Тогда Бен попытался протиснуться наружу через подвальное окошко. Застрял и принялся жалобно, как щенок, скулить и выть до тех пор, пока Труда и Якоб не проснулись и с большим трудом не высвободили его из западни.
Якоб, пришедший в семь вечера с работы, уже не застал Бена. Труда перестелила кровать сына, вымыла в комнате окно, уходя, огляделась с надеждой, что на ночь сын вернется домой.
Позже они с Якобом сидели в гостиной и говорили о Марлене Йенсен. На этот раз в виде исключения Труда была солидарна с Теей Крессманн. Якоб же сомневался, что дочь Эриха сбежала из дома.
– Я бы еще согласился, если бы она пропадала одну ночь, – возражал он. – Однако ее нет уже несколько дней. Так где она, собственно говоря, находится?
– Наверное, у тех парней, с которыми познакомилась на дискотеке, – ответила Труда. – Эрих действительно слишком строго с ней обращался. Антония всегда это говорила. Я считаю, что девушка решила проучить отца,
17 августа 1995 года
В четверг Якоб, как обычно, вышел из дома в семь Утра. Вывел из сарая машину и первую часть пути проехал по дороге, узкой настолько, что здесь с трудом могли разъехаться два автомобиля. Приблизительно через шестьсот метров был первый перекресток, после которого узкая дорога еще двести метров тянулась между садами и полями, прежде чем встретиться с Бахштрассе.
Якоб свернул налево, на параллельную Бахштрассе дорогу, ведущую к Лобергу. Два километра до следующего перекрестка, с прилегающим к нему бунгало Люкки, Якоб проехал с тяжелым сердцем. Прежде именно здесь располагалась его усадьба, и каждый раз Якоб невольно погружался в воспоминания.
Любому человеку непросто расстаться с местом, где он родился, провел детство и юность, прожил много лет, в течение которых мечтал, любил, надеялся, работал в поте лица и страдал. Теперь бывший земельный участок Якоба лежал за неприступной двухметровой колючей проволокой. И лишь оставив его позади и достигнув бунгало Хайнца Люкки, Якоб почувствовал, что у него стало легче на душе.
В это утро неподалеку от бунгало он увидел своего друга Пауля Лесслера и остановился, чтобы поздороваться и перекинуться парой слов. Пауль – брат Марии и дядя Марлены Йенсен – был крайне обеспокоен исчезновением племянницы и страшно злился на своего зятя.
– Не понимаю, о чем только этот Эрих думает, – ругался Пауль. – На его месте я пустил бы в ход все средства, а он сдерживает полицию. Боится скандала. А единственный настоящий скандал – это его методы воспитания. Он вступил не в ту партию, о демократии вообще не имеет никакого представления. Мария от горя выплакала себе все глаза.
– Могу себе представить, – заметил Якоб.
Пауль, продолжая ругаться, теперь перешел на племянницу:
– Вот глупая девчонка! Почему она не подождала Альберта? Парень специально вернулся, чтобы ее забрать.
– Труда мне уже рассказывала, – сказал Якоб. – Только почему Альберт сразу не взял ее?
Пауль опустил глаза и пожал плечами:
– Марлена сказала, что для нее еще слишком рано возвращаться. А ехать с Дитером… Ну, ты сам понимаешь.
– Не понимаю, почему Бруно разрешает мальчишке повсюду разъезжать на машине, – согласился Якоб. – Осталась-то всего пара месяцев до октября, когда Дитеру исполнится восемнадцать. Тогда у родителей не будет каждый раз болеть голова, что ребенок попался.
– До сих пор не попался, – ответил Пауль. – Ездит он аккуратно. – Затем снова стал горячиться. – Однако постоянно распускает руки. Вот почему Марлена, наверное, и решила, что безопаснее ехать с этими двумя парнями. И ошиблась. Могу поспорить на что угодно, Якоб, легко отделаться от тех типов ей не удалось. А она не такая девушка, чтобы сдаться. Боюсь, с ней что-то случилось.
Когда в тот четверг Якоб вечером вернулся с работы, сына не было дома. Труда, протирая тряпкой окно в комнате Бена, высматривала его. Ужинать они сели вдвоем. Якоб рассказал о беседе с Паулем, закончив:
– Пауль считает, что с дочерью Эриха что-то случилось.
Труда убрала грязную посуду со стола, переложила остатки ужина в кастрюлю и поставила ее в холодильник.
– Будем надеяться, – мрачно добавил Якоб, – что Пауль ошибается.
Труда резко к нему повернулась:
– А при чем тут мы? Я, конечно, надеюсь на благополучный исход дела для девушки, для Марии и Эриха. Но нам не о чем волноваться. Мы никак не связаны с этим делом!
Якоб поднял руку, пытаясь ее успокоить:
– Ничего подобного я и не имел в виду. – Помедлив несколько секунд, он продолжил: – Я только подумал, что несколько ночей Бену лучше побыть дома.
– Зачем? – сердито спросила Труда. – Запирать его только из-за того, что какая-то дурочка не нашла дороги домой? Она исчезла не здесь, а в Лоберге. В жизни Бена и так нет ничего, кроме простора полей и открытого неба. Лиши его свободы, и что у него останется?
Истории из прошлого
В марте 1979 года у Труды не случайно проснулась материнская любовь. С самого начала это чувство было скорее стыдом и инстинктом. Тем самым инстинктом, побуждавшим любое животное защищать свое потомство. Может, все дело было в том, что предложение посетить профессора исходило именно от Теи Крессманн. А если так, тогда многое становится понятным.
Уже во время поездки к врачу Труда почувствовала внутри какое-то легкое жжение. В вагоне было тихо, попутчиков мало. Бен сидел у окна, крайне напуганный скоростью поезда и множеством новых впечатлений, с удивлением рассматривал быстро меняющийся ландшафт. Деревни, время от времени вокзал какого-нибудь городка, просторные поля, луга, пашни, пасущиеся коровы, огороженный выгон для лошадей и пасущиеся у железнодорожной насыпи овцы.
«Овечка по левую руку – радость тебе улыбнется, – часто говорила мать Труды. – Овечка по правую руку – радость спиной повернется».
На обратном пути овцы будут пастись на правой стороне.
Труда не могла думать, ощущая свое тело зажатым в тиски. Жжение внутри, глухое биение сердца, охвативший ее страх. Овцы у железнодорожной насыпи были дурной приметой.
Для Кристы, маленькой сестры Тони фон Бурга, овцы в 1943 году оказались роковым предзнаменованием. Криста фон Бург и Тея Крессманн. Два имени и длинная цепочка связей.
До замужества Тея Крессманн носила фамилию Альсен. А отец Теи Вильгельм всегда был патриотом. Он многим пожертвовал и немало сделал во имя отечества. В Первую мировую войну прямо со школьной скамьи он угодил на Западный фронт, где потерял половину левой ноги и левую руку целиком, за что получил Железный крест и крохотную пожизненную пенсию. И ни разу в его жизни еще не было женщины.
Герта Франкен – соседка Труды и Якоба, которая была старше XX века, – с живостью вспоминала обо всех событиях того времени и вскрывала подоплеку запутанных отношений между жителями деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Якоб, пришедший в семь вечера с работы, уже не застал Бена. Труда перестелила кровать сына, вымыла в комнате окно, уходя, огляделась с надеждой, что на ночь сын вернется домой.
Позже они с Якобом сидели в гостиной и говорили о Марлене Йенсен. На этот раз в виде исключения Труда была солидарна с Теей Крессманн. Якоб же сомневался, что дочь Эриха сбежала из дома.
– Я бы еще согласился, если бы она пропадала одну ночь, – возражал он. – Однако ее нет уже несколько дней. Так где она, собственно говоря, находится?
– Наверное, у тех парней, с которыми познакомилась на дискотеке, – ответила Труда. – Эрих действительно слишком строго с ней обращался. Антония всегда это говорила. Я считаю, что девушка решила проучить отца,
17 августа 1995 года
В четверг Якоб, как обычно, вышел из дома в семь Утра. Вывел из сарая машину и первую часть пути проехал по дороге, узкой настолько, что здесь с трудом могли разъехаться два автомобиля. Приблизительно через шестьсот метров был первый перекресток, после которого узкая дорога еще двести метров тянулась между садами и полями, прежде чем встретиться с Бахштрассе.
Якоб свернул налево, на параллельную Бахштрассе дорогу, ведущую к Лобергу. Два километра до следующего перекрестка, с прилегающим к нему бунгало Люкки, Якоб проехал с тяжелым сердцем. Прежде именно здесь располагалась его усадьба, и каждый раз Якоб невольно погружался в воспоминания.
Любому человеку непросто расстаться с местом, где он родился, провел детство и юность, прожил много лет, в течение которых мечтал, любил, надеялся, работал в поте лица и страдал. Теперь бывший земельный участок Якоба лежал за неприступной двухметровой колючей проволокой. И лишь оставив его позади и достигнув бунгало Хайнца Люкки, Якоб почувствовал, что у него стало легче на душе.
В это утро неподалеку от бунгало он увидел своего друга Пауля Лесслера и остановился, чтобы поздороваться и перекинуться парой слов. Пауль – брат Марии и дядя Марлены Йенсен – был крайне обеспокоен исчезновением племянницы и страшно злился на своего зятя.
– Не понимаю, о чем только этот Эрих думает, – ругался Пауль. – На его месте я пустил бы в ход все средства, а он сдерживает полицию. Боится скандала. А единственный настоящий скандал – это его методы воспитания. Он вступил не в ту партию, о демократии вообще не имеет никакого представления. Мария от горя выплакала себе все глаза.
– Могу себе представить, – заметил Якоб.
Пауль, продолжая ругаться, теперь перешел на племянницу:
– Вот глупая девчонка! Почему она не подождала Альберта? Парень специально вернулся, чтобы ее забрать.
– Труда мне уже рассказывала, – сказал Якоб. – Только почему Альберт сразу не взял ее?
Пауль опустил глаза и пожал плечами:
– Марлена сказала, что для нее еще слишком рано возвращаться. А ехать с Дитером… Ну, ты сам понимаешь.
– Не понимаю, почему Бруно разрешает мальчишке повсюду разъезжать на машине, – согласился Якоб. – Осталась-то всего пара месяцев до октября, когда Дитеру исполнится восемнадцать. Тогда у родителей не будет каждый раз болеть голова, что ребенок попался.
– До сих пор не попался, – ответил Пауль. – Ездит он аккуратно. – Затем снова стал горячиться. – Однако постоянно распускает руки. Вот почему Марлена, наверное, и решила, что безопаснее ехать с этими двумя парнями. И ошиблась. Могу поспорить на что угодно, Якоб, легко отделаться от тех типов ей не удалось. А она не такая девушка, чтобы сдаться. Боюсь, с ней что-то случилось.
Когда в тот четверг Якоб вечером вернулся с работы, сына не было дома. Труда, протирая тряпкой окно в комнате Бена, высматривала его. Ужинать они сели вдвоем. Якоб рассказал о беседе с Паулем, закончив:
– Пауль считает, что с дочерью Эриха что-то случилось.
Труда убрала грязную посуду со стола, переложила остатки ужина в кастрюлю и поставила ее в холодильник.
– Будем надеяться, – мрачно добавил Якоб, – что Пауль ошибается.
Труда резко к нему повернулась:
– А при чем тут мы? Я, конечно, надеюсь на благополучный исход дела для девушки, для Марии и Эриха. Но нам не о чем волноваться. Мы никак не связаны с этим делом!
Якоб поднял руку, пытаясь ее успокоить:
– Ничего подобного я и не имел в виду. – Помедлив несколько секунд, он продолжил: – Я только подумал, что несколько ночей Бену лучше побыть дома.
– Зачем? – сердито спросила Труда. – Запирать его только из-за того, что какая-то дурочка не нашла дороги домой? Она исчезла не здесь, а в Лоберге. В жизни Бена и так нет ничего, кроме простора полей и открытого неба. Лиши его свободы, и что у него останется?
Истории из прошлого
В марте 1979 года у Труды не случайно проснулась материнская любовь. С самого начала это чувство было скорее стыдом и инстинктом. Тем самым инстинктом, побуждавшим любое животное защищать свое потомство. Может, все дело было в том, что предложение посетить профессора исходило именно от Теи Крессманн. А если так, тогда многое становится понятным.
Уже во время поездки к врачу Труда почувствовала внутри какое-то легкое жжение. В вагоне было тихо, попутчиков мало. Бен сидел у окна, крайне напуганный скоростью поезда и множеством новых впечатлений, с удивлением рассматривал быстро меняющийся ландшафт. Деревни, время от времени вокзал какого-нибудь городка, просторные поля, луга, пашни, пасущиеся коровы, огороженный выгон для лошадей и пасущиеся у железнодорожной насыпи овцы.
«Овечка по левую руку – радость тебе улыбнется, – часто говорила мать Труды. – Овечка по правую руку – радость спиной повернется».
На обратном пути овцы будут пастись на правой стороне.
Труда не могла думать, ощущая свое тело зажатым в тиски. Жжение внутри, глухое биение сердца, охвативший ее страх. Овцы у железнодорожной насыпи были дурной приметой.
Для Кристы, маленькой сестры Тони фон Бурга, овцы в 1943 году оказались роковым предзнаменованием. Криста фон Бург и Тея Крессманн. Два имени и длинная цепочка связей.
До замужества Тея Крессманн носила фамилию Альсен. А отец Теи Вильгельм всегда был патриотом. Он многим пожертвовал и немало сделал во имя отечества. В Первую мировую войну прямо со школьной скамьи он угодил на Западный фронт, где потерял половину левой ноги и левую руку целиком, за что получил Железный крест и крохотную пожизненную пенсию. И ни разу в его жизни еще не было женщины.
Герта Франкен – соседка Труды и Якоба, которая была старше XX века, – с живостью вспоминала обо всех событиях того времени и вскрывала подоплеку запутанных отношений между жителями деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98