ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Когда надоедало – просто ничего не делали, баловались, бегали друг за другом. Вожатые знали, что надо давать своим подопечным и волю, простор для самодеятельности, и не вмешивались. Подходило время обеда – и отряды, одни – строем, другие россыпью, усталой, веселой ордой возвращались на усадьбу.
Лена была в другом отряде, половину дня Антон не мог ее видеть, но чувства его каждую минуту были наполнены ею. Когда сходились к обеду и, помывшись под душами, умывальниками, садились за дощатые столы, Антон сразу же отыскивал ее глазами и в течение всего обеда почти безотрывно на нее смотрел. В лагере Лена быстро загорела, ее лицо, смуглое от природы, стало еще темнее, глаза высветлились, превратились как бы в два фонарика. Иногда Антону удавалось перекинуться с ней несколькими фразами. Для них всегда были темы: куда ходили, что делали? Лена отвечала радушно, но сама никогда ни о чем Антона не спрашивала. Он понимал, догадывался, что у нее нет никакой нужды, потребности с ним разговаривать, для нее между ними простое, обычное, ни к чему не обязывающее знакомство, какое у нее со всеми остальными ребятами в лагере; чего-то большего, хотя бы малого интереса, у нее к нему нет. Почти без общения с Леной лагерные дни все же стали для Антона, только наблюдавшего за нею, днями ее постепенного узнавания. По кусочкам, по мелочам, по отдельным деталям. Мозаика, из которой складывался ее облик, была пестра и противоречива. Первое, что отметил Антон, она много читала. В усадебном доме была большая школьная библиотека с книгами еще бывших владельцев; горожанам разрешили ею пользоваться. Большинство просило приключения, фантастику, а Лена взяла толстый том чеховских писем и прочитала его весь в те послеобеденные, до ужина, часы, что в лагерном расписании назвались свободным временем.
А потом она взяла «Пошехонскую старину», чем удивила даже библиотекаршу; эту книгу никто никогда у нее не спрашивал, она стояла на полке, ни разу не раскрытая.
Вероятно, оттого, что Лена любила читать писателей, острых на язык, она сама была остроязычна, чутко улавливала смешное, забавное, шутки, дружеские колкости, сама любила удачно съязвить, довольно чувствительно уколоть. Но порой переходила границы, допускала лишнее, обнаруживая при этом, что она не совсем добрая, прячется в ней в отношении к людям что-то нехорошее, злое. Желание ткнуть пальцем в больное место, откровенно поиздеваться – когда нет никакой причины и оправдания для этого, наоборот, надо бы пощадить человеческое самолюбие, пройти мимо, подобно тому как правила приличия предписывают сделать вид, что ничего не произошло, ничего не видишь, если гость капнул на скатерть вареньем или пролил на нее чай и сам стыдится того, что случилось, своей вины, неуклюжести, ущерба, причиненного хозяевам.
Особенно резко запомнился Антону один случай.
В предвечерние часы, на закате солнца, когда спадала жара, на волейбольной площадке начинались азартные игры. На «вылет» – проигравшая команда уступает место ждущей своей очереди. Среди игроков, каждый вечер участвующих в сражении на волейбольной площадке, был не слишком удалый парнишка деревенского происхождения, живший и учившийся в городе, но все еще продолжающий говорить деревенским языком: «ложить» вместо «класть», «у ево» вместо «у него» и тому подобное. Игра в волейбол его сильно увлекала, была его страстью, но деревенская закваска мешала ему и тут: на площадке он был неуклюж, неловок, нерасторопен: часто не поспевал к мячу, промахивался при ударах, и зрители постоянно подшучивали под ним, отпускали нелестные реплики. Они его злили, но поскольку так происходило каждый раз, он к ним привык, научился их терпеть. Но вышло так, что в довершение к его неумению на площадке на носу у него вскочил здоровенный прыщ. Парня он беспокоил, прыщи никого не красят, тем более, когда вокруг девочки, множество симпатичных девочек, и каждая видит его лицо. Парень пытался что-то сделать, чтобы уничтожить, свой прыщ, чем-то его примачивал, смазывал, присыпал, но добился только того, что прыщ стал еще больше и приобрел ярко-пунцовую окраску.
Что надо было делать парню? Вероятно, самое лучшее было бы сидеть со своим приобретением в палате, не показываясь на людях до улучшения своего «портрета», но тянуло на волейбольную площадку – и парень на нее вышел. Как всегда, он «мазал», пытаясь «потушить» мяч, терял подачи, не успевал подбежать, если противник, сильно замахнувшись, вместо удара обманно, легоньким движением только лишь перебрасывал мяч через сетку и тот отвесно падал на площадку прямо под ней. Над парнем по обыкновению подшучивали, то и дело слышались остроты, колкие реплики. Но Лена превзошла всех. Она сидела на лавочке у края площадки, в руках у нее был целлулоидный мячик для пинг-понга. Когда парень поворачивался в ее сторону и мог ее видеть, она без слов поднимала руку с мячиком и приставляла его к своему носу.
Команда с «мазавшим» парнем проиграла чуть ли не на «ноль», «вылетела», и парень сразу же ушел. Он мог бы подождать «вылета» кого-нибудь из играющих и снова выйти со своими партнерами на поле, обычно он так и делал, но в этот раз ушел. Донельзя убитый, с опущенной головой. И было понятно – почему: главным образом из-за Лены и ее мячика. Антона потом долго мучил неприятный осадок в сердце: зачем она это делала? Зачем? Это ведь было так безжалостно, запредельно зло. Не понимать этого было нельзя, она, конечно, прекрасно понимала, как больно ранит она неудачника, и так истерзанного своими переживаниями, колкими остротами зрителей, и все-таки с непонятным упорством продолжала свои издевки, именно издевки, шуткой тут совсем уже и не пахло. Жестокость чистейшей воды! Неужели ее может тешить, доставлять ей удовольствие жестокость?
С городом не было никакого регулярного сообщения, автобусы в село не ходили, но родители все же добирались до лагеря на случайных, попутных автомашинах, чтобы повидаться со своими детьми, привезти им лакомства в виде конфет, печенья, фруктов. Приезжали и друзья, приятели лагерников. Раза два, даже три приезжали маленькими компанийками приятели Лены. Похоже, кого-то одного, постоянного, у нее не было. Антона удивляло, какого рода парней избрала Лена себе в друзья. Не шпана, но и не из порядочных, интеллигентных семей, того сорта, что называются «приблатненными». Язык – жаргон, который не сразу поймешь, повадки – развязные; открыто курят, куда попало бросают окурки, предварительно смачно на них поплевав. Прислушаться к разговору – сплошная ерунда: анекдотцы, большинство с грязноватым подтекстом, похвальба какими-то своими похождениями – тоже не совсем чистого свойства. Или просто бессодержательный, глуповатый треп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91