Если не секрет, куда ты нас везешь?
– Секрет, но шут непременно откроет его своей королеве. Война закончена. Из Джелалабада иногда бывает самолет в Карачи. А там через Гонолулу можно попасть в Лос-Анджелес и потом в Нью-Йорк. Как пожелает моя королева.
– Вы американец? – чуть испуганно спросила она.
– Никогда не поверю, что ты могла принять меня за корреспондента «Правды».
– Но я думала, ты русский. Папашке здорово влетит, если узнают, что его жена разъезжает по пустыне с американцем.
– Папашке влетит еще больше, когда выяснится, что его жена угнала МИ-24, напичканный боевыми игрушками, – в тон ей заметил Анджей.
– Да, угнала. – Она весело расхохоталась. – Этот Ленька такой трус. Но я стащила у Папашки сигареты… Знаешь, такие маленькие и тоненькие, как макаронники, но он сразу превратился в героя. Ленька вообще-то летает на МИГе, но я сказала, что боюсь высоты. И потом, в этом чертовом МИГе столько всяких лампочек и кнопок. А здесь все просто – как в обыкновенном грузовике… И что, мы правда летим в Гонолулу? – спросила она. – А куда девать Леньку?
– Решим на месте, – сказал Анджей.
– Эй, а ты случаем не папашкин шпион? – вдруг спросила Ева. – Уж больно складно ты врешь.
Анджей почувствовал, что его забавляет эта игра, что ему нравится холодная непроглядная ночь, что он на самом деле хотел бы увезти эту женщину, так неожиданно свалившуюся с неба, в Гонолулу. Он резко затормозил свой «лендровер».
– Вылезай, – приказал он. – И не забудь прихватить своего МИГа. Гонолулу отменяется.
– Прости, – сказала она и, протянув руку, крепко стиснула его плечо. – Не будь злопамятным…
– Постараюсь. – Машина медленно тронулась. – Бензина осталось миль на тридцать, не больше. Нужно связаться по рации с твоим Папашкой, чтоб прислал бензовоз. Ты знаешь его позывные?
– Разумеется. Омега два, четырнадцать… – Она внезапно замолчала. – Это военная тайна. Я дала клятву.
Анджей улыбнулся, обнял женщину за плечи и слегка – по-дружески – привлек к себе.
– Пустыня умеет хранить тайны. Особенно военные. К тому же у меня нет рации. Ладно, мы позвоним ему с пляжа в Гонолулу и попросим прощения за то, что уехали без спроса. Только я боюсь, наш маршрут будет не слишком прямым.
Анджей глянул влево и присвистнул. Из-за горизонта землю ощупывали лучи мощных прожекторов.
Эти люди говорили по-английски.
Анджей показал им свое корреспондентское удостоверение и объяснил, что ни разу не принимал участия в военных действиях, а лишь описывал их в своих репортажах. Еще он сказал, показывая на Еву и Леонида, что эти русские обратились к нему за помощью, поскольку желают сменить гражданство.
– Дезертиры? – спросил на чисто русском языке один из афганцев. – У вас есть документы? – обратился он к Еве.
– Они сгорели вместе с вертолетом, который мы угнали, – сказала она, ничуть не робея. – Это было там. – Она махнула рукой назад и вправо.
– Муса разберется, – сказал по-английски другой афганец. – Их нужно отвести к Мусе.
– Кто устроил эту бойню? – спросил Анджей, указывая на мертвых людей и верблюдов, застигнутых среди пустыни шквальным огнем с воздуха.
– Наши, – ответил по-русски афганец. – Они везли продовольствие людям Наджибуллы. Я знал, что этот караван не дойдет, но Муса все сделал по-своему.
– Значит, Муса – тоже человек Наджибуллы? – уточнил Анджей, нисколько не обрадованный подобным открытием.
– Он сам по себе. Наджибулла оказал Мусе услугу, и Муса не мог не отплатить за нее. Теперь они квиты.
– Ты хорошо говоришь по-русски, – сказал Анджей афганцу. – Это наводит меня на мысль…
Он не успел закончить фразы. Из-за кустов в предгорье раздалась автоматная очередь. Все разом попадали на землю, инстинктивно пытаясь вжаться в нее как можно глубже. Но здешняя земля, твердая и сухая, отторгала людей. Анджею казалось, будто от нее пахнет старым, изъеденным ржавчиной железом.
Раздалась новая очередь. Теперь Анджей понял безошибочно, что тот, кто спрятался за кустами, стрелял в небо. А значит, по какой-то причине хотел привлечь к себе внимание. Он сказал об этом лежавшему рядом афганцу.
– Он предупреждает нас, что впереди засада, – пояснил тот. – Придется идти в обход, через перевал. Это часов на двадцать дольше, если считать с ночевкой. Там есть лачуга.
Камин – он больше напоминал костер, отгороженный кривой ржавой решеткой, – дымил и распространял горячий смолистый аромат. Они пили чай, сидя на полу, – пленные и те, кто их пленил. Всего в лачуге собралось семеро. Пленных не обыскивали, не заставляли держать руки за спиной во время трудной, длинной дороги. Анджея это поразило. Он сказал об этом вслух.
– Мы вас не держим, – пояснил один из афганцев. – Тебя и женщину. Тот, русский, нам пригодится – быть может, подвернется возможность обменять на кого-то из наших. Мы не сделаем ему ничего плохого.
– Его расстреляют соотечественники, – встревожился Анджей. – Он угнал вертолет и угробил его.
– Иншалла, – с философским спокойствием произнес другой афганец.
– Это жестоко… – начал было Анджей и осекся. Он вспомнил деревню, мимо которой лежал их путь. Вернее, то, что от нее осталось.
– Пускай остается с нами, – сказал самый старший из афганцев. – Нам нужны хорошие воины.
Им отвели отдельную комнату с топчаном, на котором лежали тюфяк и драное одеяло.
– Для женщины, – пояснил афганец. – Женщина не может спать на полу.
– Не бросайте меня, – попросил Леонид, когда афганец удалился. – Я боюсь. Вдруг они на самом деле решат обменять меня…
Он шмыгнул носом, опустился на циновку и лег, свернувшись калачиком. Анджею он казался большим ребенком.
– Что-нибудь придумаем, парень. У этих людей по крайней мере есть какие-то принципы.
– Они объявили всем русским джихад. Мусульмане – страшная сила.
– Но сперва джихад начали против них русские. Без всякого объявления.
– Пустые разговоры, – вмешалась Ева. – Нужно думать о том, как выжить. – Она стояла возле маленького грязного оконца и смотрела на склон горы, заросший пихтовыми деревьями. Сумерки, притаившись за скалами, дожидались момента, когда погаснет последний луч солнца, опустившегося в седловину между гор. – Эти места наверняка вдохновили бы Шекспира на создание очередной трагедии, которую последующие поколения превратили бы в фарс либо водевиль. Интересно, почему в конце двадцатого века трагедия не воспринимается в чистом виде? – спросила Ева, не поворачивая головы от окна.
Анджею все больше и больше нравилась эта женщина. В ней чувствовалась какая-то недосказанность. «Но пусть лучше она не говорит то, что ей положено сказать, – подумал он. – Это может оказаться скучным».
– Сколько тебе лет? – Впервые в жизни он задавал такой вопрос женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Секрет, но шут непременно откроет его своей королеве. Война закончена. Из Джелалабада иногда бывает самолет в Карачи. А там через Гонолулу можно попасть в Лос-Анджелес и потом в Нью-Йорк. Как пожелает моя королева.
– Вы американец? – чуть испуганно спросила она.
– Никогда не поверю, что ты могла принять меня за корреспондента «Правды».
– Но я думала, ты русский. Папашке здорово влетит, если узнают, что его жена разъезжает по пустыне с американцем.
– Папашке влетит еще больше, когда выяснится, что его жена угнала МИ-24, напичканный боевыми игрушками, – в тон ей заметил Анджей.
– Да, угнала. – Она весело расхохоталась. – Этот Ленька такой трус. Но я стащила у Папашки сигареты… Знаешь, такие маленькие и тоненькие, как макаронники, но он сразу превратился в героя. Ленька вообще-то летает на МИГе, но я сказала, что боюсь высоты. И потом, в этом чертовом МИГе столько всяких лампочек и кнопок. А здесь все просто – как в обыкновенном грузовике… И что, мы правда летим в Гонолулу? – спросила она. – А куда девать Леньку?
– Решим на месте, – сказал Анджей.
– Эй, а ты случаем не папашкин шпион? – вдруг спросила Ева. – Уж больно складно ты врешь.
Анджей почувствовал, что его забавляет эта игра, что ему нравится холодная непроглядная ночь, что он на самом деле хотел бы увезти эту женщину, так неожиданно свалившуюся с неба, в Гонолулу. Он резко затормозил свой «лендровер».
– Вылезай, – приказал он. – И не забудь прихватить своего МИГа. Гонолулу отменяется.
– Прости, – сказала она и, протянув руку, крепко стиснула его плечо. – Не будь злопамятным…
– Постараюсь. – Машина медленно тронулась. – Бензина осталось миль на тридцать, не больше. Нужно связаться по рации с твоим Папашкой, чтоб прислал бензовоз. Ты знаешь его позывные?
– Разумеется. Омега два, четырнадцать… – Она внезапно замолчала. – Это военная тайна. Я дала клятву.
Анджей улыбнулся, обнял женщину за плечи и слегка – по-дружески – привлек к себе.
– Пустыня умеет хранить тайны. Особенно военные. К тому же у меня нет рации. Ладно, мы позвоним ему с пляжа в Гонолулу и попросим прощения за то, что уехали без спроса. Только я боюсь, наш маршрут будет не слишком прямым.
Анджей глянул влево и присвистнул. Из-за горизонта землю ощупывали лучи мощных прожекторов.
Эти люди говорили по-английски.
Анджей показал им свое корреспондентское удостоверение и объяснил, что ни разу не принимал участия в военных действиях, а лишь описывал их в своих репортажах. Еще он сказал, показывая на Еву и Леонида, что эти русские обратились к нему за помощью, поскольку желают сменить гражданство.
– Дезертиры? – спросил на чисто русском языке один из афганцев. – У вас есть документы? – обратился он к Еве.
– Они сгорели вместе с вертолетом, который мы угнали, – сказала она, ничуть не робея. – Это было там. – Она махнула рукой назад и вправо.
– Муса разберется, – сказал по-английски другой афганец. – Их нужно отвести к Мусе.
– Кто устроил эту бойню? – спросил Анджей, указывая на мертвых людей и верблюдов, застигнутых среди пустыни шквальным огнем с воздуха.
– Наши, – ответил по-русски афганец. – Они везли продовольствие людям Наджибуллы. Я знал, что этот караван не дойдет, но Муса все сделал по-своему.
– Значит, Муса – тоже человек Наджибуллы? – уточнил Анджей, нисколько не обрадованный подобным открытием.
– Он сам по себе. Наджибулла оказал Мусе услугу, и Муса не мог не отплатить за нее. Теперь они квиты.
– Ты хорошо говоришь по-русски, – сказал Анджей афганцу. – Это наводит меня на мысль…
Он не успел закончить фразы. Из-за кустов в предгорье раздалась автоматная очередь. Все разом попадали на землю, инстинктивно пытаясь вжаться в нее как можно глубже. Но здешняя земля, твердая и сухая, отторгала людей. Анджею казалось, будто от нее пахнет старым, изъеденным ржавчиной железом.
Раздалась новая очередь. Теперь Анджей понял безошибочно, что тот, кто спрятался за кустами, стрелял в небо. А значит, по какой-то причине хотел привлечь к себе внимание. Он сказал об этом лежавшему рядом афганцу.
– Он предупреждает нас, что впереди засада, – пояснил тот. – Придется идти в обход, через перевал. Это часов на двадцать дольше, если считать с ночевкой. Там есть лачуга.
Камин – он больше напоминал костер, отгороженный кривой ржавой решеткой, – дымил и распространял горячий смолистый аромат. Они пили чай, сидя на полу, – пленные и те, кто их пленил. Всего в лачуге собралось семеро. Пленных не обыскивали, не заставляли держать руки за спиной во время трудной, длинной дороги. Анджея это поразило. Он сказал об этом вслух.
– Мы вас не держим, – пояснил один из афганцев. – Тебя и женщину. Тот, русский, нам пригодится – быть может, подвернется возможность обменять на кого-то из наших. Мы не сделаем ему ничего плохого.
– Его расстреляют соотечественники, – встревожился Анджей. – Он угнал вертолет и угробил его.
– Иншалла, – с философским спокойствием произнес другой афганец.
– Это жестоко… – начал было Анджей и осекся. Он вспомнил деревню, мимо которой лежал их путь. Вернее, то, что от нее осталось.
– Пускай остается с нами, – сказал самый старший из афганцев. – Нам нужны хорошие воины.
Им отвели отдельную комнату с топчаном, на котором лежали тюфяк и драное одеяло.
– Для женщины, – пояснил афганец. – Женщина не может спать на полу.
– Не бросайте меня, – попросил Леонид, когда афганец удалился. – Я боюсь. Вдруг они на самом деле решат обменять меня…
Он шмыгнул носом, опустился на циновку и лег, свернувшись калачиком. Анджею он казался большим ребенком.
– Что-нибудь придумаем, парень. У этих людей по крайней мере есть какие-то принципы.
– Они объявили всем русским джихад. Мусульмане – страшная сила.
– Но сперва джихад начали против них русские. Без всякого объявления.
– Пустые разговоры, – вмешалась Ева. – Нужно думать о том, как выжить. – Она стояла возле маленького грязного оконца и смотрела на склон горы, заросший пихтовыми деревьями. Сумерки, притаившись за скалами, дожидались момента, когда погаснет последний луч солнца, опустившегося в седловину между гор. – Эти места наверняка вдохновили бы Шекспира на создание очередной трагедии, которую последующие поколения превратили бы в фарс либо водевиль. Интересно, почему в конце двадцатого века трагедия не воспринимается в чистом виде? – спросила Ева, не поворачивая головы от окна.
Анджею все больше и больше нравилась эта женщина. В ней чувствовалась какая-то недосказанность. «Но пусть лучше она не говорит то, что ей положено сказать, – подумал он. – Это может оказаться скучным».
– Сколько тебе лет? – Впервые в жизни он задавал такой вопрос женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101