на них были морские сапоги и морская одежда; они говорили грубыми низкими голосами; у Большого Джорджа были револьверы за поясом, в доказательство серьезности его предприятия.
Теперь, вспоминая, я понимаю глупость и пошлость всего этого; но тогда я не впоминал, а просто жил, постоянно якшаясь с Зеленым Змием и начиная признавать его власть. Жизнь казалась отважной и необычайной, и я сам переживал те приключения, о. которых так много читал.
Нельсон, «Молодой Царапка», как звали его в отличие от «Старого Царапки», отца его, плыл на шлюпе «Олене» в компании с личностью, известной под прозвищем Улитки. Этот Улитка был сорви-головой, но Нельсон был безрассудным безумцем. Ему было двадцать лет, и сложение его было геркулесовское. Когда его, года два спустя, пристрелили в Бениции, то следователь говорил, что он никогда не присутствовал при вскрытии тела более широкоплечего человека.
Нельсон не умел ни читать, ни писать. Он рос при отце своем в заливе Сан-Франциско; жизнь на лодках была его родной стихией. Сила его была чудовищна, и буйная репутация его, известная всему побережью, была не из лестных. У него бывали приступы ярости, и тогда поступки его были безумные и страшные. Я познакомился с ним во время первого путешествия «Раззль-Даззля» и был свидетелем того, как он драгировал устриц наметкою во время шторма, когда все остальные суда стояли на двух якорях, чтобы не быть выброшенными на берег.
Вот это был мужчина! Я был странно горд, когда он заговорил со мною, идя мимо «Последнего Шанса». Но вы только представьте себе мою гордость, когда он немедленно предложил мне выпить вместе!..
…Я был страшно горд тем, что находился в обществе Нельсона, казавшегося мне самой героической фигурой среди устричных пиратов и искателей приключений всего залива. К несчастью для желудка и слизистых оболочек моих, в природе Нельсона оказалась странная загвоздка, заставившая его находить удовольствие в угощении меня пивом. Я не имел никакого нравственного отвращения к пиву, а невкусность его и тяжесть, которой оно ложилось на мой желудок, не были достаточными причинами, чтобы я лишал себя чести быть в обществе Нельсона…
Когда я выпил полдюжины стаканов, то я вспомнил о своей политике умеренности и решил, что с меня на этот раз довольно. Я сказал, что иду на «Раззль-Даззль», находившийся в то время у городской верфи, в ста ярдах от питейного дома.
Я простился с Нельсоном и пошел на верфь. Но Зеленый Змий, до некоторой степени вызванный шестью стаканами пива, пошел со мною вместе. Мозг у меня горел и был полон оживления. Я ощущал подъем духа от создания того, что был взрослым мужчиной— Я. настоящий устричный пират, шел к себе на собственный шлюп, после дружеской беседы в «Последнем Шансе» с Нельсоном, самым великим устричным пиратом из нас вcex. Я ясно представлял себя стоящим с Нельсоном у прилавка и пьющим пиво. Как курьезны казались мне фантазии, заставляющие людей платить хорошие деньги, угощая человека вроде меня, совсем не любившего пить!
Обдумывая все это, я припомнил, что часто видал мужчин, входивших попарно в «Последний Шанс», а затем по очереди угощавших друг друга. Я вспомнил, как во время кутежа на «Айдлере» Скотти, гарпунщик и я сам искали и рылись по карманам в поисках мелочи, на которую покупали виски. Затем мне припомнился мой собственный мальчишеский кодекс чести: если какой-нибудь мальчик давал другому леденец или кусок ячменного сахару, то обязательно ожидал от него возвращения подобных же лакомств.
Так вот почему Нельсон медлил у прилавка? Заплатив за выпивку, он ждал, когда я заплачу за следующую. Я же позволил ему заплатить шесть раз подряд и ни разу не предложил угостить его! А он был великий Нельсон!..
Ошеломленный стыдом, я многое продумал и сделал переоценку многих ценностей. Я родился и жил в бедности, и мне приходилось иногда голодать.
…Только тот, кто знал голод, способен настоящим образом ценить пищу; одни лишь моряки и жители пустыни понимают настоящее значение воды. И один лишь ребенок, с воображением ребенка, может понять всю прелесть вещей, в которых ему долго было отказано. Я рано понял, что получу только то, что сумею сам себе добыть. В числе первых вещей, добытых мною, были картинки с папиросных ящиков, объявления о папиросах с иллюстрациями, целые альбомы последних. Заработанные мною деньги не выдавались мне на руки, так что я продавал лишнее сверх положенного количество газет для того, чтобы заработать деньги на покупку этих сокровищ. Я обменивал «дубликаты» у других мальчиков, и так как я ходил по всему городу, то я имел прекрасный случай приобретать и обменивать свой товар.
Я вскоре уже обладал полными собраниями всех серий картинок, выпущенных папиросными фабриками, например, изображения «Беговых Лошадей», «Парижских Красавиц», «Женщин Всех Национальностей», «Флагов Всех Наций», «Известных Актеров», «Чемпионов Кулачных Боев», и т. д., и т. д. Я обладал всеми этими сериями в трех различных видах: в упаковке папирос, в объявлениях и в альбомах…
И вот экономный, скупой мальчик, привыкший трудиться у машины за десять центов в час, сидел на верфи и обсуждал вопрос о пиве по пяти центов за стакан, пиве, немедленно исчезавшем и не оставлявшем ничего за собою. Я проводил время с людьми, вызывавшими во мне восхищение, и был горд тем, что жил с ними. Разве все мое скопидомство и скупость дали мне что-нибудь сравнимое с потрясающими ощущениями, знакомыми мне с тех пор, как я жил среди устричных пиратов? Что было дороже: деньги или эти ощущения? Мои новые знакомые не боялись тратить безграничное количество центов, они обращались с деньгами с великолепным презрением, приглашая, как сделал это Француз-Франк, восемь человек пить виски по восьми центов за стакан. Нельсон же сейчас истратил шестьдесят центов на пиво для нас двоих!..
Я пошел назад вдоль верфи к «Последнему Шансу», около которого все еще стоял Нельсон. «Пойдемте, выпьем пива», — пригласил я его. Мы опять стали у прилавка, пили и разговаривали, но на этот раз десять центов уплатил я! Целый час работы у машины за глоток напитка, которого я не хотел пить и который имел вкус плесени! Однако это не было трудно. Я исполнил свое намерение. Деньги уже не имели цены для меня — ценно было одно лишь товарищество. «Выпьем еще?» — сказал я. И мы выпили, и я заплатил…
В этом угощении пивом было нечто более существенное, чем количество выпитых стаканов; я наконец понял, в чем дело! Была известная стадия, когда пиво переставало играть важную роль, а оставалось одно лишь ощущение товарищеской выпивки… «Я ходил на шлюп за деньгами», — заметил я как бы вскользь Нельсону, продолжая пить с ним и надеясь, что он примет мое замечение за объяснение того, что я дал ему заплатить за шесть последовательных угощений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Теперь, вспоминая, я понимаю глупость и пошлость всего этого; но тогда я не впоминал, а просто жил, постоянно якшаясь с Зеленым Змием и начиная признавать его власть. Жизнь казалась отважной и необычайной, и я сам переживал те приключения, о. которых так много читал.
Нельсон, «Молодой Царапка», как звали его в отличие от «Старого Царапки», отца его, плыл на шлюпе «Олене» в компании с личностью, известной под прозвищем Улитки. Этот Улитка был сорви-головой, но Нельсон был безрассудным безумцем. Ему было двадцать лет, и сложение его было геркулесовское. Когда его, года два спустя, пристрелили в Бениции, то следователь говорил, что он никогда не присутствовал при вскрытии тела более широкоплечего человека.
Нельсон не умел ни читать, ни писать. Он рос при отце своем в заливе Сан-Франциско; жизнь на лодках была его родной стихией. Сила его была чудовищна, и буйная репутация его, известная всему побережью, была не из лестных. У него бывали приступы ярости, и тогда поступки его были безумные и страшные. Я познакомился с ним во время первого путешествия «Раззль-Даззля» и был свидетелем того, как он драгировал устриц наметкою во время шторма, когда все остальные суда стояли на двух якорях, чтобы не быть выброшенными на берег.
Вот это был мужчина! Я был странно горд, когда он заговорил со мною, идя мимо «Последнего Шанса». Но вы только представьте себе мою гордость, когда он немедленно предложил мне выпить вместе!..
…Я был страшно горд тем, что находился в обществе Нельсона, казавшегося мне самой героической фигурой среди устричных пиратов и искателей приключений всего залива. К несчастью для желудка и слизистых оболочек моих, в природе Нельсона оказалась странная загвоздка, заставившая его находить удовольствие в угощении меня пивом. Я не имел никакого нравственного отвращения к пиву, а невкусность его и тяжесть, которой оно ложилось на мой желудок, не были достаточными причинами, чтобы я лишал себя чести быть в обществе Нельсона…
Когда я выпил полдюжины стаканов, то я вспомнил о своей политике умеренности и решил, что с меня на этот раз довольно. Я сказал, что иду на «Раззль-Даззль», находившийся в то время у городской верфи, в ста ярдах от питейного дома.
Я простился с Нельсоном и пошел на верфь. Но Зеленый Змий, до некоторой степени вызванный шестью стаканами пива, пошел со мною вместе. Мозг у меня горел и был полон оживления. Я ощущал подъем духа от создания того, что был взрослым мужчиной— Я. настоящий устричный пират, шел к себе на собственный шлюп, после дружеской беседы в «Последнем Шансе» с Нельсоном, самым великим устричным пиратом из нас вcex. Я ясно представлял себя стоящим с Нельсоном у прилавка и пьющим пиво. Как курьезны казались мне фантазии, заставляющие людей платить хорошие деньги, угощая человека вроде меня, совсем не любившего пить!
Обдумывая все это, я припомнил, что часто видал мужчин, входивших попарно в «Последний Шанс», а затем по очереди угощавших друг друга. Я вспомнил, как во время кутежа на «Айдлере» Скотти, гарпунщик и я сам искали и рылись по карманам в поисках мелочи, на которую покупали виски. Затем мне припомнился мой собственный мальчишеский кодекс чести: если какой-нибудь мальчик давал другому леденец или кусок ячменного сахару, то обязательно ожидал от него возвращения подобных же лакомств.
Так вот почему Нельсон медлил у прилавка? Заплатив за выпивку, он ждал, когда я заплачу за следующую. Я же позволил ему заплатить шесть раз подряд и ни разу не предложил угостить его! А он был великий Нельсон!..
Ошеломленный стыдом, я многое продумал и сделал переоценку многих ценностей. Я родился и жил в бедности, и мне приходилось иногда голодать.
…Только тот, кто знал голод, способен настоящим образом ценить пищу; одни лишь моряки и жители пустыни понимают настоящее значение воды. И один лишь ребенок, с воображением ребенка, может понять всю прелесть вещей, в которых ему долго было отказано. Я рано понял, что получу только то, что сумею сам себе добыть. В числе первых вещей, добытых мною, были картинки с папиросных ящиков, объявления о папиросах с иллюстрациями, целые альбомы последних. Заработанные мною деньги не выдавались мне на руки, так что я продавал лишнее сверх положенного количество газет для того, чтобы заработать деньги на покупку этих сокровищ. Я обменивал «дубликаты» у других мальчиков, и так как я ходил по всему городу, то я имел прекрасный случай приобретать и обменивать свой товар.
Я вскоре уже обладал полными собраниями всех серий картинок, выпущенных папиросными фабриками, например, изображения «Беговых Лошадей», «Парижских Красавиц», «Женщин Всех Национальностей», «Флагов Всех Наций», «Известных Актеров», «Чемпионов Кулачных Боев», и т. д., и т. д. Я обладал всеми этими сериями в трех различных видах: в упаковке папирос, в объявлениях и в альбомах…
И вот экономный, скупой мальчик, привыкший трудиться у машины за десять центов в час, сидел на верфи и обсуждал вопрос о пиве по пяти центов за стакан, пиве, немедленно исчезавшем и не оставлявшем ничего за собою. Я проводил время с людьми, вызывавшими во мне восхищение, и был горд тем, что жил с ними. Разве все мое скопидомство и скупость дали мне что-нибудь сравнимое с потрясающими ощущениями, знакомыми мне с тех пор, как я жил среди устричных пиратов? Что было дороже: деньги или эти ощущения? Мои новые знакомые не боялись тратить безграничное количество центов, они обращались с деньгами с великолепным презрением, приглашая, как сделал это Француз-Франк, восемь человек пить виски по восьми центов за стакан. Нельсон же сейчас истратил шестьдесят центов на пиво для нас двоих!..
Я пошел назад вдоль верфи к «Последнему Шансу», около которого все еще стоял Нельсон. «Пойдемте, выпьем пива», — пригласил я его. Мы опять стали у прилавка, пили и разговаривали, но на этот раз десять центов уплатил я! Целый час работы у машины за глоток напитка, которого я не хотел пить и который имел вкус плесени! Однако это не было трудно. Я исполнил свое намерение. Деньги уже не имели цены для меня — ценно было одно лишь товарищество. «Выпьем еще?» — сказал я. И мы выпили, и я заплатил…
В этом угощении пивом было нечто более существенное, чем количество выпитых стаканов; я наконец понял, в чем дело! Была известная стадия, когда пиво переставало играть важную роль, а оставалось одно лишь ощущение товарищеской выпивки… «Я ходил на шлюп за деньгами», — заметил я как бы вскользь Нельсону, продолжая пить с ним и надеясь, что он примет мое замечение за объяснение того, что я дал ему заплатить за шесть последовательных угощений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26