Светлячок по сравнению с моим фонариком мог бы чувствовать себя величественной сверхновой звездой. Но даже такой подсветки мне хватило, чтобы найти то, что я искал: по земле проходила борозда шириной пятьдесят и глубиной десять сантиметров. Это была свежая рана, ну, может быть, не совсем свежая, поскольку в некоторых местах уже появились стебельки молодой травы, но во всяком случае эти специфические сельскохозяйственные работы велись совсем недавно, и это подтверждало мои предположения: именно здесь располагалась последняя взлетная полоса искомого самолета, а учитывая, что людей в самолете не было, он вместо того, чтобы взлететь, упал в пропасть, оставив на краю лужка эту борозду.
Ну что ж, это был тот уровень научного познания действительности, когда гипотеза уже могла быть признана фактом: эта борозда, разбитый корпус корабля оксфордских биологов и заплаканные глаза Сьюзан Кирксайд давали достаточно к тому оснований.
Легкий шорох раздался со стороны замка. Я отшатнулся в ужасе – пятилетний ребенок мог бы сейчас столкнуть меня в пропасть, и я был бы не в силах ему сопротивляться. Я выставил вперед обе руки: в одной мини-фонарик, в другой – пистолет. Но это оказался всего лишь мой приятель козел. Его желтые глаза блестели, и я начал опасаться, что он пришел за тем, чтобы наказать меня за наглое вторжение в свой прерванный сон. К счастью, дело обстояло не так плохо. Его привело любопытство, а может, он почувствовал родство наших душ. Ночь. Одиночество. Скука. И вдруг приходит кто-то на четвереньках… «Здравствуй, Кэлверт», – сказал козел. «Здравствуй, козел», – ответил Кэлверт.
Шутки шутками, но испугался я всерьез. Еще несколько таких приключений – и я стану заводом по производству адреналина. Отодвинувшись от пропасти и осторожно обойдя рога моего нового приятеля, я ласково потрепал его по остро пахнущей шерсти и пошел к замку.
Дождь, так же как и ветер, немного успокоился, зато туман еще более сгустился, если эту подвешенную в воздухе желатиновую смесь можно было сгустить еще, не завершая превращения уже даже не газообразного вещества в жидкое, но жидкого в твердое. Туман клубился вокруг меня, прилипал к одежде и делал движения почти невозможными. Видимость сократилась до четырех метров. На секунду я с тревогой вспомнил о Хатчисоне, затерявшемся где-то в этой мокрой вате, но тут же отбросил эти мысли: с некоторых пор я доверял ему больше, чем себе.
Я шел, стараясь все время чувствовать ветер правой щекой, потому что именно таким образом можно было продвигаться точно по направлению к замку. Моя одежда под непромокаемым плащом все больше и больше пропитывалась влагой. Я подумал, что сейчас согласился бы поменяться местами с иссыхающим на солнце аравийским бедуином, с тем только условием, чтобы уже через пять минут меня, основательно подсохшего, вернули в прежнее состояние.
Я чуть не врезался лбом в стену замка, но все же не врезался. Очевидно, предки – пещерные люди – все же передали мне часть своих умений. Жаль только, я не знал, как их правильно применить. Вот, например, сейчас я совершенно не ориентировался, куда мне нужно идти, направо или налево. С соблюдением всех предосторожностей, стараясь отыскать калитку, я пошел налево. Вскоре мои руки нащупали угол стены. Значит, я был слева от главного входа. Я двинулся обратно.
Мне повезло, что теперь я шел против ветра, иначе не почувствовал бы запах дыма и табака. По сравнению с крепкими сигарами деда Артура или тем более с фабрикой нервно-паралитических газов Тима Хатчисона этот аромат был слаб и неконкретен. И все же мое обоняние еще не выключилось окончательно – какой-то человек стоял у ворот и курил. Устав караульной службы не разрешает часовому курить. А устав надо чтить. И этот курящий на посту человек сейчас убедится в глубокой философской обоснованности свода правил воинской службы. Никто не призывал меня конфликтовать с козлами, пасущимися на краю пропасти, но ликвидация вражеского часового входила в круг моих прямых обязанностей.
Я взял пистолет за ствол. Человек опирался об угол ворот. Огонек сигареты достаточно точно указывал место расположения его лица. Ждать пришлось недолго. Когда он затянулся в третий раз и огонек сигареты сверкнул так ярко, что на секунду затруднил ему возможность видеть в темноте, я сделал шаг вперед и сильно ударил в то место, где, по всем правилам, должна была находиться голова. К счастью, его анатомическое сложение не отходило от антропологических норм.
Его ноги подломились. Я подхватил обмякшее тело, и в этот момент что-то больно ударило меня в бок. Я позволил часовому самостоятельно продолжить падение и занялся предметом, воткнувшимся в мой плащ. Это был остроконечный штык, венчающий карабин калибра 7,69 мм. Откуда здесь взяться военному снаряжению? Хотя от наших друзей можно ожидать любых неожиданностей. Тем более в таком цейтноте. У них было совсем мало времени, но и у меня оставалось его немного. Приближалось утро.
Я направился в сторону пропасти. Из-за тумана мои глаза все еще ничего не различали, поэтому штык пригодился слепому в качестве постукивающего по асфальту кончика тросточки. Правда, вместо асфальта здесь была жирная грязь, а вместо тросточки – карабин. Но все равно, если бы Ее Величество учредило орден «За нахождение края пропасти во мгле и тумане», я был бы первым его кавалером, впрочем, скорее, вторым, поскольку первый экземпляр ордена был бы вручен деду Артуру. На краю пропасти я нарисовал прикладом две пятнадцатисантиметровые борозды на расстоянии тридцать сантиметров друг от друга. Будем надеяться, часовой утренней смены поверит, что это следы зазевавшегося и упавшего в пропасть предшественника.
Разоруженный мною человек тихо скулил. Прекрасно. То есть прекрасно не то, что он скулил, а то, что не потерял сознание: значит, мне не придется тащить его на себе. В качестве кляпа я воткнул ему в рот скомканный носовой платок. Наверное, в этот момент дед Артур упрекнул бы меня в негуманности: если у моего пленника был насморк, то уже через несколько минут он вполне мог умереть мученической смертью от удушья. Но у меня не было времени исследовать его гайморовы пазухи, поскольку и моя, возможно, не менее мученическая гибель была перспективой не столь уж безнадежной.
Он не пытался бежать или оказать сопротивление. Тем более что предварительно я спутал его ноги, – впрочем, достаточно свободно, чтобы дать ему возможность передвигаться, – крепко привязал кисти рук к плечам и грубо всадил в бок ствол пистолета. Насколько я знаю из художественной литературы и по собственному опыту, этот комплекс мер позволяет добиться послушания даже от человека, начисто лишенного инстинкта самосохранения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76