Оказывается, что я обидел содержателя бара. Бутылка имбирного пива стоила бару гораздо дороже, чем стакан пива; если я хочу оставить за собой место, то я должен в будущем пить пиво. Кроме того, пиво считается питательным, и я буду лучше работать после него. Имбирное же пиво совсем не питательно. Тут уже я не мог больше избегать пива; я пил его и удивлялся, почему люди находили его вкусным. Я отлично понимал, что я был не на высоте положения.
В то время мне по-настоящему нравились только леденцы…
VI
Приближалось время, когда началась вторая серия моих схваток с Зеленым Змием. Когда мне минуло четырнадцать лет и голова моя была полна рассказов о путешествиях старого времени, а воображение воспламенено видами тропических островов и далеких морских побережий, мне случилось плавать на небольшой лодке вокруг залива Сан-Франциско и по устью реки. Мне захотелось плавать по морю; меня что-то звало, тянуло вдаль от однообразия и всего обыденного. Я был в самом цвету моей юности, воодушевлен романтическими рассказами о приключениях и полон мечтаний о бурном существовании в буйном кругу взрослых мужчин. Я не представлял себе, что самая основа этой жизни нераздельно связана с алкоголем.
В один прекрасный день, когда я поднимал парус на моей лодке, готовясь отплыть, я впервые увидал Скотти. Это был решительный молодец лет семнадцати; по его словам, он был беглый юнга с английского корабля, находящегося в Австралии. Он только что заработал свой проезд в Сан-Франциско на другом корабле; теперь он хотел наняться на китобойное судно. Шлюп «Айдлер» находился на той стороне устья реки, где собрались все китобойные суда. Сторож, оставленный на шлюпе, был гарпунщик, намеревавшийся плыть на китобойном судне «Бонанзе». Скотти спросил меня, не могу ли я довезти его на моей лодке к этому китобою?
Мог ли я! Разве мало слышал я различных рассказов и толков по поводу «Айдлера», большого шлюпа, пришедшего с Сандвичевых островов и занимавшегося там контрабандным провозом опия?.. Повезу ли я Скотти, беглого матроса, желающего посетить гарпунщика на контрабандисте «Айдлере», незаконно провозящем опий? Повезу ли я его?..
Гарпунщик вышел на наш зов на палубу и пригласил к себе. Я изобразил из себя матроса и взрослого мужчину, не допустив лодки до самого шлюпа, чтобы не поцарапать его белой окраски, привязав лодку за кормой судна на длинном кабельтове и закрепив последний двумя якобы небрежно сделанными узлами. Мы спустились по трапу. Я впервые был внутри корабля. Одежда на стенах пахла плесенью. Но что из этого! Ведь это была морская одежда взрослых мужчин!.. Наконец я жил по-настоящему! Я впервые сидел внутри корабля, принятый в качестве товарища контрабандистом и английским беглым матросом, назвавшимся Скотти!
Гарпунщик девятнадцати лет и матрос семнадцати первым долгом стали поступать так, чтобы показать, что они настоящие мужчины. Гарпунщик выразил настоятельное желание выпить, а Скотти обшарил карманы в поисках мелочи. Затем гарпунщик пошел с пустой розовой флягой в какую-то тайно торгующую корчму, так как в том месте не имелось питейных домов. Мы пили дешевое пиво стаканами. Разве я был слабее или менее отважен, чем гарпунщик и матрос? Они были мужчины и доказывали это своим поведением. Уменье пить служило доказательством возмужалости… Я содрогался при каждом глотке, однако мужественно скрывал припадки отвращения.
Мы несколько раз наполняли флягу в течение тех полуденных часов. У меня было всего двадцать центов, и я пожертвовал ими не колеблясь, но не без тайных сожалений о том огромном запасе леденцов, которые можно было приобрести на эту сумму.
…Зеленый Змий понемножку пробирался в мой разгоряченный мозг, устраняя мою сдержанность и скромность, говоря моим голосом со мною самим, а также и от лица моего, в качестве моего новоявленного близнеца и «alter ego». Я тоже стал громко разговаривать, выставляя себя мужчиной и искателем приключений, и долго и подробно хвастал о том, как я переплыл через залив Сан-Франциско в моей лодочке при ужасающем юго-западном ветре, так что матросы на шхунах сомневались в возможности моего подвига. Вслед за тем я (или Зеленый Змий, что было одно и то же) объявили Скотти, что он, быть может, и матрос, плававший па океанских пароходах, но когда дело дойдет до управления парусной лодкой, то я оставлю его далеко за собою в своих познаниях.
…Скотти, или Зеленый Змий, или оба вместе были, естественным образом, глубоко оскорблены моим замечанием. Я ничего не имел против этого, и сумею отдуть всякого семнадцатилетнего беглого матроса! Скотти и я кричали и бушевали no-петушиному до тех пор, пока гарпунщик не налил нам опять полных стаканов, чтобы восстановить мир и согласие. Это немедленно же удалось; мы сели, обнявшись и клянись в вечной дружбе, — совсем как Черный Мат и Том Моррисей, вспомнил я, на кухне в ранчо Сан-Матео. Воспоминание это убедило меня в том, что я наконец стал мужчиной, несмотря на свои презренные четырнадцать лет, — мужчиной таким же большим и мужественным, как те два рослых гиганта, поругавшихся и помирившихся в давно прошедшее, памятное воскресное утро.
…Ах, если бы Зеленый Змий мог — и я говорю это после всех протекших лет!
— удержать нас на подобных высотах, то я никогда не желал бы быть трезвым. Но в жизни этой нет свободных вершин…
Зеленый Змий — великан, волшебник, но он такой же раб органической химии, как и мы, смертные. Мы должны платить за всякое нервное напряжение, и Зеленый Змий не может заступиться и отстоять нас от справедливой уплаты.
…Скотти уже начал сдавать и увядать. Он говорил бессвязно, ища слова и не находя их; он даже не мог выговаривать те, которые ему удавалось найти. Отравленное сознание покидало его, глаза его потускнели, и он имел вид столь же глупый, как глупы были попытки его говорить. Лицо и тело его как-то опустилось, как сдалось и сознание его (человек может сидеть прямо только вследствие действия его воли). Ослабевший мозг перестал владеть мускулами; нервные центры уже не действовали. Он захотел еще раз выпить и неловко уронил стакан на пол. Затем, к изумлению моему, он разразился горькими рыданиями, покатился ничком на койку и немедленно захрапел.
Мы с гарпунщиком-продолжали пить, с видом превосходства подсмеиваясь над судьбой Скотти. Мы открыли последнюю бутылку и выпили ее вдвоем под аккомпанемент громкого храпа Скотти. Затем гарпунщик поник на свою койку, а я остался одинокий и непобежденный на поле битвы.
Я был очень горд, и Зеленый Змий был очень горд во мне. Я умел пить — я был мужчиной! Я перепил двух мужчин, стакан за стаканом, пока они не лишились сознания… Познание это стало для меня источником большой гордости в течение последующих лет;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
В то время мне по-настоящему нравились только леденцы…
VI
Приближалось время, когда началась вторая серия моих схваток с Зеленым Змием. Когда мне минуло четырнадцать лет и голова моя была полна рассказов о путешествиях старого времени, а воображение воспламенено видами тропических островов и далеких морских побережий, мне случилось плавать на небольшой лодке вокруг залива Сан-Франциско и по устью реки. Мне захотелось плавать по морю; меня что-то звало, тянуло вдаль от однообразия и всего обыденного. Я был в самом цвету моей юности, воодушевлен романтическими рассказами о приключениях и полон мечтаний о бурном существовании в буйном кругу взрослых мужчин. Я не представлял себе, что самая основа этой жизни нераздельно связана с алкоголем.
В один прекрасный день, когда я поднимал парус на моей лодке, готовясь отплыть, я впервые увидал Скотти. Это был решительный молодец лет семнадцати; по его словам, он был беглый юнга с английского корабля, находящегося в Австралии. Он только что заработал свой проезд в Сан-Франциско на другом корабле; теперь он хотел наняться на китобойное судно. Шлюп «Айдлер» находился на той стороне устья реки, где собрались все китобойные суда. Сторож, оставленный на шлюпе, был гарпунщик, намеревавшийся плыть на китобойном судне «Бонанзе». Скотти спросил меня, не могу ли я довезти его на моей лодке к этому китобою?
Мог ли я! Разве мало слышал я различных рассказов и толков по поводу «Айдлера», большого шлюпа, пришедшего с Сандвичевых островов и занимавшегося там контрабандным провозом опия?.. Повезу ли я Скотти, беглого матроса, желающего посетить гарпунщика на контрабандисте «Айдлере», незаконно провозящем опий? Повезу ли я его?..
Гарпунщик вышел на наш зов на палубу и пригласил к себе. Я изобразил из себя матроса и взрослого мужчину, не допустив лодки до самого шлюпа, чтобы не поцарапать его белой окраски, привязав лодку за кормой судна на длинном кабельтове и закрепив последний двумя якобы небрежно сделанными узлами. Мы спустились по трапу. Я впервые был внутри корабля. Одежда на стенах пахла плесенью. Но что из этого! Ведь это была морская одежда взрослых мужчин!.. Наконец я жил по-настоящему! Я впервые сидел внутри корабля, принятый в качестве товарища контрабандистом и английским беглым матросом, назвавшимся Скотти!
Гарпунщик девятнадцати лет и матрос семнадцати первым долгом стали поступать так, чтобы показать, что они настоящие мужчины. Гарпунщик выразил настоятельное желание выпить, а Скотти обшарил карманы в поисках мелочи. Затем гарпунщик пошел с пустой розовой флягой в какую-то тайно торгующую корчму, так как в том месте не имелось питейных домов. Мы пили дешевое пиво стаканами. Разве я был слабее или менее отважен, чем гарпунщик и матрос? Они были мужчины и доказывали это своим поведением. Уменье пить служило доказательством возмужалости… Я содрогался при каждом глотке, однако мужественно скрывал припадки отвращения.
Мы несколько раз наполняли флягу в течение тех полуденных часов. У меня было всего двадцать центов, и я пожертвовал ими не колеблясь, но не без тайных сожалений о том огромном запасе леденцов, которые можно было приобрести на эту сумму.
…Зеленый Змий понемножку пробирался в мой разгоряченный мозг, устраняя мою сдержанность и скромность, говоря моим голосом со мною самим, а также и от лица моего, в качестве моего новоявленного близнеца и «alter ego». Я тоже стал громко разговаривать, выставляя себя мужчиной и искателем приключений, и долго и подробно хвастал о том, как я переплыл через залив Сан-Франциско в моей лодочке при ужасающем юго-западном ветре, так что матросы на шхунах сомневались в возможности моего подвига. Вслед за тем я (или Зеленый Змий, что было одно и то же) объявили Скотти, что он, быть может, и матрос, плававший па океанских пароходах, но когда дело дойдет до управления парусной лодкой, то я оставлю его далеко за собою в своих познаниях.
…Скотти, или Зеленый Змий, или оба вместе были, естественным образом, глубоко оскорблены моим замечанием. Я ничего не имел против этого, и сумею отдуть всякого семнадцатилетнего беглого матроса! Скотти и я кричали и бушевали no-петушиному до тех пор, пока гарпунщик не налил нам опять полных стаканов, чтобы восстановить мир и согласие. Это немедленно же удалось; мы сели, обнявшись и клянись в вечной дружбе, — совсем как Черный Мат и Том Моррисей, вспомнил я, на кухне в ранчо Сан-Матео. Воспоминание это убедило меня в том, что я наконец стал мужчиной, несмотря на свои презренные четырнадцать лет, — мужчиной таким же большим и мужественным, как те два рослых гиганта, поругавшихся и помирившихся в давно прошедшее, памятное воскресное утро.
…Ах, если бы Зеленый Змий мог — и я говорю это после всех протекших лет!
— удержать нас на подобных высотах, то я никогда не желал бы быть трезвым. Но в жизни этой нет свободных вершин…
Зеленый Змий — великан, волшебник, но он такой же раб органической химии, как и мы, смертные. Мы должны платить за всякое нервное напряжение, и Зеленый Змий не может заступиться и отстоять нас от справедливой уплаты.
…Скотти уже начал сдавать и увядать. Он говорил бессвязно, ища слова и не находя их; он даже не мог выговаривать те, которые ему удавалось найти. Отравленное сознание покидало его, глаза его потускнели, и он имел вид столь же глупый, как глупы были попытки его говорить. Лицо и тело его как-то опустилось, как сдалось и сознание его (человек может сидеть прямо только вследствие действия его воли). Ослабевший мозг перестал владеть мускулами; нервные центры уже не действовали. Он захотел еще раз выпить и неловко уронил стакан на пол. Затем, к изумлению моему, он разразился горькими рыданиями, покатился ничком на койку и немедленно захрапел.
Мы с гарпунщиком-продолжали пить, с видом превосходства подсмеиваясь над судьбой Скотти. Мы открыли последнюю бутылку и выпили ее вдвоем под аккомпанемент громкого храпа Скотти. Затем гарпунщик поник на свою койку, а я остался одинокий и непобежденный на поле битвы.
Я был очень горд, и Зеленый Змий был очень горд во мне. Я умел пить — я был мужчиной! Я перепил двух мужчин, стакан за стаканом, пока они не лишились сознания… Познание это стало для меня источником большой гордости в течение последующих лет;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26