В полумраке Сабуро почувствовал присутствие Эцуко. Он обернулся.
- Что-то еще, госпожа?
- Ты уже заканчиваешь уборку?
- Да.
Эцуко прошла в комнату, огляделась вокруг. Прислонив к плечу инструмент, Сабуро замер. На нем была рубаха цвета хаки, рукава закатаны. Эцуко стояла рядом с ним в темноте, словно призрак. Он чувствовал, как ее грудь вздымается волнами.
- Послушай, - с трудом сказала Эцуко. - Сегодня вечером, в час ночи, хоть и поздно, приходи на
окраину виноградного поля. Я хочу поговорить с тобой перед отъездом. Сабуро молчал.
- Ну что, придешь?
- Да, госпожа.
- Так придешь или нет?
- Приду.
- В час ночи. На виноградном поле. И чтобы никто не знал!
- Да.
Сабуро неуклюже отстранился от Эцуко, стал мести куда попало.
* * *
В гостиной комнате была вкручена лампочка на сто ватт. Когда зажгли свет, то оказалось, что она едва-едва накаляется ватт на сорок. Тусклый электрический свет в комнате был еще темнее, чем вечерние сумерки на улице.
- Да, настроение хуже некуда, - сказал Кэнсукэ.
Время от времени члены семьи отрывались от еды и по очереди сокрушенно поглядывали на лампочку.
Все сидели полукругом, каждый за своим столиком. В центре, спиной к токонома26 сидел Якити. На прощальный ужин собралось восемь человек, включая Сабуро. В глубоких фарфоровых чашах, произведенных в Арита, была подана рыба с овощами, приправленная сладкой соей. Похоже, что блюда нельзя было разглядеть, поэтому Кэнсукэ предложил сдвинуть столы под лампочкой. Казалось, что все семейство собралось не на прощальный банкет, а на поздний ужин после обшей работы.
Подняв стаканы с второсортным виски, все оживленно приветствовали друг друга.
Эцуко, поглощенная мучительными сомнениями, не замечала комического выражения на лице Кэнсукэ; она не слышала Тиэко, которая в этот вечер была болтлива, как вульгарная женщина, ни громкого здорового смеха Нацуо. Она взбиралась на вершину страданий, словно по крутым горным уступам, и они увлекали ее все выше и выше.
Однако, в отличие от прежних ни на что не похожих страданий, нынешние были вполне заурядны. И первые признаки этого появились в тот момент, когда она решила прогнать Миё. Она словно бы пыталась войти в те двери, из которых все выходили. Эти двери вели на высокую пожарную башню, куда не всякий отважится подняться. Там, наверху, в комнате без окон Эцуко обитала с давних пор. Она могла бы убиться насмерть, если, решив выйти наружу, сделала бы один неосторожный шаг Возможно, что единственным разумным основанием выйти наружу из темной комнаты был страх остаться в ней навечно.
Эцуко сидела рядом с Якити. Она избегала встречаться взглядами со своим пожилым сотрапезником, пристально глядя, как Кэнсукэ наполняет стакан Сабуро, сидящего напротив нее. Он держал стакан в широких крестьянских ладонях. Янтарная жидкость красиво мерцала на свету. Он держал стакан так бережно, словно утешал его, убаюкивал.
"Не надо столько пить", - мысленно внушала ему Эцуко. "Если ты много выпьешь, то сегодняшний вечер будет испорчен. Ты напьешься, пойдешь спать, и на этом все закончится. А у меня этот вечер - последний. Завтра я уже буду в пути".
Когда Кэнсукэ еще раз хотел наполнить его стакан. Эцуко не выдержала и заслонила его рукой.
- Ну же, сестричка, не будь занудой! Позволь твоему братцу выпить.
Кэнсукэ впервые в присутствии всей семьи намекнул на отношения между Эцуко и Сабуро.
Сабуро не понял этого намека. Взяв стакан, он рассмеялся. Эцуко тоже смеялась. Прикинувшись невозмутимой, она сказала:
- Он еще несовершеннолетний. Вредно для здоровья.
Она быстро схватила бутылку.
- Вы послушайте, она говорит как председатель общества по защите прав молодежи! - не без враждебности сказала Тиэко. Она как всегда была на стороне мужа.
С тех пор, как уехала Миё, прошло три дня. но о ней почему-то никто вслух не вспоминал. Внешняя любезность, уравновешенная скрытой враждебностью, делала упоминание о ней лишним. Якити прикидывался, что ни о чем не ведает; Кэнсукэ и Тиэко не вмешивались; Асако не имела привычки разговаривать с Сабуро. Связанные молчаливым договором, они негласно поддерживали табу. Однако если бы кто-нибудь его нарушил, то могла бы случиться беда. Вот и у Тиэко появилась возможность вывести Эцуко на чистую воду.
"Что мне делать? Если я признаюсь во всем сегодня вечером? Нужно поспешить, пока кто-нибудь меня не опередил. Он, наверное, не будет сердиться; он будет просто отмалчиваться, чтобы скрыть печаль. Хуже всего, если он станет улыбаться всем подряд, делая вид, что прощает меня. И тогда все закончится! Неужели мои страдания, которые я напророчила себе, мои несбыточные мечты закончатся крахом, моей гибелью? До первого часа ночи не должно случиться ничего нового".
Эцуко сидела молча, с побледневшим лицом.
На помощь пришел Якити. Едва ли он улавливал причину обеспокоенности Эцуко, но по своему опыту знал, насколько глубокой может быть ее тревога, поэтому он стал снисходительным тоном заступаться за Эцуко перед Кэнсукэ и его женой. Пускаясь в разглагольствования, на какие был способен еще со времен своего директорства, он спасал не только Эцуко, но и завтрашнее путешествие и атмосферу вечеринки.
- Сабуро, тебе уже достаточно. В твоем возрасте я не курил, а еще меньше пил сакэ. Ты не куришь, это похвально. Пока ты молод, не стоит увлекаться всякими излишествами - хотя бы ради будущего. Легко пристраститься к сакэ, однако пить его следует после того, как перевалит за сорок. Даже в таком возрасте, как Кэнсукэ, рановато пить сакэ. Конечно, сейчас другое время, другое поколение. Понятно, что надо принимать во внимание различие между поколениями... Все молчали. Вдруг Асако громко вскрикнула.
- Надо же! Нацуо заснул. Пойду-ка я укладывать его в постель.
Асако, встав на колени, взяла на руки спящего Нацуо, поднялась. Вслед за ней пошла Нобуко.
- Ну что? Последуем примеру Нацуо. и будем потихоньку расходиться, предложил Кэнсукэ хорошо зная характер Якити. - А ты, Эцуко. верни мне бутылку, пожалуйста. На этот раз я буду пить один.
Эцуко, не глядя, взяла бутылку, и поставила перед Кэнсукэ. Она хотела было отвести взгляд от Сабуро, но не смогла. Каждый раз, когда их взгляды встречались, он смущался и отводил глаза. Все ее мысли были заняты завтрашней поездкой, которую она приняла покорно, как веление судьбы. Теперь, однако, она стала сомневаться в неизбежности этого путешествия, чувствуя, что судьба может увести ее в другую сторону. Она думала не о Токио, а о винограднике на окраине поля.
Тот земельный участок, который в доме Сугимото называли виноградником, на самом деле был занят персиковыми деревьями. Там же стояли три заброшенные теплицы. Рядом пролегала тропинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46