Он полагал, что за предстоящий день с легкостью сожжет возведенные ночью хрупкие мосты.
И вот теперь его снова тянуло сюда: в это парадное, в этот лифт, к этим кнопкам, из которых одна оказывалась именно той заветной, с цифрой, подспудно становящейся любимой, подспудно, но отчетливо.
Не потому ли пребывание в доме родителей Эстер оказало на него столь удручающее воздействие именно сегодня? Может быть, не отдавая себе в том отчета, он сам провоцировал это неприятие их заботливости, их совершенно нормальной при складывающихся обстоятельствах опеки, их суеверного страха перед «холостяцкой конурой»? Почему конурой?
Пройдя коридор и приблизившись к двери, он увидел, что она не заперта.
Больно защемило сердце.
Со Стефанией что-то случилось…
Он толкнул дверь плечом и вошел.
Это была не та квартира, из которой он ушел утром. Тогда она только еще выныривала из сумрачных волн ночи, тогда в ней еще жило странное ощущение пережитого – боли, наслаждения, страха, предчувствия, отчаяния, пресыщенности. Сейчас же квартира в эти волны едва начинала погружаться. В нее уже затекла с разноогненной улицы ночь, но в ней еще не было его присутствия, в ней не было еще ее. Стефании не было…
Он понял это сразу, как только переступил порог гостиной, где вчера ему было предложено на выбор три входа в божественное тело обнаженной специально для этого ритуала девушки.
В гостиной был только ее запах.
Потом он заметил, что повсюду горит свет.
Это могло означать надежду на скорое возвращение хозяйки. Или ее безвозвратное исчезновение из этого мира.
Где ты, мой маленький? С кем ты? Вернись!
Взгляд его упал на телевизор. Прямо на экране был приклеен желтый листок бумаги.
Чьей-то рукой – Боже, да ведь он даже не знает ее почерка! – было размашисто написано: «Включи телевизор и видео».
Берни вспомнил, что держит в руках купленное в магазине на углу ведерко со льдом и воткнутой в него бутылкой шампанского.
Праздничная встреча откладывалась.
Поставив ведерко на стол, Берни взял черный пенал совмещенного пульта, лежавший здесь же, и отошел к дивану.
На вспыхнувшем экране распустилась картинка ее уютного гнездышка. Посередине стояла широкая двуспальная кровать.
– Привет! – раздался голос, и к кровати подошла Стефания, в обтягивающей шелковой комбинации, точно такая же, какой он оставил ее утром. Вероятно, запись была сделана сразу после его ухода. – Как видишь, я не дома.
– Да уж вижу, – пробормотал Берни. – Ладно, что ж делать, подожду.
Он отвернулся от экрана и стал распаковывать ведерко, тщательно завернутое в бумагу и целлофан.
– Спасибо за шампанское, – сказала Стефания, с ногами забираясь на кровать. – Но только не пей его без меня, хорошо?
Берни опешил.
Не могла же она предугадать, что он явится к ней не с пустыми, как в первый раз, руками? Или она и в самом деле была ведьмой? Прекрасной ведьмой, которую нужно было во что бы то ни стало испепелить на костре.
– Сегодня вечером нас ждет обширная программа, – продолжала девушка, лениво укладываясь на подушки. – Как видишь, я даже сейчас не оставляю тебя одного. Мне приятно, что ты на меня смотришь. И ты можешь делать это, сколько пожелаешь.
Она пошевелилась, лежа на боку, и подол комбинации задрался, оголив попку. Берни увидел между поджатыми к груди бедрами темную манящую полоску.
– Какого черта, Стефания!
– А скоро мы будем вместе на самом деле, дорогой. Я так хочу тебя! Как жаль, что я не могу сейчас тебя видеть!..
Берни собирался что-то возразить, но тут девушка на экране повернулась на спину и развела ноги широко в стороны.
Комбинация завернулась на живот. Такой она была вчера, когда предлагала себя на ковре. Чтобы потомить зрителя, девушка прикрыла низ живота обеими руками. Берни понял, что она ласкает себя. Это было оскорбление.
Она издевалась над ним, издевалась словами, потому что лгала, будто хочет быть с ним вместе, издевалась действиями, потому что так ласкать ее имел право только он один, издевалась всем, даже взглядом, потому что смотрела в камеру пристально, с легкой улыбкой, будто видела его.
Берни стало смешно.
Он уже понял, что зря пришел сюда, что все это – обман, мираж, что гораздо полезнее вернуться домой и лечь спать, так как завтра будет новый день, истерзанный заботами.
Он тяжело поднялся с дивана.
Шампанское пусть остается. Она должна знать, что он был у нее.
– Не уходи, Берни, – сказала девушка на экране, не меняя позы и не убирая рук от выставленной напоказ промежности. – Неужели тебе неинтересно узнать, что же будет дальше?
Оторопев в самое первое мгновение, он все-таки справился с удивлением и нашел в себе силы взять пульт и выключить телевизор. Ведь это было проще всего. Конец сомнениям.
Раздался телефонный звонок.
Берни решил, что это не его, и долго не брал трубку, но телефон не унимался, словно зная, что он стоит и смотрит на него.
– Алло.
– Почему ты отверг меня, Берни?
Это была она.
Тот же самый голос, что и по телевизору. Что и вчера ночью.
Странно, ведь обычно телефоны, телевизоры, магнитофоны и прочие средства связи очень меняют голоса людей, почти до неузнаваемости. Меняется порой даже тембр.
Голос Стефании все время оставался одним и тем же.
– А ты не можешь сама прийти сюда? – спросил Берни, едва скрывая раздраженность, что удавалось ему с трудом. – Я здоровый человек, Стефания, и не хочу смотреть этот дурацкий телевизор. Мне не нужны заменители. Или ты, или ничего. Где ты?
– Я здесь.
Дверь спальни тихо приоткрылась, и на пороге, с телефоном в руке, в той же самой обтягивающей комбинации перед потрясенным Берни предстала Стефания во плоти.
– Ты уверен, что не хочешь смотреть на меня?
Она наклонилась, поставила телефон на пол и быстро подошла к гостю.
Он невольно отступил на шаг, споткнулся о диван и сел.
Она забралась к нему верхом на колени.
Одним движением сняла через голову комбинацию.
– Я же обещала тебе сегодня обширную программу, – напомнила она, склоняясь прохладными грудями к его пылающему лицу.
Рядом раздался оглушительный хлопок.
Пробка вылетела из горлышка бутылки, ударилась в потолок и срикошетила в телевизор.
Пенная струя окатила голую спину девушки.
Стефания с хохотом запрокинулась.
Берни, как сумасшедший, целовал ее нежную шею и устремленный вверх твердый подбородок.
* 12 *
До сих пор Берни всегда казалось, что люди на улицах очень много обращают внимания на них с Эстер. Вернее, на Эстер. Его с ней просто невольно сравнивали. И это ему весьма льстило.
Но все те взгляды, все те улыбки, которые он то и дело ловил на своей юной невесте, были ничем иным, как бледным отражением того настоящего фурора, который производила на прохожих совершенно безразличная к ним Стефания, когда шла рядом с Берни на следующее утро, провожая его до ближайшей станции метро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
И вот теперь его снова тянуло сюда: в это парадное, в этот лифт, к этим кнопкам, из которых одна оказывалась именно той заветной, с цифрой, подспудно становящейся любимой, подспудно, но отчетливо.
Не потому ли пребывание в доме родителей Эстер оказало на него столь удручающее воздействие именно сегодня? Может быть, не отдавая себе в том отчета, он сам провоцировал это неприятие их заботливости, их совершенно нормальной при складывающихся обстоятельствах опеки, их суеверного страха перед «холостяцкой конурой»? Почему конурой?
Пройдя коридор и приблизившись к двери, он увидел, что она не заперта.
Больно защемило сердце.
Со Стефанией что-то случилось…
Он толкнул дверь плечом и вошел.
Это была не та квартира, из которой он ушел утром. Тогда она только еще выныривала из сумрачных волн ночи, тогда в ней еще жило странное ощущение пережитого – боли, наслаждения, страха, предчувствия, отчаяния, пресыщенности. Сейчас же квартира в эти волны едва начинала погружаться. В нее уже затекла с разноогненной улицы ночь, но в ней еще не было его присутствия, в ней не было еще ее. Стефании не было…
Он понял это сразу, как только переступил порог гостиной, где вчера ему было предложено на выбор три входа в божественное тело обнаженной специально для этого ритуала девушки.
В гостиной был только ее запах.
Потом он заметил, что повсюду горит свет.
Это могло означать надежду на скорое возвращение хозяйки. Или ее безвозвратное исчезновение из этого мира.
Где ты, мой маленький? С кем ты? Вернись!
Взгляд его упал на телевизор. Прямо на экране был приклеен желтый листок бумаги.
Чьей-то рукой – Боже, да ведь он даже не знает ее почерка! – было размашисто написано: «Включи телевизор и видео».
Берни вспомнил, что держит в руках купленное в магазине на углу ведерко со льдом и воткнутой в него бутылкой шампанского.
Праздничная встреча откладывалась.
Поставив ведерко на стол, Берни взял черный пенал совмещенного пульта, лежавший здесь же, и отошел к дивану.
На вспыхнувшем экране распустилась картинка ее уютного гнездышка. Посередине стояла широкая двуспальная кровать.
– Привет! – раздался голос, и к кровати подошла Стефания, в обтягивающей шелковой комбинации, точно такая же, какой он оставил ее утром. Вероятно, запись была сделана сразу после его ухода. – Как видишь, я не дома.
– Да уж вижу, – пробормотал Берни. – Ладно, что ж делать, подожду.
Он отвернулся от экрана и стал распаковывать ведерко, тщательно завернутое в бумагу и целлофан.
– Спасибо за шампанское, – сказала Стефания, с ногами забираясь на кровать. – Но только не пей его без меня, хорошо?
Берни опешил.
Не могла же она предугадать, что он явится к ней не с пустыми, как в первый раз, руками? Или она и в самом деле была ведьмой? Прекрасной ведьмой, которую нужно было во что бы то ни стало испепелить на костре.
– Сегодня вечером нас ждет обширная программа, – продолжала девушка, лениво укладываясь на подушки. – Как видишь, я даже сейчас не оставляю тебя одного. Мне приятно, что ты на меня смотришь. И ты можешь делать это, сколько пожелаешь.
Она пошевелилась, лежа на боку, и подол комбинации задрался, оголив попку. Берни увидел между поджатыми к груди бедрами темную манящую полоску.
– Какого черта, Стефания!
– А скоро мы будем вместе на самом деле, дорогой. Я так хочу тебя! Как жаль, что я не могу сейчас тебя видеть!..
Берни собирался что-то возразить, но тут девушка на экране повернулась на спину и развела ноги широко в стороны.
Комбинация завернулась на живот. Такой она была вчера, когда предлагала себя на ковре. Чтобы потомить зрителя, девушка прикрыла низ живота обеими руками. Берни понял, что она ласкает себя. Это было оскорбление.
Она издевалась над ним, издевалась словами, потому что лгала, будто хочет быть с ним вместе, издевалась действиями, потому что так ласкать ее имел право только он один, издевалась всем, даже взглядом, потому что смотрела в камеру пристально, с легкой улыбкой, будто видела его.
Берни стало смешно.
Он уже понял, что зря пришел сюда, что все это – обман, мираж, что гораздо полезнее вернуться домой и лечь спать, так как завтра будет новый день, истерзанный заботами.
Он тяжело поднялся с дивана.
Шампанское пусть остается. Она должна знать, что он был у нее.
– Не уходи, Берни, – сказала девушка на экране, не меняя позы и не убирая рук от выставленной напоказ промежности. – Неужели тебе неинтересно узнать, что же будет дальше?
Оторопев в самое первое мгновение, он все-таки справился с удивлением и нашел в себе силы взять пульт и выключить телевизор. Ведь это было проще всего. Конец сомнениям.
Раздался телефонный звонок.
Берни решил, что это не его, и долго не брал трубку, но телефон не унимался, словно зная, что он стоит и смотрит на него.
– Алло.
– Почему ты отверг меня, Берни?
Это была она.
Тот же самый голос, что и по телевизору. Что и вчера ночью.
Странно, ведь обычно телефоны, телевизоры, магнитофоны и прочие средства связи очень меняют голоса людей, почти до неузнаваемости. Меняется порой даже тембр.
Голос Стефании все время оставался одним и тем же.
– А ты не можешь сама прийти сюда? – спросил Берни, едва скрывая раздраженность, что удавалось ему с трудом. – Я здоровый человек, Стефания, и не хочу смотреть этот дурацкий телевизор. Мне не нужны заменители. Или ты, или ничего. Где ты?
– Я здесь.
Дверь спальни тихо приоткрылась, и на пороге, с телефоном в руке, в той же самой обтягивающей комбинации перед потрясенным Берни предстала Стефания во плоти.
– Ты уверен, что не хочешь смотреть на меня?
Она наклонилась, поставила телефон на пол и быстро подошла к гостю.
Он невольно отступил на шаг, споткнулся о диван и сел.
Она забралась к нему верхом на колени.
Одним движением сняла через голову комбинацию.
– Я же обещала тебе сегодня обширную программу, – напомнила она, склоняясь прохладными грудями к его пылающему лицу.
Рядом раздался оглушительный хлопок.
Пробка вылетела из горлышка бутылки, ударилась в потолок и срикошетила в телевизор.
Пенная струя окатила голую спину девушки.
Стефания с хохотом запрокинулась.
Берни, как сумасшедший, целовал ее нежную шею и устремленный вверх твердый подбородок.
* 12 *
До сих пор Берни всегда казалось, что люди на улицах очень много обращают внимания на них с Эстер. Вернее, на Эстер. Его с ней просто невольно сравнивали. И это ему весьма льстило.
Но все те взгляды, все те улыбки, которые он то и дело ловил на своей юной невесте, были ничем иным, как бледным отражением того настоящего фурора, который производила на прохожих совершенно безразличная к ним Стефания, когда шла рядом с Берни на следующее утро, провожая его до ближайшей станции метро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86