«Новая знакомая» согласилась два раза, а на третий построила такую замысловатую английскую фразу, что бедняга исключительно по интонации смог судить о том, как далеко ему предстоит теперь направляться.
В Париже было начало лета.
Все свободное время – а чем еще заниматься девушке? – Стефания проводила в прогулках по городу.
Сена манила ее и отпугивала. Так бывает у разных людей, которым с детства начинает мерещиться, будто они во что бы то ни стало должны погибнуть, окончив свои дни кто в самолете, кто под колесами автомобиля, кто в безучастной ко всему мирскому воде. Один знакомый Стефании, например, рассказывал ей, что боится переступать через рельсы, будь то железнодорожные или трамвайные: он, видите ли, чувствует, что здесь проходил или скоро пройдет поезд, и ему отчетливо видится, как стальные маленькие колеса разрезают ему ступни, а потом кромсают безжизненное тело.
Странно, раньше Стефания никогда не боялась воды. Теперь же она буквально заставляла себя переходить Сену то по Королевскому мосту, то по мосту Согласия, поскольку обычный ее маршрут проходил через сквер перед Лувром.
Именно в этом сквере ее заинтересовал пожилой художник, умудрявшийся даже в такое жаркое время года не снимать с себя пальто и ярко-красного шарфа.
Стефания обращала на него внимание несколько дней подряд, пока наконец не решилась подойти и посмотреть, что же он, собственно, с таким упоением рисует.
На узком холсте была изображена красивая обнаженная девушка.
Стефания невольно огляделась в поисках натуры, но не увидела ничего, кроме зелени сквера да вечно распростертых объятий Лувра.
Художник делал вид, будто не замечает интереса к своей персоне. Приникнув к холсту, он осторожными мазками подводил девушке кончики грудей. Краска медленно сохла, и алые соски влажно блестели.
– Нравится? – спросил он вдруг, причем как-то сразу угадав, на каком языке следует обращаться к любопытной прохожей.
– Очень, – откровенно ответила Стефания и улыбнулась.
– Мне тоже. – Художник окинул собеседницу беглым взглядом, оставшись явно довольным. – Ее зовут Сисли. Хотите, я вас познакомлю?
Стефания хотела.
Сисли оказалась американкой, пятнадцать из восемнадцати своих лет прожившей в Париже. Старый художник был другом ее матери – отца Сисли не помнила, – и когда девочка подросла, предложил ей работу натурщицы в ателье, где он вел свою собственную школу живописи. В деньгах Сисли особенно не нуждалась, однако ее соблазнила перспектива новых ощущений.
Старый мастер знал людей и безошибочно углядел в девочке склонность к покорству – качеству, столь свойственному натурщицам и натурщикам.
Однако, ко всему прочему, господин Кристоф – так звали художника – оказался человеком ревнивым и потому после первого же общего сеанса, на котором ему, собственно, впервые и довелось увидеть Сисли без одежды, он заявил, что отныне девочка если и будет позировать, то только ему персонально.
В ателье он был хозяином, никто из учеников не мог ему перечить, мать девочки продолжала оставаться его близкой знакомой, а маленькая Сисли, которой к тому времени едва исполнилось семнадцать, была просто очарована вниманием, оказываемым ей благовоспитанным старцем.
Однако в тот день господин Кристоф не пригласил Стефанию к себе. Вместо этого он предложил ей встретиться на том же месте, в сквере, назавтра.
Ночь ожидания показалась девушке вечностью. Ей даже приснился сон о том, как она присутствует на уроке мастера. Однако наутро все забылось.
Когда она пришла в сад Тюильри на следующий день, художник уже ждал ее. Он был один. По-прежнему в пальто и красном шарфе. Стефанию он встретил, как старую знакомую, только что не поцеловал.
До ателье им пришлось ехать через весь город, до самого кладбища Пер-Лашез. У девушки появился лишний повод задуматься, к чему вся эта конспирация и зачем понадобилось назначать встречу так далеко.
Расплатившись с таксистом, всю дорогу заинтересованно поглядывавшем в зеркальце на Стефанию, которая уютно устроилась на заднем сиденье, господин Кристоф пригласил гостью войти в калитку, за которой начинался прелестный садик, укрытый от посторонних взглядов довольно высокой кирпичной стеной.
Они прошли по аллее до живописного крыльца и были встречены на пороге пожилой женщиной в фартуке.
Художник не стал представлять ее Стефании, и девушка могла лишь сама догадываться о том, что это либо его жена, либо служанка. Скорее второе, решила она, глядя на то, с каким почтением женщина уступает им дорогу и проводит в прохладную переднюю.
– Мой кабинет, – сказал старик, распахивая перед гостьей дубовую дверь с вырезанным по центру гербом в виде двух перекрещенных роз и многообещающим лозунгом «PANEM ЕТ CIRCENSES».
– Сисли! – позвал он, когда они оба удобно расположились: Стефания – на диване, сам же господин Кристоф – в кожаном кресле.
Откуда-то из-за стены в комнату впорхнула миниатюрная, очень хорошенькая девушка и сразу же поклонилась приятно удивленной гостье. Она была явно предупреждена об этом визите.
– Дорогая моя, – обратился старик к девушке, – это и есть Стефания, о которой я тебе вчера рассказывал. Мы с ней тоже много говорили о тебе. Сегодня она хотела бы на тебя посмотреть. Ты не против?
Сисли согласно кивнула.
– Тогда представь, что это наш с тобой очередной сеанс. Сними одежду.
Стефания была настолько поражена тем, как разворачиваются события, что пропустила тот момент, когда с девушки упало последнее и она замерла обнаженной статуэткой посреди комнаты всего в нескольких шагах от восторженных зрителей.
Сначала Сисли просто «позировала», принимая те позы, которые предлагал ей старик, знавший, как показать свою питомицу с наилучшей стороны.
Стефания чувствовала, что девушке и в самом деле нравится это будоражащее ощущение несоответствия ее голого тела с полностью одетыми людьми. Она даже заметила влажный блеск на внутреннем изгибе стройной правой ляжки.
Сисли была в одних туфельках и изнывала от желания, то и дело бросая взгляды на гостью. Старик это заметил и кивнул.
Девушка юркнула на диван рядом со Стефанией и прижалась к ней всем телом, неловко ища губы.
Стефания теперь была не столько удивлена, сколько тронута этим детским порывом.
Она обняла Сисли за голое плечо и коснулась ртом ее маленького ротика. Ее тотчас же обжег шустрый и влажный язычок.
Художник, сидевший тут же, тихо посмеивался.
Все произошло точно как в фильме, снятом на основе новелл уже упомянутой Анаис Нин. Не найдя себе стоящего любовника, Стефания обрела в Париже преданную любовницу. Кроме того, она получила возможность общаться на родном языке.
Сисли оказалась натурой романтической.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
В Париже было начало лета.
Все свободное время – а чем еще заниматься девушке? – Стефания проводила в прогулках по городу.
Сена манила ее и отпугивала. Так бывает у разных людей, которым с детства начинает мерещиться, будто они во что бы то ни стало должны погибнуть, окончив свои дни кто в самолете, кто под колесами автомобиля, кто в безучастной ко всему мирскому воде. Один знакомый Стефании, например, рассказывал ей, что боится переступать через рельсы, будь то железнодорожные или трамвайные: он, видите ли, чувствует, что здесь проходил или скоро пройдет поезд, и ему отчетливо видится, как стальные маленькие колеса разрезают ему ступни, а потом кромсают безжизненное тело.
Странно, раньше Стефания никогда не боялась воды. Теперь же она буквально заставляла себя переходить Сену то по Королевскому мосту, то по мосту Согласия, поскольку обычный ее маршрут проходил через сквер перед Лувром.
Именно в этом сквере ее заинтересовал пожилой художник, умудрявшийся даже в такое жаркое время года не снимать с себя пальто и ярко-красного шарфа.
Стефания обращала на него внимание несколько дней подряд, пока наконец не решилась подойти и посмотреть, что же он, собственно, с таким упоением рисует.
На узком холсте была изображена красивая обнаженная девушка.
Стефания невольно огляделась в поисках натуры, но не увидела ничего, кроме зелени сквера да вечно распростертых объятий Лувра.
Художник делал вид, будто не замечает интереса к своей персоне. Приникнув к холсту, он осторожными мазками подводил девушке кончики грудей. Краска медленно сохла, и алые соски влажно блестели.
– Нравится? – спросил он вдруг, причем как-то сразу угадав, на каком языке следует обращаться к любопытной прохожей.
– Очень, – откровенно ответила Стефания и улыбнулась.
– Мне тоже. – Художник окинул собеседницу беглым взглядом, оставшись явно довольным. – Ее зовут Сисли. Хотите, я вас познакомлю?
Стефания хотела.
Сисли оказалась американкой, пятнадцать из восемнадцати своих лет прожившей в Париже. Старый художник был другом ее матери – отца Сисли не помнила, – и когда девочка подросла, предложил ей работу натурщицы в ателье, где он вел свою собственную школу живописи. В деньгах Сисли особенно не нуждалась, однако ее соблазнила перспектива новых ощущений.
Старый мастер знал людей и безошибочно углядел в девочке склонность к покорству – качеству, столь свойственному натурщицам и натурщикам.
Однако, ко всему прочему, господин Кристоф – так звали художника – оказался человеком ревнивым и потому после первого же общего сеанса, на котором ему, собственно, впервые и довелось увидеть Сисли без одежды, он заявил, что отныне девочка если и будет позировать, то только ему персонально.
В ателье он был хозяином, никто из учеников не мог ему перечить, мать девочки продолжала оставаться его близкой знакомой, а маленькая Сисли, которой к тому времени едва исполнилось семнадцать, была просто очарована вниманием, оказываемым ей благовоспитанным старцем.
Однако в тот день господин Кристоф не пригласил Стефанию к себе. Вместо этого он предложил ей встретиться на том же месте, в сквере, назавтра.
Ночь ожидания показалась девушке вечностью. Ей даже приснился сон о том, как она присутствует на уроке мастера. Однако наутро все забылось.
Когда она пришла в сад Тюильри на следующий день, художник уже ждал ее. Он был один. По-прежнему в пальто и красном шарфе. Стефанию он встретил, как старую знакомую, только что не поцеловал.
До ателье им пришлось ехать через весь город, до самого кладбища Пер-Лашез. У девушки появился лишний повод задуматься, к чему вся эта конспирация и зачем понадобилось назначать встречу так далеко.
Расплатившись с таксистом, всю дорогу заинтересованно поглядывавшем в зеркальце на Стефанию, которая уютно устроилась на заднем сиденье, господин Кристоф пригласил гостью войти в калитку, за которой начинался прелестный садик, укрытый от посторонних взглядов довольно высокой кирпичной стеной.
Они прошли по аллее до живописного крыльца и были встречены на пороге пожилой женщиной в фартуке.
Художник не стал представлять ее Стефании, и девушка могла лишь сама догадываться о том, что это либо его жена, либо служанка. Скорее второе, решила она, глядя на то, с каким почтением женщина уступает им дорогу и проводит в прохладную переднюю.
– Мой кабинет, – сказал старик, распахивая перед гостьей дубовую дверь с вырезанным по центру гербом в виде двух перекрещенных роз и многообещающим лозунгом «PANEM ЕТ CIRCENSES».
– Сисли! – позвал он, когда они оба удобно расположились: Стефания – на диване, сам же господин Кристоф – в кожаном кресле.
Откуда-то из-за стены в комнату впорхнула миниатюрная, очень хорошенькая девушка и сразу же поклонилась приятно удивленной гостье. Она была явно предупреждена об этом визите.
– Дорогая моя, – обратился старик к девушке, – это и есть Стефания, о которой я тебе вчера рассказывал. Мы с ней тоже много говорили о тебе. Сегодня она хотела бы на тебя посмотреть. Ты не против?
Сисли согласно кивнула.
– Тогда представь, что это наш с тобой очередной сеанс. Сними одежду.
Стефания была настолько поражена тем, как разворачиваются события, что пропустила тот момент, когда с девушки упало последнее и она замерла обнаженной статуэткой посреди комнаты всего в нескольких шагах от восторженных зрителей.
Сначала Сисли просто «позировала», принимая те позы, которые предлагал ей старик, знавший, как показать свою питомицу с наилучшей стороны.
Стефания чувствовала, что девушке и в самом деле нравится это будоражащее ощущение несоответствия ее голого тела с полностью одетыми людьми. Она даже заметила влажный блеск на внутреннем изгибе стройной правой ляжки.
Сисли была в одних туфельках и изнывала от желания, то и дело бросая взгляды на гостью. Старик это заметил и кивнул.
Девушка юркнула на диван рядом со Стефанией и прижалась к ней всем телом, неловко ища губы.
Стефания теперь была не столько удивлена, сколько тронута этим детским порывом.
Она обняла Сисли за голое плечо и коснулась ртом ее маленького ротика. Ее тотчас же обжег шустрый и влажный язычок.
Художник, сидевший тут же, тихо посмеивался.
Все произошло точно как в фильме, снятом на основе новелл уже упомянутой Анаис Нин. Не найдя себе стоящего любовника, Стефания обрела в Париже преданную любовницу. Кроме того, она получила возможность общаться на родном языке.
Сисли оказалась натурой романтической.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86