Внезапно он откинулся назад, в тень.
- Я должен идти.
- Но заказ! - закричал Лало. - Для кого, когда?
- Заказ... - теперь он с трудом выговаривал слова. - Если не боишься,
иди сейчас... Ты сможешь найти дом Инаса Йорла?
Лало захлебнулся собственным смехом, но колдун не стал дожидаться
ответа. Он закутался в плащ и нетвердо двинулся к двери. На этот раз то,
что скрывалось под плащом, едва ли вообще можно было назвать человеческой
фигурой.
Портретист Лало стоял на улице перед домом Инаса Йорла. Его била
дрожь. С заходом солнца ветер из пустыни стал холодным, хотя на западе все
еще брезжил зеленоватый свет. Когда-то он потратил два месяца, пытаясь
запечатлеть на полотне это полупрозрачное мерцание.
Теснящиеся крыши города сейчас казались изящными силуэтами на фоне
неба. Над ними возвышались забранные в леса башни Храма Саванкалы и
Сабеллии. Хотя чужие храмы и оскорбляли местные предрассудки, они, по
крайней мере, должны были украсить город. Лало вздохнул, пытаясь угадать,
кто будет расписывать внутренние стены - возможно какой-нибудь известный
художник из столицы. Он опять вздохнул. Если бы в свое время они уехали в
Рэнке, этим художником мог бы стать он сам, и это было бы триумфальное
возвращение в родные места.
Но тут его мысли вернулись к темному зданию, возвышающемуся перед
ним, и к работе, которую ему предстояло здесь выполнить.
Страхи опутывали его мозг, как змеи. Ноги тряслись. Десятки раз, пока
он шел сюда через весь город, они пытались заставить его остановиться или
повернуть назад, а хмель давным-давно вышел из него с холодным потом.
Инас Йорл был одной из мрачнейших легенд Санктуария, хотя его мало
кто видел воочию, что наглядно подтверждал эпизод в "Распутном Единороге".
Ходили слухи, что проклятие некоего соперника обрекло его на существование
в облике хамелеона. Но говорили также, что это было единственным
ограничением его могущества.
Чем могло быть предложение колдуна - извращенной шуткой или частью
какой-то волшебной интриги? "Я отдам золото Джилле, - подумал он, - его
должно хватить на то, чтобы купить места в каком-нибудь отходящем
караване..."
Но монета была лишь задатком за работу, которую он еще не выполнил, а
спрятаться от колдуна было невозможно. Не было возможности и вернуть
монету, не столкнувшись лицом к лицу с Инасом Йорлом. Лало охватила такая
дрожь, что он с трудом взялся за дверной молоток, покрытый замысловатой
резьбой.
Изнутри здание казалось просторнее, чем можно было себе представить
снаружи, хотя бесцветный туман, клубившийся вокруг, не давая возможности
рассмотреть хорошенько что-либо, кроме горящих красных глаз Инаса Йорла.
Когда туман поредел и рассеялся, Лало увидел, что колдун восседает в
резном кресле. Любой художник дорого отдал бы за возможность рассмотреть
это кресло поближе, если бы в нем сидел кто-нибудь другой. Глаза чародея
были устремлены на тонкую фигуру в расшитом илсигском плаще, стоявшую
около огромного глобуса.
Вращая глобус, незнакомец обернулся, посмотрел на Лало, затем на
Инаса Йорла.
- Ты хочешь сказать, что для твоего волшебства нужен этот пьянчужка?
Голос был женский, впрочем Лало уже разглядел тонкокостную структуру
лица под жуткой дубленой кожей и клочковатыми волосами, грациозную
гибкость тела в мужской одежде. Нечто подобное могло произойти с котенком
из королевского зверинца, который оказался на улице и был вынужден
бороться за жизнь на городских помойках.
Под взглядом женщины Лало сжался, болезненно переживая из-за своей
запятнанной блузы, потрепанных штанов и щетины на подбородке.
- Зачем тебе живописец? - спросила она холодно. - Разве ты не можешь
сделать это сам, используя собственное могущество? - Она дотронулась до
мешочка, висящего у нее на шее, и из него вылился каскад лунного света,
который оказался ниткой жемчуга, с негромким перестуком скользнувшей на
каменный пол.
- Могу... - устало сказал колдун. Он бесформенной грудой скорчился в
своем огромном кресле и казался совсем маленьким. - Если бы на твоем месте
была другая, я бы напустил на тебя чары, которые стоят не дороже твоего
ожерелья, а потом посмеялся бы над тобой, когда твой корабль окажется вне
досягаемости ветров, несущих мою энергию, и красота твоя снова станет
уродством. Все в природе стремится к хаосу, моя дорогая. Разрушать легко,
ты это знаешь. На восстановление уходит гораздо больше сил.
- А твоя сила недостаточно велика? - в ее голосе звучала тревога.
Лало отвел глаза, когда наружность колдуна вновь начала меняться. Его
бросало то в жар от смущения, то в холод от страха. В делах публичных
оказаться свидетелем достаточно рискованно, а уж в делах личных это может
иметь просто фатальные последствия. Какими бы ни были взаимоотношения
между бесформенным колдуном и уродливой девушкой, ясно было одно - это
отношения сугубо личные.
- Все имеет свою цену, - ответил Инас Йорл, когда, наконец, ему
удалось стабилизироваться. - Я мог бы изменить тебя без посторонней
помощи, если бы мне не приходилось при этом постоянно защищать самого
себя. Жарвина, ты же не потребуешь, чтобы я отказался от этого? - его
голос перешел в шепот.
Девушка покачала головой. С неожиданной покорностью она сбросила плащ
на пол и села в кресло. Лало увидел перед собой мольберт - может, он и
раньше здесь стоял? Он невольно шагнул вперед, разглядел набор кистей из
отличного верблюжьего волоса, сосуды с краской, ровно натянутое полотно -
все это было такого качества, о котором он мог только мечтать.
- Я хочу, чтобы ты ее нарисовал, - сказал Инас Йорл Лало. - Но не
такой, как ты видишь сейчас, а такой, как я ее вижу всегда. Я хочу, чтобы
ты изобразил душу Жарвины.
Лало уставился на него, словно был ранен в сердце, но еще не успел
почувствовать боли. Он еле заметно покачал головой.
- Ты не только видишь душу женщины, но и читаешь в моем сердце... -
сказал он с нелепой гордостью. - Одни только боги знают, я все отдал бы за
то, чтобы уметь это делать.
Колдун улыбнулся. Он снова начал меняться, расти, и сознание Лало
словно растворилось в сиянии его глаз. "Я дам зрение, а ты дашь свое
мастерство"... - эти слова прозвучали в мозгу Лало, и больше он ничего не
помнил.
Тишина предрассветного часа наполняла неподвижный воздух, когда Лало
пришел в себя. Жарвина откинулась назад в своем кресле и, кажется, спала.
У него страшно болели плечи и спина. Он вытянул руки, размял пальцы, и
только тут его взгляд упал на полотно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
- Я должен идти.
- Но заказ! - закричал Лало. - Для кого, когда?
- Заказ... - теперь он с трудом выговаривал слова. - Если не боишься,
иди сейчас... Ты сможешь найти дом Инаса Йорла?
Лало захлебнулся собственным смехом, но колдун не стал дожидаться
ответа. Он закутался в плащ и нетвердо двинулся к двери. На этот раз то,
что скрывалось под плащом, едва ли вообще можно было назвать человеческой
фигурой.
Портретист Лало стоял на улице перед домом Инаса Йорла. Его била
дрожь. С заходом солнца ветер из пустыни стал холодным, хотя на западе все
еще брезжил зеленоватый свет. Когда-то он потратил два месяца, пытаясь
запечатлеть на полотне это полупрозрачное мерцание.
Теснящиеся крыши города сейчас казались изящными силуэтами на фоне
неба. Над ними возвышались забранные в леса башни Храма Саванкалы и
Сабеллии. Хотя чужие храмы и оскорбляли местные предрассудки, они, по
крайней мере, должны были украсить город. Лало вздохнул, пытаясь угадать,
кто будет расписывать внутренние стены - возможно какой-нибудь известный
художник из столицы. Он опять вздохнул. Если бы в свое время они уехали в
Рэнке, этим художником мог бы стать он сам, и это было бы триумфальное
возвращение в родные места.
Но тут его мысли вернулись к темному зданию, возвышающемуся перед
ним, и к работе, которую ему предстояло здесь выполнить.
Страхи опутывали его мозг, как змеи. Ноги тряслись. Десятки раз, пока
он шел сюда через весь город, они пытались заставить его остановиться или
повернуть назад, а хмель давным-давно вышел из него с холодным потом.
Инас Йорл был одной из мрачнейших легенд Санктуария, хотя его мало
кто видел воочию, что наглядно подтверждал эпизод в "Распутном Единороге".
Ходили слухи, что проклятие некоего соперника обрекло его на существование
в облике хамелеона. Но говорили также, что это было единственным
ограничением его могущества.
Чем могло быть предложение колдуна - извращенной шуткой или частью
какой-то волшебной интриги? "Я отдам золото Джилле, - подумал он, - его
должно хватить на то, чтобы купить места в каком-нибудь отходящем
караване..."
Но монета была лишь задатком за работу, которую он еще не выполнил, а
спрятаться от колдуна было невозможно. Не было возможности и вернуть
монету, не столкнувшись лицом к лицу с Инасом Йорлом. Лало охватила такая
дрожь, что он с трудом взялся за дверной молоток, покрытый замысловатой
резьбой.
Изнутри здание казалось просторнее, чем можно было себе представить
снаружи, хотя бесцветный туман, клубившийся вокруг, не давая возможности
рассмотреть хорошенько что-либо, кроме горящих красных глаз Инаса Йорла.
Когда туман поредел и рассеялся, Лало увидел, что колдун восседает в
резном кресле. Любой художник дорого отдал бы за возможность рассмотреть
это кресло поближе, если бы в нем сидел кто-нибудь другой. Глаза чародея
были устремлены на тонкую фигуру в расшитом илсигском плаще, стоявшую
около огромного глобуса.
Вращая глобус, незнакомец обернулся, посмотрел на Лало, затем на
Инаса Йорла.
- Ты хочешь сказать, что для твоего волшебства нужен этот пьянчужка?
Голос был женский, впрочем Лало уже разглядел тонкокостную структуру
лица под жуткой дубленой кожей и клочковатыми волосами, грациозную
гибкость тела в мужской одежде. Нечто подобное могло произойти с котенком
из королевского зверинца, который оказался на улице и был вынужден
бороться за жизнь на городских помойках.
Под взглядом женщины Лало сжался, болезненно переживая из-за своей
запятнанной блузы, потрепанных штанов и щетины на подбородке.
- Зачем тебе живописец? - спросила она холодно. - Разве ты не можешь
сделать это сам, используя собственное могущество? - Она дотронулась до
мешочка, висящего у нее на шее, и из него вылился каскад лунного света,
который оказался ниткой жемчуга, с негромким перестуком скользнувшей на
каменный пол.
- Могу... - устало сказал колдун. Он бесформенной грудой скорчился в
своем огромном кресле и казался совсем маленьким. - Если бы на твоем месте
была другая, я бы напустил на тебя чары, которые стоят не дороже твоего
ожерелья, а потом посмеялся бы над тобой, когда твой корабль окажется вне
досягаемости ветров, несущих мою энергию, и красота твоя снова станет
уродством. Все в природе стремится к хаосу, моя дорогая. Разрушать легко,
ты это знаешь. На восстановление уходит гораздо больше сил.
- А твоя сила недостаточно велика? - в ее голосе звучала тревога.
Лало отвел глаза, когда наружность колдуна вновь начала меняться. Его
бросало то в жар от смущения, то в холод от страха. В делах публичных
оказаться свидетелем достаточно рискованно, а уж в делах личных это может
иметь просто фатальные последствия. Какими бы ни были взаимоотношения
между бесформенным колдуном и уродливой девушкой, ясно было одно - это
отношения сугубо личные.
- Все имеет свою цену, - ответил Инас Йорл, когда, наконец, ему
удалось стабилизироваться. - Я мог бы изменить тебя без посторонней
помощи, если бы мне не приходилось при этом постоянно защищать самого
себя. Жарвина, ты же не потребуешь, чтобы я отказался от этого? - его
голос перешел в шепот.
Девушка покачала головой. С неожиданной покорностью она сбросила плащ
на пол и села в кресло. Лало увидел перед собой мольберт - может, он и
раньше здесь стоял? Он невольно шагнул вперед, разглядел набор кистей из
отличного верблюжьего волоса, сосуды с краской, ровно натянутое полотно -
все это было такого качества, о котором он мог только мечтать.
- Я хочу, чтобы ты ее нарисовал, - сказал Инас Йорл Лало. - Но не
такой, как ты видишь сейчас, а такой, как я ее вижу всегда. Я хочу, чтобы
ты изобразил душу Жарвины.
Лало уставился на него, словно был ранен в сердце, но еще не успел
почувствовать боли. Он еле заметно покачал головой.
- Ты не только видишь душу женщины, но и читаешь в моем сердце... -
сказал он с нелепой гордостью. - Одни только боги знают, я все отдал бы за
то, чтобы уметь это делать.
Колдун улыбнулся. Он снова начал меняться, расти, и сознание Лало
словно растворилось в сиянии его глаз. "Я дам зрение, а ты дашь свое
мастерство"... - эти слова прозвучали в мозгу Лало, и больше он ничего не
помнил.
Тишина предрассветного часа наполняла неподвижный воздух, когда Лало
пришел в себя. Жарвина откинулась назад в своем кресле и, кажется, спала.
У него страшно болели плечи и спина. Он вытянул руки, размял пальцы, и
только тут его взгляд упал на полотно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74