Мизинец на последний позвонок. Теперь подними большой палец и повторяй за мной…
Она заговорила на языке нгуни. Мне нравилось, как звучит этот язык, хоть я мог понять всего несколько слов. Я повторял за ней, стараясь имитировать ее интонацию. Судя по всему, это было заклинание духов.
Потом Пламенная Лилия легла рядом со мной. Я слышал, как бьется ее сердце.
– Я разговаривала с кра. Я попросила их передать ей наше послание. Я сказала ей, что мы ее любим и что у нее будет внук. Я поклялась воспитать его добрым и сильным. Вулото, мы не обманем твою маму.
Я не мог официально зарегистрировать свой брак с Пламенной Лилией, хоть и называл ее при всех своей женой. Кое-кому это не нравилось. Джейн Кэлворт перестала ко мне заходить даже в отсутствие Пламенной Лилии. Я слышал, как она говорила соседке:
– Таких мужчин нужно отправлять в сумасшедший дом. Вокруг столько незамужних белых женщин, а он спутался с этой грязной цветной. Был бы жив мой Дик, он бы линчевал этого эсэсовца.
Не знаю, что сказала соседка, однако ответ Джейн Кэлворт прозвучал в еще более раздраженных тонах:
– Понаехали сюда устанавливать свои порядки. Мало их побили в войну.
Думаю, Пламенной Лилии тоже приходилось слышать разные пересуды, но она никогда мне не жаловалась. Как-то я предложил ей продать дом и уехать в Сенегал или Замбию.
Она отказалась.
– Наш мальчик должен родиться здесь, в этом доме, – мягко, но решительно возразила Пламенная Лилия. – Я пообещала кра, что он родится здесь. Душа твоей мамы прилетит полюбоваться им. Нам нельзя уезжать.
Как-то днем я пошел к дантисту. Идти было недалеко, я знал каждый бугорок и камешек на своем пути. Пламенная Лилия возилась на кухне. Клара к тому времени уже умерла от старости, ее дочка Исеба пошла со мной. Она, как и ее мать, была прекрасной собакой-поводырем.
– Запри входную дверь, – велел я Пламенной Лилии.
Она только рассмеялась в ответ.
– Вулото, злые духи проникают в дом через щели в полу и стенах. Но я их не боюсь.
– Я тоже их не боюсь. Но если ты запрешь входную дверь, в дом не смогут войти злые люди. А они куда опасней всех твоих духов.
– Ладно, Вулото, раз ты хочешь, я запру дверь. – Она проводила меня до самой калитки. – Пускай тебя хранят лилимы.
Вернулся я часа через полтора. В доме пахло моим любимым супом из креветок и миног, который прекрасно готовила Пламенная Лилия. Исеба, вбежавшая в дом первой, жалобно заскулила.
– Пламенная Лилия! – окликнул я. – Где ты? – Мне показалось, кто-то тихо простонал, потом я услышал со стороны нашей спальни знакомые шаги.
– Что случилось?
Мне стало очень тревожно.
– Вулото… – У нее был какой-то чужой голос. – Чуть-чуть плохо стало. Пришлось прилечь. Сейчас лучше. Вулото…
– Да, моя девочка?
– Я сегодня вечером уеду. Вулото, пожалуйста, не спрашивай – куда.
Меня будто ударили.
– Надолго? – смог лишь выдавить я.
– Пока не знаю. Я вернусь к тебе, Вулото. Не думай обо мне плохо.
Я был убит. Я понял вдруг, как сильно привязался к Пламеной Лилии. Она была мне матерью, сестрой, другом, женой и возлюбленной. Она примирила меня с окружающим миром, который я долгие годы считал враждебным и безобразным.
– Что ж, если ты хочешь…
– Нет, Вулото, я не хочу расставаться с тобой, но… Мне показалось, будто в доме пахнет виски.
– Без меня кто-то был? – спросил я.
– Почтальон принес мне письмо. Вулото, не спрашивай больше ни о чем, прошу тебя.
Обедали мы в полном молчании. Потом я вышел на террасу покурить. Пламенная Лилия принесла мне туда крепкий черный кофе.
– Вулото, я всегда буду только твоей женщиной. Злые духи стараются нас разлучить. Вулото, не слушай, что тебе будут нашептывать злые духи.
Я думал, она подойдет ко мне, обнимет, положит на плечо свою голову. Она всегда так делала, когда я был чем-то расстроен. Но она даже не прикоснулась ко мне.
Я слышал, как она молча моет на кухне посуду. Пришла Исеба и, жалобно заскулив, устроилась возле моих ног. Обычно после обеда она вертелась на кухне, где ей перепадали от Пламенной Лилии лакомые кусочки. В роще серебристых деревьев было тихо. Лето кончилось, хотя дни стояли на редкость жаркие. Вот-вот польет дождь и задует промозглый ветер, с унынием думал я.
Я не знал, что и думать. Когда я уходил к дантисту, Пламенная Лилия была весела и никуда не собиралась. Что же произошло? Почему в доме пахло виски? Почтальон, дядюшка Джекоб, здесь ни при чем, он вообще не пьет.
– Вулото…
Она приблизилась сзади и остановилась в метре от меня.
Я обернулся. От нее пахло совсем не так, как прежде. Так пахнет от вымотавшейся до предела лошади. Это был не просто запах пота – это был запах бессилия.
– Может, поцелуешь меня на прощание? – спросил я и раскрыл объятия.
– Нет, Вулото. – Она вздохнула. – Только не слушай, что тебе будут нашептывать про меня злые духи. Обещаешь?
Я обещал ей это.
– Проводи меня до калитки…
– Я провожу тебя до остановки, – сказал я.
– Нет, Вулото, только до калитки, ладно? После отъезда Пламенной Лилии в доме стало пусто и неуютно. Я не знал, когда она вернется, а потому не считал дни. Я был лишен занятия успокаивающего того, кто ждет, и вселяющего надежду. Я почувствовал себя одиноким инвалидом. Дождь, зарядивший на следующий день после ее отъезда, мерно стучал по черепичной крыше террасы. В открытое окно веяло холодом и тоской.
Я ставил на проигрыватель пластинки с симфониями Брамса. Его музыка теперь казалась мне исповедью нытика. Немцы всегда были нытиками и меланхоликами, думал я. Временами их охватывала злость на самих себя за столь тоскливое существование, и они преображались в нацию вояк-роботов. Я подумал о Генрихе. Что-то давно он не появлялся и не звонил.
Промаявшись два дня наедине со своими безрадостными мыслями, вечер третьего я решил скоротать в баре «Синий баобаб» в трех кварталах от меня. Я замкнул входную дверь и взял с собой Исебу.
Я провел в баре часа три. Хайнц, хозяин заведения, был симпатичным, веселым парнем. Генрих раньше тоже сюда захаживал, но, как мне сказали завсегдатаи, его здесь давненько не видели. Очевидно, Хильде удалось посадить мужа на короткий поводок.
Я брел по лужам, думая о том, что пора включать в доме электрическое отопление, что завтра надо сходить в магазин… Я снова превратился в холостяка.
Когда я открыл дверь, на меня пахнуло жилым теплом и знакомым запахом только что приготовленной пищи.
– Пламенная Лилия! – Я бросился на кухню. – Ты вернулась?
Мне никто не ответил. Исеба бегала из комнаты в комнату и тихонько скулила. Я вышел на террасу и закурил. Я догадался: Пламенная Лилия была в мое отсутствие. Выходит, она не хочет встречаться со мной.
Генрих позвонил на следующий день утром. У него был хриплый, раздраженный голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Она заговорила на языке нгуни. Мне нравилось, как звучит этот язык, хоть я мог понять всего несколько слов. Я повторял за ней, стараясь имитировать ее интонацию. Судя по всему, это было заклинание духов.
Потом Пламенная Лилия легла рядом со мной. Я слышал, как бьется ее сердце.
– Я разговаривала с кра. Я попросила их передать ей наше послание. Я сказала ей, что мы ее любим и что у нее будет внук. Я поклялась воспитать его добрым и сильным. Вулото, мы не обманем твою маму.
Я не мог официально зарегистрировать свой брак с Пламенной Лилией, хоть и называл ее при всех своей женой. Кое-кому это не нравилось. Джейн Кэлворт перестала ко мне заходить даже в отсутствие Пламенной Лилии. Я слышал, как она говорила соседке:
– Таких мужчин нужно отправлять в сумасшедший дом. Вокруг столько незамужних белых женщин, а он спутался с этой грязной цветной. Был бы жив мой Дик, он бы линчевал этого эсэсовца.
Не знаю, что сказала соседка, однако ответ Джейн Кэлворт прозвучал в еще более раздраженных тонах:
– Понаехали сюда устанавливать свои порядки. Мало их побили в войну.
Думаю, Пламенной Лилии тоже приходилось слышать разные пересуды, но она никогда мне не жаловалась. Как-то я предложил ей продать дом и уехать в Сенегал или Замбию.
Она отказалась.
– Наш мальчик должен родиться здесь, в этом доме, – мягко, но решительно возразила Пламенная Лилия. – Я пообещала кра, что он родится здесь. Душа твоей мамы прилетит полюбоваться им. Нам нельзя уезжать.
Как-то днем я пошел к дантисту. Идти было недалеко, я знал каждый бугорок и камешек на своем пути. Пламенная Лилия возилась на кухне. Клара к тому времени уже умерла от старости, ее дочка Исеба пошла со мной. Она, как и ее мать, была прекрасной собакой-поводырем.
– Запри входную дверь, – велел я Пламенной Лилии.
Она только рассмеялась в ответ.
– Вулото, злые духи проникают в дом через щели в полу и стенах. Но я их не боюсь.
– Я тоже их не боюсь. Но если ты запрешь входную дверь, в дом не смогут войти злые люди. А они куда опасней всех твоих духов.
– Ладно, Вулото, раз ты хочешь, я запру дверь. – Она проводила меня до самой калитки. – Пускай тебя хранят лилимы.
Вернулся я часа через полтора. В доме пахло моим любимым супом из креветок и миног, который прекрасно готовила Пламенная Лилия. Исеба, вбежавшая в дом первой, жалобно заскулила.
– Пламенная Лилия! – окликнул я. – Где ты? – Мне показалось, кто-то тихо простонал, потом я услышал со стороны нашей спальни знакомые шаги.
– Что случилось?
Мне стало очень тревожно.
– Вулото… – У нее был какой-то чужой голос. – Чуть-чуть плохо стало. Пришлось прилечь. Сейчас лучше. Вулото…
– Да, моя девочка?
– Я сегодня вечером уеду. Вулото, пожалуйста, не спрашивай – куда.
Меня будто ударили.
– Надолго? – смог лишь выдавить я.
– Пока не знаю. Я вернусь к тебе, Вулото. Не думай обо мне плохо.
Я был убит. Я понял вдруг, как сильно привязался к Пламеной Лилии. Она была мне матерью, сестрой, другом, женой и возлюбленной. Она примирила меня с окружающим миром, который я долгие годы считал враждебным и безобразным.
– Что ж, если ты хочешь…
– Нет, Вулото, я не хочу расставаться с тобой, но… Мне показалось, будто в доме пахнет виски.
– Без меня кто-то был? – спросил я.
– Почтальон принес мне письмо. Вулото, не спрашивай больше ни о чем, прошу тебя.
Обедали мы в полном молчании. Потом я вышел на террасу покурить. Пламенная Лилия принесла мне туда крепкий черный кофе.
– Вулото, я всегда буду только твоей женщиной. Злые духи стараются нас разлучить. Вулото, не слушай, что тебе будут нашептывать злые духи.
Я думал, она подойдет ко мне, обнимет, положит на плечо свою голову. Она всегда так делала, когда я был чем-то расстроен. Но она даже не прикоснулась ко мне.
Я слышал, как она молча моет на кухне посуду. Пришла Исеба и, жалобно заскулив, устроилась возле моих ног. Обычно после обеда она вертелась на кухне, где ей перепадали от Пламенной Лилии лакомые кусочки. В роще серебристых деревьев было тихо. Лето кончилось, хотя дни стояли на редкость жаркие. Вот-вот польет дождь и задует промозглый ветер, с унынием думал я.
Я не знал, что и думать. Когда я уходил к дантисту, Пламенная Лилия была весела и никуда не собиралась. Что же произошло? Почему в доме пахло виски? Почтальон, дядюшка Джекоб, здесь ни при чем, он вообще не пьет.
– Вулото…
Она приблизилась сзади и остановилась в метре от меня.
Я обернулся. От нее пахло совсем не так, как прежде. Так пахнет от вымотавшейся до предела лошади. Это был не просто запах пота – это был запах бессилия.
– Может, поцелуешь меня на прощание? – спросил я и раскрыл объятия.
– Нет, Вулото. – Она вздохнула. – Только не слушай, что тебе будут нашептывать про меня злые духи. Обещаешь?
Я обещал ей это.
– Проводи меня до калитки…
– Я провожу тебя до остановки, – сказал я.
– Нет, Вулото, только до калитки, ладно? После отъезда Пламенной Лилии в доме стало пусто и неуютно. Я не знал, когда она вернется, а потому не считал дни. Я был лишен занятия успокаивающего того, кто ждет, и вселяющего надежду. Я почувствовал себя одиноким инвалидом. Дождь, зарядивший на следующий день после ее отъезда, мерно стучал по черепичной крыше террасы. В открытое окно веяло холодом и тоской.
Я ставил на проигрыватель пластинки с симфониями Брамса. Его музыка теперь казалась мне исповедью нытика. Немцы всегда были нытиками и меланхоликами, думал я. Временами их охватывала злость на самих себя за столь тоскливое существование, и они преображались в нацию вояк-роботов. Я подумал о Генрихе. Что-то давно он не появлялся и не звонил.
Промаявшись два дня наедине со своими безрадостными мыслями, вечер третьего я решил скоротать в баре «Синий баобаб» в трех кварталах от меня. Я замкнул входную дверь и взял с собой Исебу.
Я провел в баре часа три. Хайнц, хозяин заведения, был симпатичным, веселым парнем. Генрих раньше тоже сюда захаживал, но, как мне сказали завсегдатаи, его здесь давненько не видели. Очевидно, Хильде удалось посадить мужа на короткий поводок.
Я брел по лужам, думая о том, что пора включать в доме электрическое отопление, что завтра надо сходить в магазин… Я снова превратился в холостяка.
Когда я открыл дверь, на меня пахнуло жилым теплом и знакомым запахом только что приготовленной пищи.
– Пламенная Лилия! – Я бросился на кухню. – Ты вернулась?
Мне никто не ответил. Исеба бегала из комнаты в комнату и тихонько скулила. Я вышел на террасу и закурил. Я догадался: Пламенная Лилия была в мое отсутствие. Выходит, она не хочет встречаться со мной.
Генрих позвонил на следующий день утром. У него был хриплый, раздраженный голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101