Видно, перехвалил он главному правителю дела колонии. А кроме того. переход из Ситхи в эту пору труден. Ну, тут, конечно, настояла сама хозяйка. Тихая-тихая, а в любую погоду одна на байдарке управится. Недаром выросла у воды. В байдарке он и увидел ее когда-то в первый раз, наполовину голую, с черными косами, перехваченными вышитым обручем. Девушку окружали смуглокожие сестренки. Старшая дочь вождя, она заменяла им мать, и эта любовь к детям и необычная для индианки самостоятельность покорили тогда Ивана Александровича.
Сдерживая добрую улыбку. Кусков несколько раз перечитал письмо правителя, затем отправился на берег осмотреть и приготовить алеутские лодки. К приходу «Вихря» нужно промыслить хоть сотню шкурок котов первую добычу нового заселения.
Вечером в казарме только и было разговоров, что о прибытии судна. Небольшой и хмурый Ново-Архангельск теперь, когда здесь лето ушло, а дождь лил и день и ночь и люди едва успевали просушить одежду, казался самым родным и обжитым местом на земле. Туда приходили корабли, съезжались охотники, зверобои, индейцы. Там были товары и ром, новости и происшествия... Говорили о Наполеоне Бонапарте, захватившем все немецкие земли, беспокоились, что чего доброго посмеет еще напасть на Россию.
И, думая об опасности, нависшей над родной землей, забывали жестокости и горе, загнавшие их сюда. Несмотря ни на что, там была родина, и они ее дети. Слушали с восторгом одного из поселенцев, старого суворовского солдата, бившего французов при Требии и Нови и перешедшего Чертов мост.
Побьют и теперь, коли сунется. Весь народ пойдет, помяни слово!
Повеселев, затевали уже другой, тоже волнующий всех разговор о едущих сюда женах. Гадали к кому.
Наверняка твоя Серафима прикатит,подшучивали над Лукой.Она без тебя вовсе усохла. Мужик ты для нее вроде блохи,
Против обыкновения. Лука не огрызался, а, насупившись, мял свою бороду и не вылезал из угла. Он на самом деле скучал по Серафиме.
Промышленные тогда приставали к Нанкоку князек все дни проводил в казарме и с неизменным гоготом выслушивали всегда одну и ту же историю о том, как жена Нанкока ходила через день спать к соседу, у которого не было жены. И когда Нанкок ворчал на нее, она удивленно отвечала: «А кто же с ним будет спать?»
Жалела, значит!
И в аккурат через день? А по праздникам как же?..
Звероловы смеялись и отпускали шуточки до тех пор, пока разъяренный князек не вскакивал с нар и, плюясь, выбегал из жилья. На другой день история повторялась.
К концу ноября дожди утихли на целую неделю. Солнце не показывалось, но ветер сушил размокшую землю, утихомирился океан, партия алеутов выехала на байдарках в залив св. Франциска на поиски морского зверя.
В один из таких дней караульный форта заметил на горизонте парус. Маленький «Вихрь» подходил к берегам Росса.
По случаю приезда семьи Иван Александрович решил устроить пирушку. В самой большой горнице монах Кирилл отслужил молебен; кашляя, сказал проповедь. Вместо колокольного звона стреляли из пушки. Больше половины промышленных не поместились в комнате и сенях, стояли с алеутами во дворе, месили грязь и мерзли без шапок на холодном ветру. Многие вспоминали жару и солнце в день освящения форта и удивлялись, что так быстро промелькнуло лето.
Зато зима тут не боле двух месяцев. И снегу вовсе нету. Помочит, помочит, а там, глянь, обратно теплынь пошла.
А ты видал?
Люди, которые были, сказывают...
Слов богослужения во дворе не было слышно, люди переговаривались и изредка крестились, глядя на стоявших у самых дверей. Но скучно никому не было. Правитель колонии не баловал праздниками, а помимо всего, каждому еще не терпелось увидеть детей и жену начальника. Высадка с «Вихря» производилась вечером, ничего тогда разглядеть не удалось.
Индейская царевна, бают, была. Дочка самого главного вождя. Из недалеких отселе мест.
Ну и царевна! Одними косами прикрывалась, а батя в шалаше из корья жил. Известное делодикие!
Молодая, видать, крепкая.
А кто ж тебе старую тут возьмет! У них, брат, бабы скоро портятся.
Говорили главным образом холостые. Семейные находились со своими женами в горнице, рядом с самыми почетными обитателями форта. Только что приехавшие женщины были в сидевших на них коробом петербургских платьях, выданных им Барановым из компанейских складов. Ранее прибывшие в голубых накидках и высоких башмаках,тоже забота главного правителя. Одна Фрося пришла, как всегда, босая, держа башмаки в руках и подоткнув накидку, чтобы не заляпать грязью.
Жена Кускова стояла впереди всех, женщины почтительно уступили ей место. Она, видимо, гордилась этим и смущалась. Ей было не более тридцати лет, а черные длинные косы, выпущенные поверх наплечного платка, невысокий рост, девичьи бедра и широко поставленные живые глаза на слегка скуластом лице делали ее еще моложе. Два рослых светлоголовых мальчика с мокрыми, торчавшими в разные стороны волосами стояли впереди нее и все время крестились.
Мужчины, как в церкви, разместились отдельно. Они тоже нарядились по-праздничному, а Иван Александрович надел на шею медаль, пожалованную еще в Ново-Архангельске, и почти на голову выше своих соратников, стоял торжественный и взволнованный. Приезд жены и детей, которых он очень любил, был для него настоящей радостью.
Алексей на молебне не присутствовал. Пользуясь сухой погодой, он отправился с утра в ущелье осмотреть недостроенную мельницу. Не хотелось оставаться на людях. После размолвки с Кусковым он честно постарался забыть обиду, но прежнего доброго чувства к стараниям и самоотверженному труду правителя уже вернуть не мог. Не компании думал он служить, а отечеству... Иван Александрович не понимал этого и никогда не поймет. Дела компании его плоть и кровь. Правитель колонии умрет не дрогнув, выполняя приказ, но никогда не позволит себе широких самостоятельных действий. Теперь приехали к нему жена, дети, захочется совсем спокойной жизни...
Сознавая, что становится уже несправедливым, Алексей перестал думать о Кускове и, ускорив шаги, спустился в ущелье.
Здесь было тихо и немного мрачно. Гранитные стены казались еще темнее и выше, красные стволы чаги, росшей по краям утесов, побурели от дождя, дубовая роща возле водопада оголилась, палый лист и обрывки лиан устлали землю. Зато там, где срывался со скал водяной каскад и каньон, расширяясь, постепенно переходил в долину, возле сруба недостроенной мельницы, Алексей не почувствовал дыхания зимы. Все так же бился и звенел водопад, мягкой волной уходили к горизонту горы, зеленел лес. А свежеотесанные бревна сруба еще более оживляли место. Не хватало только настоящего тепла и солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Сдерживая добрую улыбку. Кусков несколько раз перечитал письмо правителя, затем отправился на берег осмотреть и приготовить алеутские лодки. К приходу «Вихря» нужно промыслить хоть сотню шкурок котов первую добычу нового заселения.
Вечером в казарме только и было разговоров, что о прибытии судна. Небольшой и хмурый Ново-Архангельск теперь, когда здесь лето ушло, а дождь лил и день и ночь и люди едва успевали просушить одежду, казался самым родным и обжитым местом на земле. Туда приходили корабли, съезжались охотники, зверобои, индейцы. Там были товары и ром, новости и происшествия... Говорили о Наполеоне Бонапарте, захватившем все немецкие земли, беспокоились, что чего доброго посмеет еще напасть на Россию.
И, думая об опасности, нависшей над родной землей, забывали жестокости и горе, загнавшие их сюда. Несмотря ни на что, там была родина, и они ее дети. Слушали с восторгом одного из поселенцев, старого суворовского солдата, бившего французов при Требии и Нови и перешедшего Чертов мост.
Побьют и теперь, коли сунется. Весь народ пойдет, помяни слово!
Повеселев, затевали уже другой, тоже волнующий всех разговор о едущих сюда женах. Гадали к кому.
Наверняка твоя Серафима прикатит,подшучивали над Лукой.Она без тебя вовсе усохла. Мужик ты для нее вроде блохи,
Против обыкновения. Лука не огрызался, а, насупившись, мял свою бороду и не вылезал из угла. Он на самом деле скучал по Серафиме.
Промышленные тогда приставали к Нанкоку князек все дни проводил в казарме и с неизменным гоготом выслушивали всегда одну и ту же историю о том, как жена Нанкока ходила через день спать к соседу, у которого не было жены. И когда Нанкок ворчал на нее, она удивленно отвечала: «А кто же с ним будет спать?»
Жалела, значит!
И в аккурат через день? А по праздникам как же?..
Звероловы смеялись и отпускали шуточки до тех пор, пока разъяренный князек не вскакивал с нар и, плюясь, выбегал из жилья. На другой день история повторялась.
К концу ноября дожди утихли на целую неделю. Солнце не показывалось, но ветер сушил размокшую землю, утихомирился океан, партия алеутов выехала на байдарках в залив св. Франциска на поиски морского зверя.
В один из таких дней караульный форта заметил на горизонте парус. Маленький «Вихрь» подходил к берегам Росса.
По случаю приезда семьи Иван Александрович решил устроить пирушку. В самой большой горнице монах Кирилл отслужил молебен; кашляя, сказал проповедь. Вместо колокольного звона стреляли из пушки. Больше половины промышленных не поместились в комнате и сенях, стояли с алеутами во дворе, месили грязь и мерзли без шапок на холодном ветру. Многие вспоминали жару и солнце в день освящения форта и удивлялись, что так быстро промелькнуло лето.
Зато зима тут не боле двух месяцев. И снегу вовсе нету. Помочит, помочит, а там, глянь, обратно теплынь пошла.
А ты видал?
Люди, которые были, сказывают...
Слов богослужения во дворе не было слышно, люди переговаривались и изредка крестились, глядя на стоявших у самых дверей. Но скучно никому не было. Правитель колонии не баловал праздниками, а помимо всего, каждому еще не терпелось увидеть детей и жену начальника. Высадка с «Вихря» производилась вечером, ничего тогда разглядеть не удалось.
Индейская царевна, бают, была. Дочка самого главного вождя. Из недалеких отселе мест.
Ну и царевна! Одними косами прикрывалась, а батя в шалаше из корья жил. Известное делодикие!
Молодая, видать, крепкая.
А кто ж тебе старую тут возьмет! У них, брат, бабы скоро портятся.
Говорили главным образом холостые. Семейные находились со своими женами в горнице, рядом с самыми почетными обитателями форта. Только что приехавшие женщины были в сидевших на них коробом петербургских платьях, выданных им Барановым из компанейских складов. Ранее прибывшие в голубых накидках и высоких башмаках,тоже забота главного правителя. Одна Фрося пришла, как всегда, босая, держа башмаки в руках и подоткнув накидку, чтобы не заляпать грязью.
Жена Кускова стояла впереди всех, женщины почтительно уступили ей место. Она, видимо, гордилась этим и смущалась. Ей было не более тридцати лет, а черные длинные косы, выпущенные поверх наплечного платка, невысокий рост, девичьи бедра и широко поставленные живые глаза на слегка скуластом лице делали ее еще моложе. Два рослых светлоголовых мальчика с мокрыми, торчавшими в разные стороны волосами стояли впереди нее и все время крестились.
Мужчины, как в церкви, разместились отдельно. Они тоже нарядились по-праздничному, а Иван Александрович надел на шею медаль, пожалованную еще в Ново-Архангельске, и почти на голову выше своих соратников, стоял торжественный и взволнованный. Приезд жены и детей, которых он очень любил, был для него настоящей радостью.
Алексей на молебне не присутствовал. Пользуясь сухой погодой, он отправился с утра в ущелье осмотреть недостроенную мельницу. Не хотелось оставаться на людях. После размолвки с Кусковым он честно постарался забыть обиду, но прежнего доброго чувства к стараниям и самоотверженному труду правителя уже вернуть не мог. Не компании думал он служить, а отечеству... Иван Александрович не понимал этого и никогда не поймет. Дела компании его плоть и кровь. Правитель колонии умрет не дрогнув, выполняя приказ, но никогда не позволит себе широких самостоятельных действий. Теперь приехали к нему жена, дети, захочется совсем спокойной жизни...
Сознавая, что становится уже несправедливым, Алексей перестал думать о Кускове и, ускорив шаги, спустился в ущелье.
Здесь было тихо и немного мрачно. Гранитные стены казались еще темнее и выше, красные стволы чаги, росшей по краям утесов, побурели от дождя, дубовая роща возле водопада оголилась, палый лист и обрывки лиан устлали землю. Зато там, где срывался со скал водяной каскад и каньон, расширяясь, постепенно переходил в долину, возле сруба недостроенной мельницы, Алексей не почувствовал дыхания зимы. Все так же бился и звенел водопад, мягкой волной уходили к горизонту горы, зеленел лес. А свежеотесанные бревна сруба еще более оживляли место. Не хватало только настоящего тепла и солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145