– против того, что следующей ночью спать мне не придется. Это предчувствие перерастало в уверенность, то же самое происходило с моим предчувствием относительно «Шангри-Ла».
* * *
Будильник прозвенел без десяти четыре. Сон не освежил меня. Теперь я чувствовал себя еще хуже. Сказывались вчерашние треволнения. А может, всему виной был слишком шикарный обед, который я проглотил перед тем, как отойти ко сну: банка жирной тушенки и какая-то слизь из банки с надписью «Картофельное пюре». Жаль, что эту трапезу не смогли разделить со мной друзья – сэр Артур Арнфорд-Джейсон и сэр Антони Ставракис.
Кажется, я начинаю брюзжать. Ничего себе симптомы. Вот так однажды проснешься – а ты уже старик. Впрочем, по штату мне уже полагается быть стариком. Ведь солдатам империи деда Артура месяц должен засчитываться минимум за год безупречной службы в других, более спокойных войсках. Правда, здесь неплохо платят, но профсоюз на этом предприятии заботится о работниках из рук вон плохо. Безобразно организованы питание и отдых, а уж о технике безопасности и говорить не приходится – профессиональный травматизм очень высок.
Дэвис вышел из своей каюты, я – из своей. Вид у него был немногим лучше моего. Я оценил его так и не отдохнувшее лицо, встретил взгляд его тревожных, никогда не успокаивающихся, усталых глаз, и вдруг меня пронзила острая трепетная жалость к нему, к себе, к тысячам таких же разбросанных по всему миру агентов командира и сотен других командиров, ко всем этим людям, не умеющим радоваться в свободное от службы время и не умеющим со вкусом тратить заработанные деньги. Что поддерживало нас в ежедневной борьбе с тысячами преступников, хорошо знающих цену себе и каждому своему поступку, умеющих прожить эту единственную жизнь в свое удовольствие? В чем разгадка этого парадокса? Почему все же мы уверены в своей правоте, а главное, почему они, такие сильные и сплоченные, как бы ни скрывали этого, тоже ощущают наше превосходство? Или все это только иллюзии? А может быть, наше противостояние – война психопатов, где нет правых и виноватых и жизнь, нормальная человеческая жизнь горько смеется над нами и презирает и тех и других…
Мы вышли на палубу. Было четыре часа пополудни, а это означало, что день неумолимо, а для нас даже безжалостно клонится к вечеру. Солнце еще не зашло, во всяком случае, мы надеялись, что это так, хотя его лучи, конечно же, не могли пробиться сквозь массу клубящихся в небе черных туч. Тяжелая и густая завеса дождя тоже не благоприятствовала как просто мореходству, так и занятиям морской биологией. Разве что для Ставракиса и его неиспытанных стабилизаторов такая погода была не самым плохим вариантом. Наверное, качка совсем не заметна экипажу «Шангри-Ла», собравшемуся за обедом. Я представил себе, как кок, возможно, взятый напрокат в одном из изысканных ресторанов, отдает последние распоряжения… Нет, об этом лучше было не думать. Я пошел за Дэвисом в машинное отделение.
Дэвис достал блокнот, надел наушники и замер около меня, приготовившись стенографировать. Я всегда удивлялся, откуда у него столько разнообразных и самых неожиданных навыков. Неужели у него хватает сил и оптимизма между перестрелками изучать стенографию или кройку и шитье? В любом случае я очень надеялся, что дед Артур даст Дэвису возможность похвастать своим мастерством в скорописи.
Дед не обманул моих ожиданий.
– Примите поздравления, Каролина, – начал он без всякого вступления. – Кое в чем вы оказались правы.
Сквозь монотонность его обычного тембра проскользнула нотка тепла. Впрочем, это мог быть эффект атмосферных явлений, часто вызывающих помехи в эфире. Во всяком случае, он уже не требовал, чтобы я сегодня же оказался у него в лондонском бюро.
– Мы разыскали эти счета и чеки. – Тут последовал целый ряд цифр, дат, сумм и другой информации, которая, сказать по правде, меня не слишком интересовала. – Последние вклады – двадцать седьмого декабря, в обоих случаях по десять фунтов. Вклады на сегодняшний день одинаковые: семьдесят восемь фунтов, четырнадцать шиллингов и шесть пенсов. Счета не закрыты. – Тут он прервал передачу, чтобы принять мои поздравления, после чего продолжил: – Но это еще не все, Каролина. Мы проанализировали с помощью газет таинственные происшествия на море в окрестностях тех мест, где вы сейчас находитесь. Ваша мысль оказалась просто блестящей. Как мы раньше не догадались это сделать? У вас есть под рукой карандаш?
– Здесь Дэвис.
– Тогда записывайте. Никогда еще шотландское побережье не знало такого количества морских катастроф…
Это звучало многообещающе, как первая фраза приключенческого романа. Продолжение тоже могло развлечь самого взыскательного читателя, если бы дед Артур по моему совету опубликовал результаты поисков в утренних газетах. Это был список из пяти кораблей. Даже человек, совершенно далекий от морской тематики, ощутил бы в этом списке что-то тревожащее. Но даже самый искушенный морской волк при всем желании не смог бы не только указать причину происшествий, но и уловить хоть какую-то закономерность. Это могла быть яхта, а мог быть спасательный катер; на борту могли находиться рыбаки, а могли – морские офицеры-навигаторы; суда могли быть впоследствии найдены где-нибудь в скалах, а могли исчезнуть бесследно. Общими во всех случаях были только три фактора: первый – спокойная, безветренная погода (но это лишь усиливало загадочность), второй – команда бесследно исчезала, третий – все таинственные случаи происходили недалеко от этих мест.
Командир рапортовал обо всем с гордостью Америго Веспуччи, не желающего знать, кто такой Христофор Колумб.
В ответ Колумб не то чтобы обиделся, но позволил себе съязвить:
– Вы до сих пор думаете, Анабелла, что «Нантесвилль» идет в сторону Исландии или норвежских фьордов?
– Я думаю то, что нужно думать. – Тон адмирала снова стал сугубо официальным. – Я, например, думаю, что даты этих происшествий кое с чем ассоциируются.
Глубокомысленность, с какой дед Артур сделал этот вывод, была достойна первооткрывателя. С тем же пафосом он мог бы сообщить нам, что дважды два равняется четырем.
Совпадения действительно были разительны и исключали всякую возможность случайности: все эти небольшие суда исчезали через несколько дней после похищения разыскиваемых кораблей.
На всякий случай я все же сказал об этом деду Артуру.
– Не будем дискутировать о вещах очевидных, – заключил он в ответ, снова не акцентируя внимание на том, что очевидным все это стало лишь несколько часов назад и с моей подачи. – Итак, мы можем с большой вероятностью утверждать, что район поисков определен. Что вы намерены делать дальше?
– Можете ли вы заставить радио и телевидение сотрудничать с нами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
* * *
Будильник прозвенел без десяти четыре. Сон не освежил меня. Теперь я чувствовал себя еще хуже. Сказывались вчерашние треволнения. А может, всему виной был слишком шикарный обед, который я проглотил перед тем, как отойти ко сну: банка жирной тушенки и какая-то слизь из банки с надписью «Картофельное пюре». Жаль, что эту трапезу не смогли разделить со мной друзья – сэр Артур Арнфорд-Джейсон и сэр Антони Ставракис.
Кажется, я начинаю брюзжать. Ничего себе симптомы. Вот так однажды проснешься – а ты уже старик. Впрочем, по штату мне уже полагается быть стариком. Ведь солдатам империи деда Артура месяц должен засчитываться минимум за год безупречной службы в других, более спокойных войсках. Правда, здесь неплохо платят, но профсоюз на этом предприятии заботится о работниках из рук вон плохо. Безобразно организованы питание и отдых, а уж о технике безопасности и говорить не приходится – профессиональный травматизм очень высок.
Дэвис вышел из своей каюты, я – из своей. Вид у него был немногим лучше моего. Я оценил его так и не отдохнувшее лицо, встретил взгляд его тревожных, никогда не успокаивающихся, усталых глаз, и вдруг меня пронзила острая трепетная жалость к нему, к себе, к тысячам таких же разбросанных по всему миру агентов командира и сотен других командиров, ко всем этим людям, не умеющим радоваться в свободное от службы время и не умеющим со вкусом тратить заработанные деньги. Что поддерживало нас в ежедневной борьбе с тысячами преступников, хорошо знающих цену себе и каждому своему поступку, умеющих прожить эту единственную жизнь в свое удовольствие? В чем разгадка этого парадокса? Почему все же мы уверены в своей правоте, а главное, почему они, такие сильные и сплоченные, как бы ни скрывали этого, тоже ощущают наше превосходство? Или все это только иллюзии? А может быть, наше противостояние – война психопатов, где нет правых и виноватых и жизнь, нормальная человеческая жизнь горько смеется над нами и презирает и тех и других…
Мы вышли на палубу. Было четыре часа пополудни, а это означало, что день неумолимо, а для нас даже безжалостно клонится к вечеру. Солнце еще не зашло, во всяком случае, мы надеялись, что это так, хотя его лучи, конечно же, не могли пробиться сквозь массу клубящихся в небе черных туч. Тяжелая и густая завеса дождя тоже не благоприятствовала как просто мореходству, так и занятиям морской биологией. Разве что для Ставракиса и его неиспытанных стабилизаторов такая погода была не самым плохим вариантом. Наверное, качка совсем не заметна экипажу «Шангри-Ла», собравшемуся за обедом. Я представил себе, как кок, возможно, взятый напрокат в одном из изысканных ресторанов, отдает последние распоряжения… Нет, об этом лучше было не думать. Я пошел за Дэвисом в машинное отделение.
Дэвис достал блокнот, надел наушники и замер около меня, приготовившись стенографировать. Я всегда удивлялся, откуда у него столько разнообразных и самых неожиданных навыков. Неужели у него хватает сил и оптимизма между перестрелками изучать стенографию или кройку и шитье? В любом случае я очень надеялся, что дед Артур даст Дэвису возможность похвастать своим мастерством в скорописи.
Дед не обманул моих ожиданий.
– Примите поздравления, Каролина, – начал он без всякого вступления. – Кое в чем вы оказались правы.
Сквозь монотонность его обычного тембра проскользнула нотка тепла. Впрочем, это мог быть эффект атмосферных явлений, часто вызывающих помехи в эфире. Во всяком случае, он уже не требовал, чтобы я сегодня же оказался у него в лондонском бюро.
– Мы разыскали эти счета и чеки. – Тут последовал целый ряд цифр, дат, сумм и другой информации, которая, сказать по правде, меня не слишком интересовала. – Последние вклады – двадцать седьмого декабря, в обоих случаях по десять фунтов. Вклады на сегодняшний день одинаковые: семьдесят восемь фунтов, четырнадцать шиллингов и шесть пенсов. Счета не закрыты. – Тут он прервал передачу, чтобы принять мои поздравления, после чего продолжил: – Но это еще не все, Каролина. Мы проанализировали с помощью газет таинственные происшествия на море в окрестностях тех мест, где вы сейчас находитесь. Ваша мысль оказалась просто блестящей. Как мы раньше не догадались это сделать? У вас есть под рукой карандаш?
– Здесь Дэвис.
– Тогда записывайте. Никогда еще шотландское побережье не знало такого количества морских катастроф…
Это звучало многообещающе, как первая фраза приключенческого романа. Продолжение тоже могло развлечь самого взыскательного читателя, если бы дед Артур по моему совету опубликовал результаты поисков в утренних газетах. Это был список из пяти кораблей. Даже человек, совершенно далекий от морской тематики, ощутил бы в этом списке что-то тревожащее. Но даже самый искушенный морской волк при всем желании не смог бы не только указать причину происшествий, но и уловить хоть какую-то закономерность. Это могла быть яхта, а мог быть спасательный катер; на борту могли находиться рыбаки, а могли – морские офицеры-навигаторы; суда могли быть впоследствии найдены где-нибудь в скалах, а могли исчезнуть бесследно. Общими во всех случаях были только три фактора: первый – спокойная, безветренная погода (но это лишь усиливало загадочность), второй – команда бесследно исчезала, третий – все таинственные случаи происходили недалеко от этих мест.
Командир рапортовал обо всем с гордостью Америго Веспуччи, не желающего знать, кто такой Христофор Колумб.
В ответ Колумб не то чтобы обиделся, но позволил себе съязвить:
– Вы до сих пор думаете, Анабелла, что «Нантесвилль» идет в сторону Исландии или норвежских фьордов?
– Я думаю то, что нужно думать. – Тон адмирала снова стал сугубо официальным. – Я, например, думаю, что даты этих происшествий кое с чем ассоциируются.
Глубокомысленность, с какой дед Артур сделал этот вывод, была достойна первооткрывателя. С тем же пафосом он мог бы сообщить нам, что дважды два равняется четырем.
Совпадения действительно были разительны и исключали всякую возможность случайности: все эти небольшие суда исчезали через несколько дней после похищения разыскиваемых кораблей.
На всякий случай я все же сказал об этом деду Артуру.
– Не будем дискутировать о вещах очевидных, – заключил он в ответ, снова не акцентируя внимание на том, что очевидным все это стало лишь несколько часов назад и с моей подачи. – Итак, мы можем с большой вероятностью утверждать, что район поисков определен. Что вы намерены делать дальше?
– Можете ли вы заставить радио и телевидение сотрудничать с нами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76