– И не только с его слов, – невозмутимо подтвердил обер-диверсант рейха.
– Иногда я действительно появляюсь в таком одеянии перед теми, кого изредка приглашаю сюда.
– Перед всеми?
– Простите? – уперся руками в боковины своего не по-офицерски отвисшего живота обладатель виллы «Каринхалле».
– Не могу понять, почему для меня вы сделали исключение, явившись в нормальном бюргерском костюме.
– Не хотел вас слишком удивлять.
– Разочаровывать.
– Что?! – мгновенно побагровел рейхсмаршал, и краем глаза Скорцени заметил, как, то ли нервно, то ли предупредительно закашлявшись, адъютант его конвульсивно ухватился рукой за кобуру.
– Вы уже должны были понять, что это не вызывало бы моего удивления, если бы, выходя к гостям в тоге и сандалиях римского патриция, вы при этом не держали в руке маршальский жезл.
– Вас это шокирует? – не ожидал такой прямолинейности главком Кригсмарине.
– Просто до сих пор у меня было совершенно иное представление о достоинстве всякого маршала, а тем более – рейхсмаршала Германии. Совершенно иное, господин Геринг. – Сейчас в нем заговорил офицер СС, который требовал, чтобы к нему относились именно так, как и следует относиться к сотруднику службы безопасности рейха.
– Вы странно ведете себя, Скорцени.
– Я всегда веду себя, исходя из обстановки.
По логике, рейхсмаршал должен был бы возмутиться, взорваться и выставить его из виллы. Но, конечно же, не решился. Очевидно, прав был Шелленберг, когда сказал, что «фюрер все больше отдаляет от себя Геринга, и окончательный разрыв между ними неминуем. Дал бы Бог, чтобы обошлось при этом без арестов и ненужного кровопролития».
Картина действительно получалась странная. Вместо того чтобы яростно отбивать натиск первого диверсанта рейха, Геринг, в глазах многих его подчиненных генералов все еще казавшийся таким всесильным, теперь лишь удрученно пристыдил его:
– Я слишком уважаю вас, Скорцени, за то, что вы сделали для фюрера, рейха и дуче, чтобы высказывать вам свое недоумение. Хотя вы вполне заслуживаете негодования.
– Прошу прощения, рейхсмаршал, однако я прилетел сюда из Вебельсберга не для того, чтобы выяснять наши отношения, а тем более – обсуждать ваши загородные наряды, разговор о которых вы же сами и завели. Разве не так? – ничуть не смутившись его обидами, продолжил разговор Скорцени.
Но в то же время слова «Прошу прощения» вроде бы прозвучали, а значит, какое-то подобие вежливости и чинопочитания все же было соблюдено.
– Тогда какого черта?.. – начал было Геринг, однако Скорцени как можно вежливее прервал его:
– Не забывайте, партайгеноссе Геринг, что я прибыл по вашему личному приглашению. Так что где, с вашего позволения, партайгеноссе Геринг, мы могли бы присесть, чтобы обсудить несколько принципиальных вопросов?
Пораженный его натиском, главком люфтваффе удивленно оглянулся на стоявшего чуть позади и справа от него адъютанта, как бы спрашивая у него: «Ты-то хоть что-нибудь понимаешь во всем том, что здесь сейчас происходит?» – однако, не получив от майора никакого вещего знака, с трудом открыл перед штурмбаннфюрером тяжелую дубовую дверь.
– О важных делах рейха я привык беседовать в своем домашнем кабинете.
29
Октябрь 1943 года. Германия.
Замок Викингбург на побережье Северного моря.
Как только гросс-адмирал спустился в свой кабинет, ожил телефон и в трубке послышался прерывистый командно-рявкающий голос личного адъютанта фюрера обергруппенфюрера Шауба.
– Фюрера интересует, вернулся ли из похода в Антарктиду «Фюрер-конвой»? – как обычно, в своей манере, не прибегая ни к каким вступлениям и объяснениям, произнес он.
– Десять субмарин. Два отряда. Без потерь. Только что, – отчеканил Дениц.
– А сколько всего должно прибыть? – удивленно поинтересовался личный адъютант фюрера.
– Еще столько же.
– Так и доложить? – неуверенно уточнил Шауб, побаиваясь, как бы Дениц не предался одной из своих портово-кабачных шуточек.
– Если, конечно, им удастся пройти сквозь заградительные отряды противника без потерь.
– Что, действительно двадцать субмарин? – не скрыл своего удивления Шауб. – Это же целая эскадра!
– Еще десять подлодок остаются у берегов Новой Швабии, посменно осуществляя охрану ее морских границ и рейдируя на подступах к ним, – решил окончательно поразить его главком Кригсмарине.
– Так вот почему в последние дни фюрер так подолгу принимает у себя этих хиромантов из гиммлеровского института «Аненербе» и так подолгу застаивается над картой Антарктиды, которую прячет всякий раз, когда кто-либо… Впрочем, извините, гросс-адмирал, сейчас это не столь существенно, – неожиданно спохватился Шауб, понимая, что слишком увлекся, раскрывая секреты «фюрер-двора».
– Мы с вами оба понимаем, обергруппенфюрер, что вождь, очевидно, пребывает накануне какого-то очень важного решения, от которого, возможно, будет зависеть судьба германской нации, – вовремя пришел ему на помощь Дениц.
– Вы правы, господин Дениц, вы, как всегда, правы. Фюрер думает и решает за всех нас, за всю нацию.
«К сожалению, это действительно так. Он пытается думать за всех, и в этом трагедия и его как руководителя нации и верховного главнокомандующего, и всех нас», – мысленно ответил ему главком Кригсмарине, сожалея, что не может произнести эти слова вслух. Поэтому вслух он произнес только то, что важно было сейчас не столько для Шауба, сколько для фюрера:
– Главное, что нас с вами должно радовать сейчас, обергруппенфюрер, – что, несмотря ни на что, «Фюрер-конвой» в Германию все же прибыл.
– Об этом я и доложу фюреру, гросс-адмирал. Я доложу ему об этом! – почему-то все больше возбуждался Шауб, словно стал свидетелем какого-то сенсационного события. – Находитесь у аппарата.
Он уже давно положил трубку, а Дениц все пытался разгадать причину столь странного возбуждения адъютанта фюрера: то ли вождь Великогерманского рейха по каким-то причинам действительно очень ждал возвращения этой «волчьей стаи», то ли в последнее время Шаубу так редко приходилось радовать его приятными новостями, что рад осчастливить хотя бы этой?
В ожидании звонка фюрера гросс-адмирал подошел к окну и, скрестив руки на груди, какое-то время созерцал открывавшуюся ему часть бухты и западную сторону пронизанной штольнями подземной базы.
Предаваясь колдовскому ритму черных волн, размеренно ударяющихся в поросший густым кустарником пологий склон скалы, несведущему человеку трудно было предположить, что где-то в глубинах ее, в уходящих далеко под материк капонирах, притаилось два десятка субмарин; и что сотни военнопленных трудятся сейчас в этом подскалье, чтобы, углубив и расширив его, позволить лодкам заходить в штольни-доки, не всплывая, а значит, никоим образом не выявляя своего присутствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128