Ей вдруг сделалось душно. Перед ней был ее отец, Анджей Ковальски, примерно в том возрасте, в каком был Ян, когда она увидела его в первый раз. Они были совсем не схожи между собой, но Анджей смотрел на нее с фотографии так же, как когда-то смотрел Ян.
– Простите, а вы что, приходитесь родственницей Юстине Ковальски? – осторожно спросила женщина.
– Я ее дочь, – ответила Маша.
– Вот как? Выходит, она вышла замуж в третий раз? Мне рассказывали, она вернулась в сорок пятом из Германии и пыталась навести справки о сыне и муже. Мы с сестрой тогда жили у родственников под Каунасом, в наш дом попала бомба. Потом Юстина куда-то уехала и больше сюда не вернулась. Надеюсь, она жива?
– Мама умерла. Почти четверть века назад.
– Вот оно что… – Вильма Николаевна опустила голову и стала собирать выпавшие на стол фотографии. – Царство ей небесное. А вы не знаете, что случилось с Анджеем Ковальски? Я слышала только, что он воевал в партизанском отряде, был ранен, а потом тоже куда-то пропал. Юстина рассказывала вам о нем?
– Он мой отец, – сказала Маша, все еще разглядывая фотографию Анджея. – Он сейчас живет в Америке.
– Боже мой! – Вильма Николаевна всплеснула руками. – Вот ведь оно как случается! Надо же, я совсем старая стала – ведь до меня только сейчас дошло, что вы родная сестра этого самого мальчика… Постойте, как же его звали?..
– Ян, – тихо ответила Маша. – Я бы очень хотела узнать, что с ним случилось.
Женщина быстро встала и подошла к стоявшему на подоконнике телефону.
– Инесса, – сказала она в трубку, – здесь у меня дочь Юстины и Анджея Ковальских. Приходи. И купи, пожалуйста, по дороге чего-нибудь сладкого. Я сейчас поставлю чайник.
Я встретила Жанну года полтора назад на троллейбусной остановке, – начала рассказ Инесса Николаевна, когда они сели пить чай. – Она почти безвыездно живет на своем хуторе, ухаживает за старушкой-матерью и выращивает цветы. Она приглашала меня к себе, но я так и не выбралась.
– Мама говорила, Жанна погибла, когда в дом попала бомба. А… брат остался жив – взрывной волной его выбросило в окно. – По крайней мере, так ей рассказали, когда она вернулась из Германии. Что было с Яном потом, никто толком не знал.
– Жанна тоже осталась жива. Она была тяжело ранена и ее оперировали в военном госпитале. Там лежали главным образом немцы, но вскоре город освободили советские солдаты и госпиталь перешел в руки наших. – Инесса Николаевна грустно усмехнулась. – Правда, кое-кто теперь поговаривает, что русские не освободили, а оккупировали Вильнюс. Жанна, придя в сознание, написала письмо на хутор, и мать вскоре приехала за ней на подводе. А мальчика, кажется, отдали в приют. Но в том же доме погибла еще одна молодая женщина, маленький сын которой тоже остался жив. Он был ровесником вашего брата. Того мальчика забрали в приют, но года через два за ним приехали родственники из Львова. Как его звали, я не помню.
– Они были в одном приюте? – Маша с надеждой и испугом смотрела на Инессу Николаевну.
– Разумеется. Наш город в ту пору был, можно сказать, большой деревней. Моя подруга как раз работала в том приюте воспитательницей. Это здесь недалеко. Попьем чаю и поедем.
– Они оба не отвечали на вопрос, как их зовут, хоть им было года по три с половиной-четыре. Видимо сильно напугались. Да и контузить могло. – Маше повезло: эта полная седая женщина помнила все в деталях. – Назвался Яном, а другой, перестав плакать, тоже заявил, что он Ян. Так и записали. Одного вскоре забрала молодая пара – военный с женой, она такая черненькая маленького роста. – Женщина порылась в бумагах и достала пожелтевший листок. – Их фамилия Лемешевы.
– Я знаю их, – прошептала Маша. – А что… что случилось с другим мальчиком, с тем другим Яном, потом? Вы случайно не знаете?
– Могу вам дать его адрес. – Женщина выдвинула ящик стола и достала какой-то конверт. – Его зовут Анджей Мечислав Ясенский. Так по крайней мере утверждает та женщина из Львова, которая его забрала. Она приходится ему родной тетей. Правда, она видела его еще грудным младенцем…
– Ты на самом деле думаешь, что ты моя сестренка? Или тебе пришло в голову стать ею, потому что я знаменит и богат? А где ты была, когда я жил в гнилом подвале с окном на мусорные баки и питался в столовке на сорок копеек в день? – Высокий мужчина в ковбойке и джинсах расхаживал по огромной мастерской, завешенной и заставленной картинами, иконами, букетами живых цветов в больших напольных вазах, предметами антиквариата. Беспрестанно звонил телефон, пока мужчина со злостью не выдернул из розетки шнур. Маша сидела на низкой кушетке перед журнальным столиком с вином и фруктами и наблюдала за ним. Наконец он остановился перед ней и сказал, нервным движением руки отбросив со лба волосы. – Ты меня раздражаешь. Я не знаю, что тебе от меня нужно. Обычно я знаю, что хочет от меня женщина.
– Очень жаль. Но я рассказала вам все, как есть. Если вы на самом деле мой брат…
– Что от этого изменится? – прервал ее мужчина, не грубо, но довольно бесцеремонно. – Сестрой больше, сестрой меньше. У меня их целых три. Правда, все двоюродные. От родственников нет никакого проку. Только зависть. Лютая черная зависть. Я объехал полмира. Их это бесит. Они помешаны на тряпках и всякой чепухе. Они поражают меня своей тупостью и алчностью. Они уверены, все это мне упало с неба. Им не понять, что такое творчество. Моя бывшая жена считала меня чудовищем. Я и есть чудовище, если смотреть на меня их глазами. Мне скучно, скучно есть и спать, ходить по земле, скучно любить женщин. Все на меня нагоняет тоску. И если б не работа…
Похоже, мужчина выдохся. Он налил в бокал вина и выпил.
– Почему вы не пьете? – спросил он, садясь рядом с Машей на кушетку и подавая ей бокал с вином. – Давайте все-таки выпьем за нашу встречу. Признаю, я был груб. Я не имел никакого права вести себя подобным образом с милой и интеллигентной женщиной. Простите. Прошу от чистого сердца.
Он наклонил голову. Маша невольно обратила внимание на его густые темно-русые волосы. Ей вдруг пришли на память слова Юстины о том, что у всех Ковальских необыкновенно густые волосы.
– Я не сержусь на вас, – сказала она. – Сама виновата. Но дело в том… – Она отпила из бокала вина и поставила его на столик. – Дело в том, что мне необходимо знать, кто на самом деле мой родной брат – вы или Ян.
– Кажется, я все понял. Думаю, все-таки Ян. Знаете, почему? – Он посмотрел ей в глаза долгим взглядом. – Вы мне нравитесь. Как женщина, а не как родственница, хоть до меня это не сразу дошло. Вы уж извините, но мне что-то не хочется быть вашим братиком. Пускай им останется этот бедняга Ян.
Маша слегка отодвинулась, и это не ускользнуло от его внимания. Он улыбнулся и похлопал ее по плечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Простите, а вы что, приходитесь родственницей Юстине Ковальски? – осторожно спросила женщина.
– Я ее дочь, – ответила Маша.
– Вот как? Выходит, она вышла замуж в третий раз? Мне рассказывали, она вернулась в сорок пятом из Германии и пыталась навести справки о сыне и муже. Мы с сестрой тогда жили у родственников под Каунасом, в наш дом попала бомба. Потом Юстина куда-то уехала и больше сюда не вернулась. Надеюсь, она жива?
– Мама умерла. Почти четверть века назад.
– Вот оно что… – Вильма Николаевна опустила голову и стала собирать выпавшие на стол фотографии. – Царство ей небесное. А вы не знаете, что случилось с Анджеем Ковальски? Я слышала только, что он воевал в партизанском отряде, был ранен, а потом тоже куда-то пропал. Юстина рассказывала вам о нем?
– Он мой отец, – сказала Маша, все еще разглядывая фотографию Анджея. – Он сейчас живет в Америке.
– Боже мой! – Вильма Николаевна всплеснула руками. – Вот ведь оно как случается! Надо же, я совсем старая стала – ведь до меня только сейчас дошло, что вы родная сестра этого самого мальчика… Постойте, как же его звали?..
– Ян, – тихо ответила Маша. – Я бы очень хотела узнать, что с ним случилось.
Женщина быстро встала и подошла к стоявшему на подоконнике телефону.
– Инесса, – сказала она в трубку, – здесь у меня дочь Юстины и Анджея Ковальских. Приходи. И купи, пожалуйста, по дороге чего-нибудь сладкого. Я сейчас поставлю чайник.
Я встретила Жанну года полтора назад на троллейбусной остановке, – начала рассказ Инесса Николаевна, когда они сели пить чай. – Она почти безвыездно живет на своем хуторе, ухаживает за старушкой-матерью и выращивает цветы. Она приглашала меня к себе, но я так и не выбралась.
– Мама говорила, Жанна погибла, когда в дом попала бомба. А… брат остался жив – взрывной волной его выбросило в окно. – По крайней мере, так ей рассказали, когда она вернулась из Германии. Что было с Яном потом, никто толком не знал.
– Жанна тоже осталась жива. Она была тяжело ранена и ее оперировали в военном госпитале. Там лежали главным образом немцы, но вскоре город освободили советские солдаты и госпиталь перешел в руки наших. – Инесса Николаевна грустно усмехнулась. – Правда, кое-кто теперь поговаривает, что русские не освободили, а оккупировали Вильнюс. Жанна, придя в сознание, написала письмо на хутор, и мать вскоре приехала за ней на подводе. А мальчика, кажется, отдали в приют. Но в том же доме погибла еще одна молодая женщина, маленький сын которой тоже остался жив. Он был ровесником вашего брата. Того мальчика забрали в приют, но года через два за ним приехали родственники из Львова. Как его звали, я не помню.
– Они были в одном приюте? – Маша с надеждой и испугом смотрела на Инессу Николаевну.
– Разумеется. Наш город в ту пору был, можно сказать, большой деревней. Моя подруга как раз работала в том приюте воспитательницей. Это здесь недалеко. Попьем чаю и поедем.
– Они оба не отвечали на вопрос, как их зовут, хоть им было года по три с половиной-четыре. Видимо сильно напугались. Да и контузить могло. – Маше повезло: эта полная седая женщина помнила все в деталях. – Назвался Яном, а другой, перестав плакать, тоже заявил, что он Ян. Так и записали. Одного вскоре забрала молодая пара – военный с женой, она такая черненькая маленького роста. – Женщина порылась в бумагах и достала пожелтевший листок. – Их фамилия Лемешевы.
– Я знаю их, – прошептала Маша. – А что… что случилось с другим мальчиком, с тем другим Яном, потом? Вы случайно не знаете?
– Могу вам дать его адрес. – Женщина выдвинула ящик стола и достала какой-то конверт. – Его зовут Анджей Мечислав Ясенский. Так по крайней мере утверждает та женщина из Львова, которая его забрала. Она приходится ему родной тетей. Правда, она видела его еще грудным младенцем…
– Ты на самом деле думаешь, что ты моя сестренка? Или тебе пришло в голову стать ею, потому что я знаменит и богат? А где ты была, когда я жил в гнилом подвале с окном на мусорные баки и питался в столовке на сорок копеек в день? – Высокий мужчина в ковбойке и джинсах расхаживал по огромной мастерской, завешенной и заставленной картинами, иконами, букетами живых цветов в больших напольных вазах, предметами антиквариата. Беспрестанно звонил телефон, пока мужчина со злостью не выдернул из розетки шнур. Маша сидела на низкой кушетке перед журнальным столиком с вином и фруктами и наблюдала за ним. Наконец он остановился перед ней и сказал, нервным движением руки отбросив со лба волосы. – Ты меня раздражаешь. Я не знаю, что тебе от меня нужно. Обычно я знаю, что хочет от меня женщина.
– Очень жаль. Но я рассказала вам все, как есть. Если вы на самом деле мой брат…
– Что от этого изменится? – прервал ее мужчина, не грубо, но довольно бесцеремонно. – Сестрой больше, сестрой меньше. У меня их целых три. Правда, все двоюродные. От родственников нет никакого проку. Только зависть. Лютая черная зависть. Я объехал полмира. Их это бесит. Они помешаны на тряпках и всякой чепухе. Они поражают меня своей тупостью и алчностью. Они уверены, все это мне упало с неба. Им не понять, что такое творчество. Моя бывшая жена считала меня чудовищем. Я и есть чудовище, если смотреть на меня их глазами. Мне скучно, скучно есть и спать, ходить по земле, скучно любить женщин. Все на меня нагоняет тоску. И если б не работа…
Похоже, мужчина выдохся. Он налил в бокал вина и выпил.
– Почему вы не пьете? – спросил он, садясь рядом с Машей на кушетку и подавая ей бокал с вином. – Давайте все-таки выпьем за нашу встречу. Признаю, я был груб. Я не имел никакого права вести себя подобным образом с милой и интеллигентной женщиной. Простите. Прошу от чистого сердца.
Он наклонил голову. Маша невольно обратила внимание на его густые темно-русые волосы. Ей вдруг пришли на память слова Юстины о том, что у всех Ковальских необыкновенно густые волосы.
– Я не сержусь на вас, – сказала она. – Сама виновата. Но дело в том… – Она отпила из бокала вина и поставила его на столик. – Дело в том, что мне необходимо знать, кто на самом деле мой родной брат – вы или Ян.
– Кажется, я все понял. Думаю, все-таки Ян. Знаете, почему? – Он посмотрел ей в глаза долгим взглядом. – Вы мне нравитесь. Как женщина, а не как родственница, хоть до меня это не сразу дошло. Вы уж извините, но мне что-то не хочется быть вашим братиком. Пускай им останется этот бедняга Ян.
Маша слегка отодвинулась, и это не ускользнуло от его внимания. Он улыбнулся и похлопал ее по плечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101