Он сбежал, оставив нам подробное описание на немецком языке всех сортов вин в бочках и бутылках. Людвиг, тонкий знаток вин, сказал, отведав разных сортов, что местные вина напоминают букетом рейнские, но только они более крепкие. – Передай своим барышням, чтоб не выходили завтра из дому, – у меня тут есть одна идейка… – Он взял со стола бокал с темно-желтым прозрачным вином и стал рассматривать его на свет. – С этими казаками мы бы вполне поладили. Особенно с казачками, но тут нужно избрать чрезвычайно гибкую тактику. Зачем ломать дверь, когда к ней можно подобрать ключ? – глубокомысленно изрек он и выпил бокал до дна.
Я не знал, что на уме у Людвига – он редко делился своими планами с подчиненными, даже если считал их друзьями.
Дома я увидел сестер на кухне в обществе молодого человека.
– Двоюродный брат Семен, – сказала Лорхен. – Привез с хутора продукты. Он поживет у нас несколько дней. Людвиг сегодня не придет? – спросила она. Хотя, как мне казалось, Людвиг интересовал ее не больше телеграфного столба.
– У него дела, – ответил я.
У Семена был семитский тип лица, причем ярко выраженный. И на деревенского жителя он походил не больше, чем я на фюрера. Типичный провинциальный учитель или инженер. Людвигу его показывать нельзя – у того нюх на евреев.
Лорхен перехватила мой взгляд и, похоже, прочитала мои мысли. Она вдруг подошла ко мне, просунула под локоть руку и на мгновение ко мне прижалась.
– Он будет жить в моей комнате. Даже Бах ничего не узнает. А я переселюсь к тебе…
Лорхен оказалась темпераментной женщиной, хотя и очень неопытной. Это последнее обстоятельство меня обрадовало – не люблю женщин, практикующих в постели приемчики, которым их научили другие мужчины. У Лорхен не было никаких приемов, лишь интуиция и желание сделать мне приятно. Я это оценил.
– Этот Семен типичный еврей, – сказал я Лорхен, примостившейся на моем плече. – Откуда ты его выкопала?
– Почему вы их так ненавидите? – ответила она вопросом на вопрос.
– Мы не хотим, чтобы они сделали с Германией то, что сделали четверть века назад с Россией. Евреи – пятая колонна в любом государстве. Они делают все возможное, чтобы подорвать его устои и в конце концов добиться мирового господства. Будь осторожна: если Людвиг узнает, он посадит вас с Клаудиой в тюрьму либо отправит в Германию.
– Не отправит, – уверенно заявила она. – Без Клаудии ему будет скучно. А тебе без меня.
На следующий день Людвиг воплотил свою идею в жизнь. На улице взяли дюжину девушек в качестве заложниц, которых он пообещал отпустить, если убивший патрульного явится с повинной. Об этом он оповестил согнанных на площадь возле собора жителей города. Он сказал, что девушкам не сделают ничего плохого, а всего лишь отправят в казармы к солдатам.
– Мы – гуманная нация, – распинался в рупор переводчик из местных. – Мы не признаем библейской заповеди «око за око». Это большая честь для русских девушек – развлекать доблестных немецких солдат, товарищей погибшего Зигмунда Герца.
Вечером Лорхен встретила нас словами:
– Нация дикарей и ублюдков. Вам никогда не удастся нас завоевать.
Людвиг был в приподнятом настроении, а потому возразил довольно добродушно:
– Мы уже вас завоевали. Но это не относится к таким красивым женщинам, как ты, маленькая Лорхен. Красота должна оставаться свободной.
Ужин прошел относительно спокойно, хотя девушки почти ничего не ели. Я заметил, что Людвиг часто поглядывает на Лорхен. Это был очень похотливый взгляд.
– Послушай, может, уступишь на одну ночку свою белокурую подружку? – спросил он у меня, когда обе девушки вышли на кухню. – Люблю пробовать новые блюда.
– Она не согласится. К тому же она еще девушка, – солгал я.
– Брось! Так я и поверил, что такой ловелас, как ты, не успел сорвать этот цветок. Но если это так на самом деле, его сорву я.
Лорхен слышала последнюю фразу и все поняла. Она стояла на пороге столовой с горячим чайником в руке. Мне показалось на секунду, что сейчас она выльет его на голову сидевшего к ней спиной Людвига. Но она сдержалась. Молча поставила на стол чайник, полезла в буфет за посудой. Людвиг следил за ней, как кот за птичкой.
– Это мое право, – сказал я нарочито развязным голосом. – Думаешь, я зря так долго обхаживал эту строптивую фрейлин?
Я подошел и обнял Лорхен за талию. Она вздрогнула, но вырываться не стала. Я заставил ее повернуться и поцеловал в губы. Она не ответила на мой поцелуй – она словно вся застыла.
– Браво! – воскликнул Людвиг и захлопал в ладоши. – Но я опасаюсь, как бы ты не замерз сегодня ночью. Я на расстоянии чувствую, какой от нее идет холод. Желаю удачи.
Он встал и направился на кухню, где была Клаудиа.
– У Семена температура и бред, – шепнула мне Лорхен. – Похоже на корь.
– Из-за этого проклятого еврея мы влипнем в историю! – не выдержал я. – Теперь еще он всех заразит корью.
– Он не виноват, что родился евреем. Ты тоже вполне мог им родиться.
– Ну уж нет! – воскликнул я и вдруг вспомнил о той ядовитой капле, которая текла в моих жилах. Последние годы я о ней забыл. – Мои родители стопроцентные арийцы. Уж лучше родиться прокаженным, чем евреем.
Лорхен ничего не ответила. Она смотрела на меня, словно увидела впервые. В ее взгляде не было ненависти, а сожаление и даже сострадание. Так, вероятно, смотрит священник на приговоренного к смертной казни. Она вздохнула.
– Доктор дал жаропонижающую микстуру. Он считает, у Семена крепкое сердце.
– Доктор? Ты вызывала к нему доктора? Но ведь он может рассказать…
– Не расскажет. Он наш.
Я понял, в какой переплет попал. Стоит Людвигу узнать о Семене… Я даже думать боялся о том, что будет. Я тешил себя надеждой на то, что этот Семен помрет, и его можно будет тайно похоронить. Другого выхода я не видел.
– Я думала, немцы – это не люди, а какие-то чудовища, – говорила в ту ночь Лорхен, осыпая меня поцелуями. – Нам внушали, что вы… А, плевать теперь, что нам внушали. Ты красивый и очень ласковый. И совсем не злой. Клаудиа говорит, Людвиг с ней тоже ласковый. Но я терпеть не могу этого Людвига. Он словно из железа. Ты, наверное, из очень хорошей семьи, да?
Мне вдруг захотелось рассказать Лорхен о матери. Я с трудом подавил в себе это желание. Я побоялся, что, сделав это интимнейшее из признаний, окажусь весь во власти девушки. Признания подобного рода делают только самым любимым.
Я боялся признаться себе в том, что люблю Лорхен больше жизни.
С повинной никто, разумеется, не явился.
Солдаты забавлялись с девушками-заложницами. Недовольство населения росло. Ситуация становилась взрывоопасной. Людвиг велел усилить охрану особняка, где располагалась наша служба. Ходили слухи, будто ночами в городе бывают партизаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101