В первый раз он был вызван умственным переутомлением, теперь же, наоборот, мозг мой пребывал в состоянии дремоты и совсем не работал. В этом, оказалось, и была вся беда. Привыкший к яркому свету научного мира, открытого ему книгами, мозг мой теперь страдал и тяготился бездеятельностью.
Несмотря на соблазн, я все-таки не напился, и главным образом потому, что надо было пройти полторы мили до ближайшего питейного дома; кроме того, голос Зеленого Змия звучал не достаточно громко в моих ушах. Если бы он был громче, то я прошел бы и в десять раз дальше, чтобы добраться до вина. С другой стороны, если бы бар был тут же за углом, то я обязательно напился бы. Теперь же я проводил свой единственный свободный день, валяясь в тени и читая воскресные газеты. Но и они утомляли меня.
Хотя я не поддался на зов Зеленого Змия, работая в прачечной, но определенный результат был им все же достигнут. Я услыхал зов, почувствовал жгучее желание и жаждал утоления его. Я был подготовлен к более сильным желаниям позднейших лет.
В то время стремление к вину развивалось у меня исключительно в уме; тело еще не требовало алкоголя; он продолжал вызывать в нем отвращение.
Как бы то ни было, уступал ли я желанию пить, как тогда, в Венеции, или воздерживался, как в прачечной, но посеянное в моем мозгу желание алкоголя неукоснительно продолжало укрепляться и возрастать.
XXV
После прачечной моя сестра с мужем снарядили меня в Клондайк. Ранней осенью 1897 года там произошло открытие золотых приисков, и за ним последовало массовое движение в страну золота. Мне был двадцать один год, и физическое состояние мое было великолепное. Я помню, как я нес груз вместе с индейцами, поднимая больше многих из них, во время двадцативосьмимильного перехода через Чилкут от побережья Дайн до озера Линдермана.
Да, я послал к черту все карьеры и опять пошел по пути приключений в поисках благоприятной фортуны. Разумеется, я не мог не повстречаться с Зеленым Змием. Я опять жил с широкоплечими людьми, бродягами и искателями приключений, не боявшимися голода, но не умевшими обходиться без виски.
На мое счастье, все три мои спутника не были пьяницами, и я напивался до неприличия только изредка и с посторонними людьми. Целая кварта виски находилась в моей дорожной аптечке, и я ни разу не вынимал из нее пробки шесть месяцев, пока одному врачу не пришлось оперировать без анестезирующих средств в отдаленном лагере. Врач с пациентом вдвоем распили мою бутылку, а затем приступили к операции.
Возвратившись в Калифорнию через год и выздоравливая от цинги, я узнал о смерти отца и о том, что я остался главой и единственным кормильцем семьи. Если я скажу, что я был кочегаром на пароходе от Берингова моря до Британской Колумбии и оттуда путешествовал пассажиром третьего класса до Сан-Франциско, то будет ясно, что я ничего не привез с собою из Клондайка, кроме цинги.
Времена были тяжелые; было очень трудно достать какую-нибудь работу.
Неквалифицированный рабочий первый страдает в безработицу; я же не знал никаких ремесел, кроме ремесла матроса и прачки. Я не имел права уходить в море, имел на плечах семью и не мог найти себе места в прачечной. Я вообще никаких мест не нашел. Я записался в трех конторах для предложения труда и сделал объявления в трех газетах. Я отыскал немногих знакомых, могущих помочь мне найти работу, но они либо не входили в мое положение, либо не были в состоянии помочь мне.
Положение становилось отчаянным. Я заложил часы, велосипед и непромокаемую накидку, которой отец очень гордился и оставил мне. Это был единственный предмет, полученный мною по завещанию; в свое время накидка эта стоила пятнадцать долларов,теперь же мне выдали за нее два доллара.
Однако работы все не было, несмотря на то, что я был желательным элементом на бирже труда. Мне было двадцать два года, я весил сто шестьдесят пять фунтов без малейшего жира; последние следы цинги проходили благодаря лечению, состоявшему в жевании сырого картофеля. Я все испробовал. Я пытался сделаться моделью для студий, но оказалось, что было слишком много безработных хорошо сложенных молодых людей. Я отвечал на объявления, требующие компаньонов для больных стариков, и почти сделался агентом-комиссионером фабрики швейных машин. Но бедный люд не покупает швейных машин в тяжелые времена, так что я был принужден отказаться от этого занятия.
Наряду с такими легкомысленными предприятиями я продолжал искать работу в качестве грузчика, крючника и чернорабочего вообще. Но зима надвигалась, и лишняя трудовая армия стала притекать в города. Кроме того, я не состоял членом какого бы то ни было союза.
Я стал искать случайной работы: работал поденно, даже полдня, и брался за все, что попадалось мне под руку. Я косил лужайки, подстригал изгороди, выбивал ковры. Затем держал экзамен на звание почтальона и выдержал его первым. Но, увы, свободных мест не было, и пришлось ждать.
Выполняя случайные работы, я решил заработать десять долларов, послав в газету рассказ о путешествии моем вниз по Юкону, когда я за девятнадцать дней проплыл тысячу девятьсот верст. Я понятия не имел об обычаях газет, но твердо верил, что получу десять долларов за свою статью.
Но я не получил их. Главная газета Сан-Франциско, которой я послал рассказ, не дала мне знать о получении рукописи, но и не отсылала ее назад. Чем дольше газета задерживала ее, тем более я надеялся на то, что статья будет принята.
Вот что забавно: иные родятся счастливчиками, другие волей-неволей должны принимать свалившееся на них счастье. Меня же горькая нужда принудила гоняться за фортуной. Я уже давно бросил всякую надежду на карьеру писателя и написал статью исключительно желая заработать десять долларов. Дальше этого намерения мои не шли. Деньги эти позволили бы мне существовать до нахождения постоянного занятия.
Я занялся во время, свободное от поденной работы, писанием длинного рассказа для журнала «Товарищ молодежи». Я написал и отщелкал его на машинке в семь дней. Пожалуй, эта торопливость погубила его, так как его вернули мне.
Путешествия моего рассказа туда-сюда заняли известное время, и я успел испробовать перо в писании других рассказов. Я продал один из них журналу «Оверландский ежемесячник» за пять долларов. «Черная кошка» дала мне сорок долларов за другой. Затем «Оверландский ежемесячник» предложил мне семь с половиной долларов за каждый мой рассказ, с обязательством уплачивать деньги по выходе номера. Я выкупил велосипед, часы и непромокаемую накидку отца и взял напрокат пишущую машинку. Кроме того, я уплатил по счетам разным колониальным магазинам, дававшим мне небольшой кредит. Я помню, что был один владелец магазина, португалец, никогда не дозволявший счету моему превышать четырех долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Несмотря на соблазн, я все-таки не напился, и главным образом потому, что надо было пройти полторы мили до ближайшего питейного дома; кроме того, голос Зеленого Змия звучал не достаточно громко в моих ушах. Если бы он был громче, то я прошел бы и в десять раз дальше, чтобы добраться до вина. С другой стороны, если бы бар был тут же за углом, то я обязательно напился бы. Теперь же я проводил свой единственный свободный день, валяясь в тени и читая воскресные газеты. Но и они утомляли меня.
Хотя я не поддался на зов Зеленого Змия, работая в прачечной, но определенный результат был им все же достигнут. Я услыхал зов, почувствовал жгучее желание и жаждал утоления его. Я был подготовлен к более сильным желаниям позднейших лет.
В то время стремление к вину развивалось у меня исключительно в уме; тело еще не требовало алкоголя; он продолжал вызывать в нем отвращение.
Как бы то ни было, уступал ли я желанию пить, как тогда, в Венеции, или воздерживался, как в прачечной, но посеянное в моем мозгу желание алкоголя неукоснительно продолжало укрепляться и возрастать.
XXV
После прачечной моя сестра с мужем снарядили меня в Клондайк. Ранней осенью 1897 года там произошло открытие золотых приисков, и за ним последовало массовое движение в страну золота. Мне был двадцать один год, и физическое состояние мое было великолепное. Я помню, как я нес груз вместе с индейцами, поднимая больше многих из них, во время двадцативосьмимильного перехода через Чилкут от побережья Дайн до озера Линдермана.
Да, я послал к черту все карьеры и опять пошел по пути приключений в поисках благоприятной фортуны. Разумеется, я не мог не повстречаться с Зеленым Змием. Я опять жил с широкоплечими людьми, бродягами и искателями приключений, не боявшимися голода, но не умевшими обходиться без виски.
На мое счастье, все три мои спутника не были пьяницами, и я напивался до неприличия только изредка и с посторонними людьми. Целая кварта виски находилась в моей дорожной аптечке, и я ни разу не вынимал из нее пробки шесть месяцев, пока одному врачу не пришлось оперировать без анестезирующих средств в отдаленном лагере. Врач с пациентом вдвоем распили мою бутылку, а затем приступили к операции.
Возвратившись в Калифорнию через год и выздоравливая от цинги, я узнал о смерти отца и о том, что я остался главой и единственным кормильцем семьи. Если я скажу, что я был кочегаром на пароходе от Берингова моря до Британской Колумбии и оттуда путешествовал пассажиром третьего класса до Сан-Франциско, то будет ясно, что я ничего не привез с собою из Клондайка, кроме цинги.
Времена были тяжелые; было очень трудно достать какую-нибудь работу.
Неквалифицированный рабочий первый страдает в безработицу; я же не знал никаких ремесел, кроме ремесла матроса и прачки. Я не имел права уходить в море, имел на плечах семью и не мог найти себе места в прачечной. Я вообще никаких мест не нашел. Я записался в трех конторах для предложения труда и сделал объявления в трех газетах. Я отыскал немногих знакомых, могущих помочь мне найти работу, но они либо не входили в мое положение, либо не были в состоянии помочь мне.
Положение становилось отчаянным. Я заложил часы, велосипед и непромокаемую накидку, которой отец очень гордился и оставил мне. Это был единственный предмет, полученный мною по завещанию; в свое время накидка эта стоила пятнадцать долларов,теперь же мне выдали за нее два доллара.
Однако работы все не было, несмотря на то, что я был желательным элементом на бирже труда. Мне было двадцать два года, я весил сто шестьдесят пять фунтов без малейшего жира; последние следы цинги проходили благодаря лечению, состоявшему в жевании сырого картофеля. Я все испробовал. Я пытался сделаться моделью для студий, но оказалось, что было слишком много безработных хорошо сложенных молодых людей. Я отвечал на объявления, требующие компаньонов для больных стариков, и почти сделался агентом-комиссионером фабрики швейных машин. Но бедный люд не покупает швейных машин в тяжелые времена, так что я был принужден отказаться от этого занятия.
Наряду с такими легкомысленными предприятиями я продолжал искать работу в качестве грузчика, крючника и чернорабочего вообще. Но зима надвигалась, и лишняя трудовая армия стала притекать в города. Кроме того, я не состоял членом какого бы то ни было союза.
Я стал искать случайной работы: работал поденно, даже полдня, и брался за все, что попадалось мне под руку. Я косил лужайки, подстригал изгороди, выбивал ковры. Затем держал экзамен на звание почтальона и выдержал его первым. Но, увы, свободных мест не было, и пришлось ждать.
Выполняя случайные работы, я решил заработать десять долларов, послав в газету рассказ о путешествии моем вниз по Юкону, когда я за девятнадцать дней проплыл тысячу девятьсот верст. Я понятия не имел об обычаях газет, но твердо верил, что получу десять долларов за свою статью.
Но я не получил их. Главная газета Сан-Франциско, которой я послал рассказ, не дала мне знать о получении рукописи, но и не отсылала ее назад. Чем дольше газета задерживала ее, тем более я надеялся на то, что статья будет принята.
Вот что забавно: иные родятся счастливчиками, другие волей-неволей должны принимать свалившееся на них счастье. Меня же горькая нужда принудила гоняться за фортуной. Я уже давно бросил всякую надежду на карьеру писателя и написал статью исключительно желая заработать десять долларов. Дальше этого намерения мои не шли. Деньги эти позволили бы мне существовать до нахождения постоянного занятия.
Я занялся во время, свободное от поденной работы, писанием длинного рассказа для журнала «Товарищ молодежи». Я написал и отщелкал его на машинке в семь дней. Пожалуй, эта торопливость погубила его, так как его вернули мне.
Путешествия моего рассказа туда-сюда заняли известное время, и я успел испробовать перо в писании других рассказов. Я продал один из них журналу «Оверландский ежемесячник» за пять долларов. «Черная кошка» дала мне сорок долларов за другой. Затем «Оверландский ежемесячник» предложил мне семь с половиной долларов за каждый мой рассказ, с обязательством уплачивать деньги по выходе номера. Я выкупил велосипед, часы и непромокаемую накидку отца и взял напрокат пишущую машинку. Кроме того, я уплатил по счетам разным колониальным магазинам, дававшим мне небольшой кредит. Я помню, что был один владелец магазина, португалец, никогда не дозволявший счету моему превышать четырех долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26