, что он не замечает никакого противоречия. Для него данные псевдослова - не просто экспрессемы. И он не только переадресует их продажным чиновникам и депутатам, живописуя мир и менталитет последних, напр., когда мы говорим: "Следите за своей речью, вы не на малине", это не значит, что нам хорошо известны нравы "малины", - мы подразумеваем, что они знакомы собеседнику. Нет, ученый, видимо, чувствует за этими квази-лексемами самостоятельную - весьма отвратительную - реальность. Как ни странно, человек может употреблять такие лексоиды из крайнего презрения к этой реальности: она недостойна "нормальных" слов, которые оскверняются от прикосновения к ней.
Об употреблении слэнга в любой коммуникативной сфере (кроме научной как объекта изучения) автор этих строк недвусмысленно высказался в предыдущем учебном пособии: это социолект закомплексованных и неумно фрондирующих людей, не уважающих себя.
Добавить в данном случае нечего, но тема уважения, в том числе самоуважения, далеко не исчерпана. А ведь именно этим фактором определяется общественное самосознание, в конечном итоге - вся социальная стилистика. В эпоху "перестройки", напр., изменилась форма официальных наименований, произошел переход к неполным вариантам имен. Ю.М. Поляков иронически изображает этот процесс в романе "Козленок в молоке", главный герой которого занимается мелкой литературной халтурой, в том числе сочинением рифмованных приветствий:
Реет над нами победное знамя,
И словно клятва, доносится клич:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Леонид Ильич!
Впоследствии он заменил адресата на Михаила Сергеевича, но идеолог, принимавший приветствие в качестве цензора, потребовал переделки с учетом новых реалий. "Пришлось напрячься:
Свежими ветрами вздыблено знамя.
Клич перестройки нам дорог и мил:
Мы счастливы жить в одно время с вами,
Дорогой Горбачев Михаил!"
Этикетная неполнота имени должна была подчеркивать "прирожденный демократизм" "руководителя нового типа". Но если учесть, что и автор романа, и главный персонаж презирают Горбачева, то фамильярный вариант имени в данном случае оказывается своеобразной синекдохой, эмблемой "перестройки". "Великие преобразования" свелись к мелочным формальным изменениям, общество не раскрепостилось духовно, зато (воспользуемся выражением А. Миллера) произошел "взрыв хамства".
На исходе 80-х гг. чрезвычайно агрессивный публицист Карем Раш в статье, которая, по иронии судьбы, называлась "Армия и культура", возмущенно писал:
Нелепо называть человека из англосаксонского мира по имени и отчеству, как дико русских мужчину или женщину называть одним (т.е. общим для обоих полов - Валя, Паша и т.п.? - А. Ф.) именем. И не надо нас насильно к этому приучать, как бы ни старались "Московские новости" быть западнее, чем сами западники. Но мы не примиримся с их "Михаил Горбачев", для нас он всегда Михаил Сергеевич.
Те, кого Раш именует "западниками", на самом деле называются иностранцами. Настоящие западники - это русские сотрудники "Московских новостей". Остается непонятным" с чьим "Михаилом Горбачевым" "мы" никогда не согласимся - "западников" или "Московских новостей". И кто такие "мы". Грамматику автора оставляем без комментариев. Далее Раш, как бы следуя совету Станислава Ежи Леца доводить вещи до абсурда ("Пусть узнают своего родителя"), требует запретить космонавтам называть друг друга по имени, ибо "космонавт, герой не может никогда и ни при каких (?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39