Двор четырехэтажного дома открыто, без всяких препятствий соединялся со двором углового, деревянного, где жила девятиклассница Римма, а в своей глубине – еще с одним двором, принадлежащим трехэтажному, тоже кирпичному дому, стоящему не на Грузовой, как дом Генки и Антона, а на пересекающей, Тулиновской, улице. Во всех этих домах и дворах обитало немало сверстников Генкиных разведчиков и разведчиц, и Генка поставил перед отрядом такую генеральную задачу: в короткий срок узнать обо всех самые жгучие, сокровенные тайны: кто за кем «бегает». «Бегать» означало быть влюбленным, проявлять неравнодушие, повышенный интерес, особые сердечные чувства, которые всегда прячут от посторонних. Да так, что зачастую та или тот, на кого направлено неравнодушие и эти особые чувства, даже не знают, и не догадываются о них.
А потом, а лучше попутно, объявил Генка, мы будем разузнавать и все прочее, что характеризует человека: кто с кем дружит, в каких компаниях вращается, кто чем увлечен, чему посвящает время после школьных занятий – кто шахматам, кто физкультуре, спорту, кто книжки любит читать и какие, а кто просто собачку воспитывает, выводит ее гулять.
Зачем ему нужно было все это знать, собирать и записывать в секретную, в неизвестном месте спрятанную тетрадь все эти сведения – никто Генку не спрашивал, никому это не приходило в голову, все были сосредоточены на другом, всех увлекала внешняя сторона затеянного: ведь было так интересно следить, действовать незаметно, как тень, как призраки, беззвучно подкрадываться, прислушиваться, выведывать, вызнавать и становиться обладателями разного рода чужих тайн.
Разгадать их, добывать сведения, что хотел получить Генка, не всегда удавалось с помощью лишь одних наблюдений, поглядывания из-за углов. Приходилось использовать тех, кто знал нужное, знакомых и близких товарищей за кем шла слежка, расспрашивать их под разными предлогами, хитрить, изворачиваться. Но это требовало времени и не всегда приносило результаты, поэтому скоро Генкин отряд стал действовать напрямую: подкараулив в укромном месте мальчишку или девчонку, что могли дать «показания», разведчики с Генкой во главе – без него бы они не решились, не смогли бы такое проделать – окружали «языка» плотным кольцом, припирали к забору или глухой стене дома, вдали от прохожих; Генка, всех выше, конопатины на его лице в такие моменты бурели, делались похожими на тифозную сыпь, помахивая зажатым в руке, сложенным вдвое кожаным ремнем, выдернутым из брюк, в позе и тоном полного хозяина над судьбой и жизнью схваченной жертвы, приказывал:
– А ну, говори быстро, кто из твоего класса Женьке Косачевой каждый день записочки подбрасывает? Как не знаешь? Сашка Еськов, да? Не отпустим, пока не скажешь. Вот этот ремешок видишь, хороший ремешок, правда? Крепкий Всем языки развязывает, и не таким, как ты…
– Да не знаю я ничего! – пытался вырваться из сдавившего его кольца мальчишка.
– Как это ты не знаешь?! – вскипал гневом Генка и еще ближе к лицу пленника взмахивал кожаным ремнем. – Сашка твой друг, вместе в футбол играете, вместе зимой на каток ходите, он тебе альбом с марками за так подарил, а ты не знаешь! Знаешь! И мы прекрасно знаем, только ты подтвердить должен!
– Чего вы пристали, чего вам надо? Не буду я ничего говорить.
– Нет, скажешь! А не скажешь – такое с тобой сделаем, век помнить будешь!
Девчонки в подобных ситуациях держались двояко. Одни сейчас же начинали плакать, звать маму и сдавались, называли имена. Но попадались и такие, что, гордясь своим бесстрашием, торжествующе, во весь голос, чтобы слышала вся улица, кричали в лица допросчиков:
– Чего захотели, гады, дураки проклятые, чтоб я про подругу сказала! Да никогда этого не будет! Не дождетесь! Ни за что от меня не узнаете, ни за что! Хоть режьте, хоть огнем жгите!
Таких бесстрашных, героических, прямо-таки рвущихся на костер, на плаху, чтобы доказать правду своих слов, Генка, смирившись, отпускал. Бесполезно удерживать, такие в самом деле не заговорят.
Мальчишек же, упорствующих, неподатливых, Генка приказывал тащить в свой дворовой сарай, под замок, или в подвал под домом, – сырой, холодный, с шуршанием крыс по углам.
– Долго не вытерпит, расколется…
Время ежовщины, секретов, предателей своих близких друзей, даже кровных родственников, авторов бесчисленных «изобличающих» писем и заявлений, тайного выслеживания и внезапных арестов в своем кабинете, на службе, на рабочем месте у станка, темной глухой ночью, прямо в нагретой постели среди сна, тесных переполненных камер в холодных подвалах, бесконечных изнурительных допросов с жестокими костоломными избиениями, неподвижными «стойками» в продолжение многих дней и недель – это памятное истории и всем тогда жившим людям время в ту пору, о которой идет речь, еще не началось, не наступило, эти годы были еще впереди, но они уже подходили, маячили, готовились. Что-то из них уже носилось в воздухе, которым дышала страна, и Генка как более старший, чем вся его команда, в какой-то степени уже причастный к миру взрослых, в чем-то уже осведомленный, чутко улавливал кое-что из надвигающегося, незримо носящегося, готовящегося развернуться и сознательно и бессознательно одновременно претворял в затеянной им ребячьей игре…
6
Поначалу Антон участвовал в ней со всем присущим ему пылом. Как можно не загореться, остаться в стороне от охватившего всех азарта: неподалеку от их дома, на параллельной Лесной улице, действует маленький, еще дореволюционных времен, заводик фруктовых вод, вырабатывает сладкий квас, розовый клюквенный морс, яблочные и всякие прочие соки. В ворота заводика то и дело въезжают грузовые полуторки и конные подводы с бочками, ящиками, а обратно вывозят тоже бочки и ящики, но уже с готовой продукцией. Иные автомашины и подводы нагружены звенящими бутылками в проволочных клетках, в бутылках заманчиво плещется красное, желтое, зеленое ситро. Но вот весь заводской двор заполнили громадные дубовые бочки с чем-то. Бочек так много, что они загромоздили пешеходный тротуар возле завода, даже пустырь напротив, на другой стороне улицы, заросший крапивой и лопухами. Что в них, в этих бочках, во что превратится их содержимое?
В догадках и попытках разведчиков что-либо узнать проходит несколько долгих дней. Наконец разведчик «101», самый ловкий, самый пролазливый в Генкином отряде, приносит точные сведения: бочки прибыли с Украины, в них патока, из нее будут делать напиток под названием «медовуха». Обычно его делают из меда, а завод на Лесной улице будет делать медовуху без него, без единой даже капли, только из дешевой патоки. Но вкус и запах у напитка будут точь-в-точь пчелиного меда. Новая советская технология.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91