Они выглядели как следы от браслетов, если бы браслеты применялись в качестве орудия пытки. Это не могли быть следы от ударов или от слишком сильно сжатых пальцев. Такие знаки оставляет только веревка.
Ставракис снова усмехнулся и жестом позвал слугу. Шарлотта тут же встала и, опустив голову, вышла из салона.
Случившееся было так дико, так неестественно, что на какой-то миг я засомневался, не приснилась ли мне вся эта сцена. Решающим доводом «против» было то, что, зная деда Артура, я никак не мог подозревать его в склонности держать в штате своей службы людей, спящих наяву.
Шарлотта возвратилась через несколько минут. В руке она несла фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре. Не поднимая глаз, она подала ее хозяину и снова села в кресло, на этот раз проследив за тем, чтобы не взметнулись рукава.
– Господа, это моя жена, – провозгласил Ставракис, поднимаясь с кресла и предъявляя нам портрет. – Мадлен, моя первая жена… Тридцать лет совместной жизни… Вы правы, Петерсен, супружество не такая уж неприятная штука. Это Мадлен, господа…
Если бы во мне осталось хоть десять граммов чувства собственного достоинства, я бы свалил его на пол и побил ногами. Мало того, что он бесстыдно обнародовал, что на его ночном столике стоит фотография другой женщины, мало того, что она заставил Шарлотту принести эту фотографию, так в довершение всего он публично унижает ее! А эти следы от веревки! После такого господин Ставракис не стоил даже пули из карабина. Впрочем, в этот момент, я бы, пожалуй, расщедрился.
И все же я был совершенно бессилен. Он тонко балансировал на грани скандала, не давая ни одного прямого повода усомниться в его искренности. Комедия переходила в трагифарс, а отсюда уже был только шаг до подлинной драмы. Слеза, появившаяся на его щеке, заслуживала премии Оскара. Если бы я не был уверен, что все это от начала до конца ложь, я бы увидел перед собой старого печального и одинокого человека, который, забыв на секунду об окружающем мире, скорбно вглядывается в фотографию безвозвратно ушедшей любимой…
Может быть, если бы рядом не было Шарлотты, неподвижной, гордой, униженной, устремившей невидящий взгляд в огонь камина, я бы поверил Ставракису.
Но сейчас мне почему-то совсем не хотелось ему верить, хотя я и оставался всего лишь немым и пассивным свидетелем разыгравшейся сцены.
Однако не все были столь терпеливы, как я. Мак-Кольм вел себя гораздо честнее: почти не пытаясь скрыть свои эмоции, побледневший от злости, он встал, пробормотал какие-то слова типа извинений и пожеланий нам приятного времяпрепровождения и вышел. Банкир последовал его примеру.
Ставракис не слишком огорчился их уходом. Мне кажется, он вообще не обратил на это внимания. Странным, дрожащим шагом он добрался до своего кресла и, буквально упав в него, уставился ничего теперь не выражающим взглядом в какую-то точку на стене.
Он не поднял головы, даже когда в дверях появился капитан Блэйк с сообщением, что моторная лодка ждет нас.
* * *
Оказавшись на борту «Огненного креста», мы с Дэвисом первым делом приподняли угол ковра на полу в рулевой рубке. Здесь лежала газета, а под ней мы увидели четыре прекрасных отпечатка чьих-то подошв на тонюсеньком слое заблаговременно рассыпанной мною муки.
Все было ясно. Но на всякий случай мы все же проверили двери кают, лабораторий и машинного отделения. «Контрольки» в виде незаметных шелковых ниток были везде разорваны.
Судя по отпечаткам подошв, нам нанесли визит как минимум двое. На производство уже второго за эти сутки обыска у них было более часа. Мы потратили вдвое больше, чтобы понять, что они искали. К сожалению, безрезультатно.
– В любом случае, – заключил я, – теперь мы знаем, что бензиновые моторы не так уж безнадежны.
– Да, – согласился Дэвис, – если моторная лодка не могла отвезти нас, значит, как раз в это время она была здесь. Вот только…
– Что еще, Дэвис?
– Есть что-то еще, очень важное, но я никак не могу сформулировать…
– Сформулируете утром, Дэвис. В полночь свяжитесь с дедом Артуром и попытайтесь вытянуть из него максимум информации о людях, с которыми мы имели удовольствие познакомиться на «Шангри-Ла». Еще меня очень интересует, кто был врачом первой госпожи Ставракис. Меня вообще заинтриговала эта женщина.
Я дал Дэвису подробные инструкции, а потом попросил его, чтобы он перевел корабль и поставил его на якорь за островком. Помогать ему было бы неоправданным донкихотством, поскольку в 3.30 утра мне предстояло куда более сложное дело.
– После всего можете ложиться спать, Дэвис, и можете даже по-настоящему выспаться, – сказал я.
Он что-то ответил, но я не обратил внимания на его слова. Жаль. Я должен был его выслушать. Мы должны были вообще не спать в ту ночь. Поскольку любое число самых нервных и самых бессонных ночей все же лучше спокойного вечного сна.
Среда, с 5 утра до сумерек
Было темно, хоть глаз выколи. Местные жители называют такую темень «как в жилетке у дьявола». Черное небо, черные деревья и проливной дождь, корректирующий видимость до абсолютного нуля. В таких условиях возникающее на пути дерево можно увидеть, только ударившись об него, а чтобы заметить яму, необходимо прощупать всем телом очертания ее дна.
Дэвис, как мы и договорились, ровно в 3.30 разбудил меня. Потом мы пили чай (я – покрепче), готовились к моей экспедиции, а Дэвис, в качестве звукового оформления, рассказывал мне о полуночном разговоре с дедом Артуром. Командир сообщил, что вертолет будет в указанное время в указанном месте, и добавил, что, с его точки зрения, мы напрасно тратим время.
Обычно у нас с дедом Артуром возникают противоречия относительно оценки моих оперативных возможностей. На этот раз он, кажется, на все сто процентов прав.
И вот уже почти пять часов, и я близок к отчаянию. Неужели я так и не разыщу этот проклятый пляж? Никогда бы не подумал, что всего лишь пять миль лесного массива станут для меня непреодолимым препятствием.
Мне не требовалось переходить вброд горные реки. Я был избавлен от необходимости взбираться на скалы и спускаться в пропасти. Дикие джунгли, безводные пустыни, безмолвные льды – все это было далеко и неправда.
А этот островок ничем не привлек бы любителей острых ощущений. Редкий лесок, пологие склоны холмов. Идеальные условия для послеобеденной воскресной прогулки достаточно активного пенсионера. Но, хотя, судя по безуспешности моих начинаний, я уже почти стал пенсионером, активности у меня явно недоставало. Другое дело, что, к сожалению, прогулку происходила не в воскресный полдень.
Проблемы начались сразу же, как только я попытался выбраться на берег. Это отнюдь не напоминало триумфальную высадку союзников в Нормандии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Ставракис снова усмехнулся и жестом позвал слугу. Шарлотта тут же встала и, опустив голову, вышла из салона.
Случившееся было так дико, так неестественно, что на какой-то миг я засомневался, не приснилась ли мне вся эта сцена. Решающим доводом «против» было то, что, зная деда Артура, я никак не мог подозревать его в склонности держать в штате своей службы людей, спящих наяву.
Шарлотта возвратилась через несколько минут. В руке она несла фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре. Не поднимая глаз, она подала ее хозяину и снова села в кресло, на этот раз проследив за тем, чтобы не взметнулись рукава.
– Господа, это моя жена, – провозгласил Ставракис, поднимаясь с кресла и предъявляя нам портрет. – Мадлен, моя первая жена… Тридцать лет совместной жизни… Вы правы, Петерсен, супружество не такая уж неприятная штука. Это Мадлен, господа…
Если бы во мне осталось хоть десять граммов чувства собственного достоинства, я бы свалил его на пол и побил ногами. Мало того, что он бесстыдно обнародовал, что на его ночном столике стоит фотография другой женщины, мало того, что она заставил Шарлотту принести эту фотографию, так в довершение всего он публично унижает ее! А эти следы от веревки! После такого господин Ставракис не стоил даже пули из карабина. Впрочем, в этот момент, я бы, пожалуй, расщедрился.
И все же я был совершенно бессилен. Он тонко балансировал на грани скандала, не давая ни одного прямого повода усомниться в его искренности. Комедия переходила в трагифарс, а отсюда уже был только шаг до подлинной драмы. Слеза, появившаяся на его щеке, заслуживала премии Оскара. Если бы я не был уверен, что все это от начала до конца ложь, я бы увидел перед собой старого печального и одинокого человека, который, забыв на секунду об окружающем мире, скорбно вглядывается в фотографию безвозвратно ушедшей любимой…
Может быть, если бы рядом не было Шарлотты, неподвижной, гордой, униженной, устремившей невидящий взгляд в огонь камина, я бы поверил Ставракису.
Но сейчас мне почему-то совсем не хотелось ему верить, хотя я и оставался всего лишь немым и пассивным свидетелем разыгравшейся сцены.
Однако не все были столь терпеливы, как я. Мак-Кольм вел себя гораздо честнее: почти не пытаясь скрыть свои эмоции, побледневший от злости, он встал, пробормотал какие-то слова типа извинений и пожеланий нам приятного времяпрепровождения и вышел. Банкир последовал его примеру.
Ставракис не слишком огорчился их уходом. Мне кажется, он вообще не обратил на это внимания. Странным, дрожащим шагом он добрался до своего кресла и, буквально упав в него, уставился ничего теперь не выражающим взглядом в какую-то точку на стене.
Он не поднял головы, даже когда в дверях появился капитан Блэйк с сообщением, что моторная лодка ждет нас.
* * *
Оказавшись на борту «Огненного креста», мы с Дэвисом первым делом приподняли угол ковра на полу в рулевой рубке. Здесь лежала газета, а под ней мы увидели четыре прекрасных отпечатка чьих-то подошв на тонюсеньком слое заблаговременно рассыпанной мною муки.
Все было ясно. Но на всякий случай мы все же проверили двери кают, лабораторий и машинного отделения. «Контрольки» в виде незаметных шелковых ниток были везде разорваны.
Судя по отпечаткам подошв, нам нанесли визит как минимум двое. На производство уже второго за эти сутки обыска у них было более часа. Мы потратили вдвое больше, чтобы понять, что они искали. К сожалению, безрезультатно.
– В любом случае, – заключил я, – теперь мы знаем, что бензиновые моторы не так уж безнадежны.
– Да, – согласился Дэвис, – если моторная лодка не могла отвезти нас, значит, как раз в это время она была здесь. Вот только…
– Что еще, Дэвис?
– Есть что-то еще, очень важное, но я никак не могу сформулировать…
– Сформулируете утром, Дэвис. В полночь свяжитесь с дедом Артуром и попытайтесь вытянуть из него максимум информации о людях, с которыми мы имели удовольствие познакомиться на «Шангри-Ла». Еще меня очень интересует, кто был врачом первой госпожи Ставракис. Меня вообще заинтриговала эта женщина.
Я дал Дэвису подробные инструкции, а потом попросил его, чтобы он перевел корабль и поставил его на якорь за островком. Помогать ему было бы неоправданным донкихотством, поскольку в 3.30 утра мне предстояло куда более сложное дело.
– После всего можете ложиться спать, Дэвис, и можете даже по-настоящему выспаться, – сказал я.
Он что-то ответил, но я не обратил внимания на его слова. Жаль. Я должен был его выслушать. Мы должны были вообще не спать в ту ночь. Поскольку любое число самых нервных и самых бессонных ночей все же лучше спокойного вечного сна.
Среда, с 5 утра до сумерек
Было темно, хоть глаз выколи. Местные жители называют такую темень «как в жилетке у дьявола». Черное небо, черные деревья и проливной дождь, корректирующий видимость до абсолютного нуля. В таких условиях возникающее на пути дерево можно увидеть, только ударившись об него, а чтобы заметить яму, необходимо прощупать всем телом очертания ее дна.
Дэвис, как мы и договорились, ровно в 3.30 разбудил меня. Потом мы пили чай (я – покрепче), готовились к моей экспедиции, а Дэвис, в качестве звукового оформления, рассказывал мне о полуночном разговоре с дедом Артуром. Командир сообщил, что вертолет будет в указанное время в указанном месте, и добавил, что, с его точки зрения, мы напрасно тратим время.
Обычно у нас с дедом Артуром возникают противоречия относительно оценки моих оперативных возможностей. На этот раз он, кажется, на все сто процентов прав.
И вот уже почти пять часов, и я близок к отчаянию. Неужели я так и не разыщу этот проклятый пляж? Никогда бы не подумал, что всего лишь пять миль лесного массива станут для меня непреодолимым препятствием.
Мне не требовалось переходить вброд горные реки. Я был избавлен от необходимости взбираться на скалы и спускаться в пропасти. Дикие джунгли, безводные пустыни, безмолвные льды – все это было далеко и неправда.
А этот островок ничем не привлек бы любителей острых ощущений. Редкий лесок, пологие склоны холмов. Идеальные условия для послеобеденной воскресной прогулки достаточно активного пенсионера. Но, хотя, судя по безуспешности моих начинаний, я уже почти стал пенсионером, активности у меня явно недоставало. Другое дело, что, к сожалению, прогулку происходила не в воскресный полдень.
Проблемы начались сразу же, как только я попытался выбраться на берег. Это отнюдь не напоминало триумфальную высадку союзников в Нормандии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76