Лука никогда не видел монаха таким спокойным и мягким и после его ухода не вытерпел, чтобы самому не разглядеть полотно. Но, кроме богатой золотой рамы, ничто не поразило промышленного. Искусство мастера до него не дошло. Лука почесал нос, бороду и решил, что это, наверное, икона.
Богаческая церковь будет,заявил он Серафиме с гордостью, укладываясь на голую лавку возле окна. Женщина спала отдельно.Все инородцы попрутся.
С отъездом правителя в крепости внешне ничего не изменилось. Так же били зорю в четыре утра и девять вечера, выставлялся караул, дежурили обходные вокруг палисада. Лещинский посылал партии ловить палтуса и треску, охотиться на диких баранов к вершине Доброй Погоды, но отсутствие главного хозяина чувствовалось в каждой мелочи.
Колоши снова напали на рыбачивших островитян, убили троих. Грозились обложить крепость, но пока только индейские юноши ночью проникли на верфь и унесли, как трофей, якорные лапы. Лещинский устроил тревогу, выскочил на площадь в стальном панцире, сам хотел вести отряд наказать дерзких, однако истощенные звероловы враждебно и молча разошлись по казармам.
Будет чудить,сказал ему Наплавков с усмешкой.Пизарро из тебя не выйдет.
Хромая, он спокойно пошел через площадь.
Алеуты держались отдельной группой, рыбу промышляли только для себя. Нанкок все еще вздыхал по отобранной Барановым медали и жаловался всем, в особенности Ананию.
Архимандрит жил в крепости уже два месяца. Первая встреча с правителем и все последующие дни до его отъезда в Охотск показали Ананию, что Баранов единственный и полновластный хозяин и ослушаться, поступить по-своему не осмеливается да и не может никто. Несокрушимость духа, жестокие законы пионеров далекого края дали ему это право.
Ананий читал его письма. Хитрый, умный монах, начитанный и образованный, он понимал всю косность синода, но молчал и никогда не высказывал своих взглядов. Масонские веяния Европы, могущество иезуитского ордена, у которого все способы были одинаково пригодны,вот что было жизненно необходимым для укрепления духовной власти. Приходский священник, позже настоятель маленького монастыря, он ехал в Америку за епископской мантией. Однако ему не хватало широты размаха. Сказывалась натура поповича, воспитанного многими поколениями мелких служителей церкви.
В зальце, где обычно правитель работал, на ореховом столике Серафима оставила ключи. Ананий открыл ящик, и пока женщина искала Луку, вдруг понадобившегося архимандриту, Ананий успел проглядеть несколько черновиков. Один из них, лежавший отдельно, заставил монаха серьезно задуматься. Письмо было написано не Барановым, но приписка на полях: «Сколь верно!» и подчеркнутые строки еще больше раскрывали правителя, с которым придется упорно бороться. И кто знает, будет ли ему, Ананию, под силу?
«...Монахи наши не шли путем Иезуитов в Парагвае...мелким, растянутым почерком было написано на плотном листе бумаги,не искали развивать понятия диких, не умели входить в обширные интересы Отечества и Компании. Они купали Американцев, и когда те по переимчивости оных умели в полчаса крест хорошо положить, гордясь успехами и далее способностями их не пользуясь, с торжеством возвращались, думая, что кивнул, мигнул и все дело сделано...»
Ананий знал историю заселений Калифорнии. Миссии францисканских монахов были главными пунктами опоры испанских владений, богатыми житницами, влиятельными монастырями. Власть принадлежала духовным. Сам вицерой и военные силы во всем зависели от монахов... Здесь это могла дать епископская шапка, но ни шапки, ни даже заметного влияния при Баранове ему не получить. Нужно бороться терпеливо и неустанно.
...Гедеон все еще стоял возле порога. Ананий, проворно шагая по мягким травяным плетенкам, устилавшим пол горницы, снял с каминного крюка большой котелок с кипевшим сахаром, влил туда рому, надавил малиновых ягод, добавил воды. Душистый пар распространился по комнате, заставил Гедеона вздрогнуть. Когда-то бывший горнозаводчик не раз готовил такое питье.
Благослови,сказал он хмуро, дергая отросшую щетину усов.Лучше мне в лесу. Людей не вижу...
Ананий продолжал бесшумно ступать меховыми сапогами, разглядывал на свет тягучую жидкость, мешал ее ложкой, что-то бормотал, словно пригретый кот, и, казалось, совсем не слушал посетителя. Однако когда Гедеон замолчал, архимандрит вдруг обернулся, повесил котелок над углями, вытер рушником веснушчатые пальцы. Благодушие и блеск в глазах исчезли, щуплый, настороженный, остановился он перед монахом. Сквозь жидкую рыжую бороду просвечивал золоченый крест.
Ослушание...сказал он очень внятно и тихо.Из монастырских темниц не выходит никто. Сурова кара господня... Иди в казармы. В тягостные времена церковь не покидает мирян... Внемли всему и излагай мне.
Не глядя на Гедеона, он сунул ему руку и стоял до тех пор, пока монах, попятившись, не закрыл за собой дверь.
До поздних сумерек сидел архимандрит в своих покоях, писал письмо. За окном стучал плохо прилаженный ставень, мелкими каплями хлестали в стекла порывы дождя. Шторм усиливался, слышно было, как шипели вдоль берега волны, гудел прибой. Было темно и глухо, изредка с палисадов доносились окрики часовых,
Ананий ежился, плотнее натягивал лисий тулуп. Сквозь щели бревен проникал ветер, колебал пламя свечи. «Покоишки», отведенные архимандриту, были еще не закончены, и во время сильного ветра приходилось не прекращая топить камин.
Архимандрит подбрасывал еловые сучья, маленькими глотками отхлебывал горячий пунш, снова садился к столу, продолжал скрипеть пером.
«...Царствующая здесь французская вольность заставляет меня много думать...выводил Ананий строчки тайного донесения в Санкт-Петербург.Ежели подробно описывать все его деяния, то надобно будет сочинять целую книгу, а не письмо писать. Я не могу и поныне узнать, приезд ли мой или ваши колкие выговоры, господину Баранову писанные, взбесили его. Всех промышленных расстраивает и вооружает против вас, все называет принадлежащим Компании, а не компаньонам... Ныне ни одного алеута не венчаю, не доложась его, но и тут не угодишь, всегда старается промышленных взбесить и распустил слух, яде имею предписание паству духовную содержать во всякой строгости. А у него собрания частые, игрушки и через всю ночь пляски, так что не оставляет на воскресенье и праздничные дни, а иногда и в будни игрушки делает... С пропитанием довел до того, что народ помереть весь должен, ходят на лайду улитки морские да ракушки собирать, алеуты ждут полного затишья, чтобы сбежать на Кадьяк и протчие острова... Сам в Охотске доныне прохлаждается. За людьми и припасами отбыл, край заселять, строить, жадность проявляет несусветную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145