Горячий, затхлый воздух вырывался из-под него наружу, словно из-под прелой травы запах спящего животного.
Совершая утренний обход, главный врач госпиталя осмотрел грудь Рёсукэ; она бурно вздымалась из-за порывистого дыхания. Когда врач прикоснулся к ней, то кожа, распираемая от жара, вытолкнула пальцы, словно горячая струя гейзера. Разве болезнь не активизирует жизненные силы организма? Затем главврач приложил к груди Рёсукэ стетоскоп из слоновой кости. От его давления кожа немного побледнела. Вдруг на ней вспыхнули мелкие розоватые крапинки.
- Что это такое? - спросила Эцуко.
- Это. как вам сказать, - нудным тоном начал объяснять доктор, но тут же сменил его на непринужденный и дружелюбный, - это розовая сыпь... От слова "роза" - цветы такие. Сыпь... Потом поясню.
Когда осмотр был завершен, доктор проводил Эцуко до двери и спокойно сказал: "Это тифозная лихорадка. Брюшной тиф. Мы наконец-то получили результаты анализа крови. Где мог Рёсукэ подхватить эту заразу? Он сказал, что во время командировки выпил из колодца воды. Такие вот дела... Все будет в порядке. Если сердце выдержит... Правда, диагноз немного запоздал, странный случай все-таки. Сегодня мы оформим документы, а завтра отправим в спецотделение. У нас здесь изолятор не предусмотрен".
Профессор, постукивая суставами суховатых пальцев по стене, на которой висел плакат с предупреждением о пожаробезопасности, напряженно ожидал, что женщина с темными кругами под глазами, истощенная еженощными бдениями рядом с больным супругом, разразится причитаниями и жалобами: "Доктор, прошу вас! Не отправляйте его. оставьте здесь! Если вы отправите его, то он умрет по дороге! Жизнь человека важнее закона. Доктор, не надо перевозить его в инфекционный госпиталь! Пожалуйста, позвольте определить его в изолятор вашего института. Доктор..."
Он. наученный опытом, со скучающим интересом ждал, что из уст Эцуко посыпятся все эти затасканные слова. Эцуко молчала.
- Вы устали? - спросил доктор.
- Нет! - ответила она самоотверженно.
Эцуко не боялась заразиться тифом. Вероятно, это была единственная причина, по которой она не подхватила инфекцию. Вернувшись к постели супруга, Эцуко села на стул и продолжила свое вязание. Приближалась зима. Она хотела связать мужу свитер до наступления холодов. В его палате по утрам уже было прохладно. Она скинула соломенную сандалию, потерла этой ногой щиколотку другой ноги - на ногах у нее были белые таби.
- Уже выяснилось, чем я болен? - спросил Рёсукэ. Он дышал учащенно, голос был как у школьника.
- Да.
Эцуко поднялась, чтобы смоченным кусочком ваты увлажнить его губы, потресканные из-за постоянного жара. Вместо этого она прижалась к щеке мужа, которая заросла щетиной. Щеки Эцуко словно обожгло горячим песком.
- Все наладится! Эцуко тебя вылечит, непременно. Только не беспокойся. Если ты умрешь, то я умру тоже. (Ее никто не тянул за язык, чтобы давать фальшивые клятвы. Ведь свидетелей не было, а в Бога она не верила). Это никогда не случится! Ты непременно, непременно выздоровеешь!
Как сумасшедшая, Эцуко прижалась губами к потрескавшимся губам мужа. Из его рта, словно из подземного чрева, непрерывно струилось горячее дыхание. Своими губами Эцуко увлажнила губы мужа. Они были колючие, как шипы на розах, и измазаны кровью. Рёсукэ метнулся в сторону от ее лица.
Ручка на двери, обмотанная марлей, пришла в движение, и дверь приоткрылась. Эцуко отпрянула от мужа. Заглянула медсестра и сделала глазами знак. Эцуко вышла. В конце коридора стояла женщина в меховом полупальто и длинной юбке. Она облокотилась на окно. Это была женщина с фотографии. С первого взгляда ее можно было принять за полукровку: красивые, ровненькие зубы - как вставные; широкие ноздри. В руках она держала букет цветов. Мокрая парафиновая бумага, в которую были завернуты цветы, прилипала к ее красным ногтям. Одна нога была немного отставлена назад. В этой позе таился порыв к движению. На вид ей было лет сорок: ее возраст выдавали легкие морщины, неожиданно выпорхнувшие из уголков глаз, словно из засады. А с первого взгляда ей можно было дать лет двадцать шесть.
- Здравствуйте! - сказала женщина с едва уловимым акцентом неясного происхождения.
Эцуко оценила ее взглядом: мужчины называют таких женщин таинственными незнакомками, а на самом деле кто они? Эта обыкновенная высокооплачиваемая ночная бабочка. И она была причиной стольких страданий! Однако сейчас Эцуко была не в состоянии привести к одному знаменателю, к одной причине, к одному субъекту все свои страдания - прошлые и нынешние. В какой-то момент боль Эцуко обрела самостоятельное бытие - отдельное от существования Эцуко (как это ни странно), и стала развиваться сама по себе. Эта женщина, словно удаленный зуб, не вызывала у Эцуко ни малейшей боли. Подобно больному, который выздоровел после легкого недомогания, а теперь столкнулся лицом к лицу со своей смертью, Эцуко была растоптана одним только предположением, что эта женщина когда-то являлась причиной всех ее страданий.
Незнакомка вынула визитную карточку с мужским именем, сказала, что она пришла из фирмы, где работает ее муж, навестить больного сотрудника. На карточке стояло имя генерального директора фирмы. Эцуко ответила, что она не может сопроводить ее в палату больного, потому что врачи запретили пускать посетителей. По лицу женщины пробежала тень.
- Мой супруг просил меня навестить его и узнать о состоянии его здоровья.
- А мой супруг в таком состоянии, что ни с кем не может видеться.
- И все же, если вы позволите увидеть его, то у меня будет какое-то оправдание перед супругом.
- Если бы ваш супруг пришел сам, то я бы позволила ему войти.
- Почему же моему супругу позволительно входить, а мне нет? Я не нахожу никаких оснований. Вы говорите так, что у меня возникают подозрения.
- Ну, хорошо! Никому нельзя входить к нему! Теперь вы удовлетворены?
- Очень странно то, что вы говорите. Вы... вы его супруга? Вы супруга Рёсукэ?
- Я - единственная женщина, кто может называть его этим именем. Я его жена!
- Прошу вас, пожалуйста, не отказывайте. Я умоляю вас, позвольте мне только взглянуть! Вот - возьмите, пожалуйста, эту пустяковую вещь. Она украсит его изголовье.
- Благодарю вас!
- Госпожа Сугимото, можно увидеть его? Как он? Он серьезно болен?
- Никто не знает - выживет он или умрет, - ответила Эцуко, скривив губы.
- Ну, раз такое дело, то я войду без вашего позволения, - надменно сказала женщина, отбросив приличия.
- Ну, так ступайте же! Располагайтесь как у себя дома, если настаиваете! - сказала Эцуко, встав на пути. Потом через плечо произнесла:
- Вы уже знаете диагноз?
- Нет.
- Тиф.
Женщина остановилась, ее лицо побледнело.
- Ти-и-иф?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Совершая утренний обход, главный врач госпиталя осмотрел грудь Рёсукэ; она бурно вздымалась из-за порывистого дыхания. Когда врач прикоснулся к ней, то кожа, распираемая от жара, вытолкнула пальцы, словно горячая струя гейзера. Разве болезнь не активизирует жизненные силы организма? Затем главврач приложил к груди Рёсукэ стетоскоп из слоновой кости. От его давления кожа немного побледнела. Вдруг на ней вспыхнули мелкие розоватые крапинки.
- Что это такое? - спросила Эцуко.
- Это. как вам сказать, - нудным тоном начал объяснять доктор, но тут же сменил его на непринужденный и дружелюбный, - это розовая сыпь... От слова "роза" - цветы такие. Сыпь... Потом поясню.
Когда осмотр был завершен, доктор проводил Эцуко до двери и спокойно сказал: "Это тифозная лихорадка. Брюшной тиф. Мы наконец-то получили результаты анализа крови. Где мог Рёсукэ подхватить эту заразу? Он сказал, что во время командировки выпил из колодца воды. Такие вот дела... Все будет в порядке. Если сердце выдержит... Правда, диагноз немного запоздал, странный случай все-таки. Сегодня мы оформим документы, а завтра отправим в спецотделение. У нас здесь изолятор не предусмотрен".
Профессор, постукивая суставами суховатых пальцев по стене, на которой висел плакат с предупреждением о пожаробезопасности, напряженно ожидал, что женщина с темными кругами под глазами, истощенная еженощными бдениями рядом с больным супругом, разразится причитаниями и жалобами: "Доктор, прошу вас! Не отправляйте его. оставьте здесь! Если вы отправите его, то он умрет по дороге! Жизнь человека важнее закона. Доктор, не надо перевозить его в инфекционный госпиталь! Пожалуйста, позвольте определить его в изолятор вашего института. Доктор..."
Он. наученный опытом, со скучающим интересом ждал, что из уст Эцуко посыпятся все эти затасканные слова. Эцуко молчала.
- Вы устали? - спросил доктор.
- Нет! - ответила она самоотверженно.
Эцуко не боялась заразиться тифом. Вероятно, это была единственная причина, по которой она не подхватила инфекцию. Вернувшись к постели супруга, Эцуко села на стул и продолжила свое вязание. Приближалась зима. Она хотела связать мужу свитер до наступления холодов. В его палате по утрам уже было прохладно. Она скинула соломенную сандалию, потерла этой ногой щиколотку другой ноги - на ногах у нее были белые таби.
- Уже выяснилось, чем я болен? - спросил Рёсукэ. Он дышал учащенно, голос был как у школьника.
- Да.
Эцуко поднялась, чтобы смоченным кусочком ваты увлажнить его губы, потресканные из-за постоянного жара. Вместо этого она прижалась к щеке мужа, которая заросла щетиной. Щеки Эцуко словно обожгло горячим песком.
- Все наладится! Эцуко тебя вылечит, непременно. Только не беспокойся. Если ты умрешь, то я умру тоже. (Ее никто не тянул за язык, чтобы давать фальшивые клятвы. Ведь свидетелей не было, а в Бога она не верила). Это никогда не случится! Ты непременно, непременно выздоровеешь!
Как сумасшедшая, Эцуко прижалась губами к потрескавшимся губам мужа. Из его рта, словно из подземного чрева, непрерывно струилось горячее дыхание. Своими губами Эцуко увлажнила губы мужа. Они были колючие, как шипы на розах, и измазаны кровью. Рёсукэ метнулся в сторону от ее лица.
Ручка на двери, обмотанная марлей, пришла в движение, и дверь приоткрылась. Эцуко отпрянула от мужа. Заглянула медсестра и сделала глазами знак. Эцуко вышла. В конце коридора стояла женщина в меховом полупальто и длинной юбке. Она облокотилась на окно. Это была женщина с фотографии. С первого взгляда ее можно было принять за полукровку: красивые, ровненькие зубы - как вставные; широкие ноздри. В руках она держала букет цветов. Мокрая парафиновая бумага, в которую были завернуты цветы, прилипала к ее красным ногтям. Одна нога была немного отставлена назад. В этой позе таился порыв к движению. На вид ей было лет сорок: ее возраст выдавали легкие морщины, неожиданно выпорхнувшие из уголков глаз, словно из засады. А с первого взгляда ей можно было дать лет двадцать шесть.
- Здравствуйте! - сказала женщина с едва уловимым акцентом неясного происхождения.
Эцуко оценила ее взглядом: мужчины называют таких женщин таинственными незнакомками, а на самом деле кто они? Эта обыкновенная высокооплачиваемая ночная бабочка. И она была причиной стольких страданий! Однако сейчас Эцуко была не в состоянии привести к одному знаменателю, к одной причине, к одному субъекту все свои страдания - прошлые и нынешние. В какой-то момент боль Эцуко обрела самостоятельное бытие - отдельное от существования Эцуко (как это ни странно), и стала развиваться сама по себе. Эта женщина, словно удаленный зуб, не вызывала у Эцуко ни малейшей боли. Подобно больному, который выздоровел после легкого недомогания, а теперь столкнулся лицом к лицу со своей смертью, Эцуко была растоптана одним только предположением, что эта женщина когда-то являлась причиной всех ее страданий.
Незнакомка вынула визитную карточку с мужским именем, сказала, что она пришла из фирмы, где работает ее муж, навестить больного сотрудника. На карточке стояло имя генерального директора фирмы. Эцуко ответила, что она не может сопроводить ее в палату больного, потому что врачи запретили пускать посетителей. По лицу женщины пробежала тень.
- Мой супруг просил меня навестить его и узнать о состоянии его здоровья.
- А мой супруг в таком состоянии, что ни с кем не может видеться.
- И все же, если вы позволите увидеть его, то у меня будет какое-то оправдание перед супругом.
- Если бы ваш супруг пришел сам, то я бы позволила ему войти.
- Почему же моему супругу позволительно входить, а мне нет? Я не нахожу никаких оснований. Вы говорите так, что у меня возникают подозрения.
- Ну, хорошо! Никому нельзя входить к нему! Теперь вы удовлетворены?
- Очень странно то, что вы говорите. Вы... вы его супруга? Вы супруга Рёсукэ?
- Я - единственная женщина, кто может называть его этим именем. Я его жена!
- Прошу вас, пожалуйста, не отказывайте. Я умоляю вас, позвольте мне только взглянуть! Вот - возьмите, пожалуйста, эту пустяковую вещь. Она украсит его изголовье.
- Благодарю вас!
- Госпожа Сугимото, можно увидеть его? Как он? Он серьезно болен?
- Никто не знает - выживет он или умрет, - ответила Эцуко, скривив губы.
- Ну, раз такое дело, то я войду без вашего позволения, - надменно сказала женщина, отбросив приличия.
- Ну, так ступайте же! Располагайтесь как у себя дома, если настаиваете! - сказала Эцуко, встав на пути. Потом через плечо произнесла:
- Вы уже знаете диагноз?
- Нет.
- Тиф.
Женщина остановилась, ее лицо побледнело.
- Ти-и-иф?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46