У этого мира, Дениц, нет будущего. Его уже попросту нет. А если что-то там, на горизонте, и проявляется, то оно слишком призрачное и слишком недостойное, чтобы полагаться на него как на будущее германской расы. Вы понимаете меня, гросс-адмирал?
– Во всяком случае, пытаюсь.
– Поэтому сейчас меня интересует не мнение любителей подсчитывать количество трупов по обе стороны фронта, – Дениц с удивлением отмечал, что голос фюрера становится все увереннее и тверже. Теперь это уже был голос оратора, голос человека, знающего цену каждому сказанному им слову, голос вождя. – Наши взоры должны быть обращены туда, во льды вечности, во льды, в которых законсервировано будущее новой расы; в подземелья, возрождаясь в которых, мы со временем станем обладателями мира и небесным повелением вселенной!
«Он явно произносит чьи-то слова, – понял гросс-адмирал, – но не исключено, что немножко перевирает их. Впрочем, вождю нации это простительно. Главное ведь не то, что вождь скажет своему народу, а то, как народ истолкует слова своего вождя».
– Вы имели в виду наши устремления в Антарктиде, мой фюрер?
Услышав слово «Антарктида», Гитлер замер на полуслове, как зависшая над прибрежным мелководьем птица, подстреленная на взлете. Запнувшись на некстати прерванной мысли, он несколько мгновений держал астматическую «паузу субмаринника», а затем натужно выдохнул:.
– Антарктиду, Дениц, именно так, Антарктиду! И теперь уже не имеет никакого значения, где мы, в конце концов, остановим наступление жидо-большевиков на востоке и как долго будем терпеть амбициозную европейскую гниль на западе. Важно только то, что сегодня, уже сегодня, мы заложим в подземельях Новой Швабии; какое семя уже сегодня мы посеем на, «высшими посвященными» указанной нам, расовой ниве!
Дениц нервно передернул плечами и еще больше напрягся. Он терпеть не мог подобных разговоров. Лучше бы фюрер напрямую спросил его о потерях на флоте или потребовал – как он это уже не раз делал – объяснений по поводу того, почему и надводный и подводный флота рейха все явственнее уступают английскому флоту. «Если Геринг, – орал он однажды, во время такого же, столь же безобидно начинавшегося, телефонного разговора, – напрочь проиграл англичанам войну в воздухе, то это еще не значит, что я точно так же позволю вам напрочь проиграть им войну на море!» Но тогда он, Дениц, по крайней мере, понимал, о чем идет речь. И чего от него пытаются требовать.
Умолк фюрер совершенно неожиданно. Задохнувшись на какой-то фразе, фюрер мучительно долго прокашливался, а затем астматически вздохнул и, словно уставший от библейских мудрствований и собственных проповедей старый пастырь, вдруг обыденным, глуховатым голосом спросил:
– Так что вы обо всем этом думаете, Дениц?
– Только что из Антарктиды вернулись две «стаи» моих субмарин, – интонационно взорвался теперь уже гросс-адмирал. – Они прошли через все заслоны союзников, они пожертвовали несколькими судами из рейдерской стаи прикрытия, но прибыли сюда, на базу «Нордберг», чтобы, приняв на борт надлежащий груз, снова отправиться в Антарктиду. Потому что все мы здесь, на базе «Нордберг», – зачастил гросс-адмирал, опасаясь, как бы фюрер не прервал его, – воспринимаем все то, что по вашему приказу мы делаем в Антарктиде, – как участие в открытии Третьего фронта, способного спасти германскую нацию, сделать ее еще более жизнеспособной.
Дениц умолк и несколько мгновений ждал реакцию Гитлера; ему даже показалось, что фюрер положил трубку. И спасло гросс-адмирала от конфуза только то, что он уже не впервые сталкивается с подобной странностью фюрера: во время телефонного разговора тот вдруг надолго умолкал, причем как раз тогда, когда собеседник напряженно, со страхом и надеждой, ждал его реакции. И очень часто случалось так, что возобновлял он разговор, переходя на другую тему и оставляя своего собеседника в полной растерянности.
– Нам удастся сохранить наш подземный рейх в тайне от союзников, Дениц? – наконец прорвался сквозь глухое потрескивание голос фюрера. – Скажите мне об этом прямо, старый дружище.
– Полностью скрыть тот факт, что мы создаем в Антарктиде большую военную базу, нам не удастся.
– То есть вы хотите сказать, что уже не удалось? – резко уточнил Гитлер.
– Нам с вами незачем отрицать очевидные факты, мой фюрер. Иное дело, что мы по-прежнему должны будем оставлять англичан и их союзников в полном неведении относительно того, что же на самом деле мы создаем в своей Новой Швабии, и, таким образом, избегать серьезных военных столкновений с ними у берегов Антарктиды.
– Считаете, что пока что хотя бы это нам удается, Дениц?
– Пока что – да.
– Хоть что-то нам удается, – старчески проворчал Гитлер.
– Однако сохранять наши приготовления, наши планы и размах наших поставок в Антарктиду – с каждым днем становится все труднее, – не пощадил его Дениц. Когда еще представится возможность сказать такое фюреру, не вызывая у него приступа благородного гнева?
– Потому что союзники столь резко усилили свой интерес к данному объекту?
– Мои субмаринники этого не заметили. Но истинное положение дел должен знать другой адмирал, Канарис.
– С сегодняшнего дня я хочу, чтобы этот адмирал знал о «Базе» как можно меньше.
Услышав это, Дениц слегка вздрогнул и неестественно выпрямился, словно приготовился выслушать приказ Гитлера или приговор суда. Он понял, что между фюрером и Кана-рисом, отношения между которыми и так были непростыми, возникла новая угрожающая трещина. И представил себе, по карьерам и судьбам скольких людей она способна пройтись.
– Я учту это, мой фюрер. Мои люди тоже, – поспешно заверил он.
Гросс-адмиралу очень не хотелось, чтобы в разговоре с кем-то другим, скажем, Гиммлером или Скорцени, Гитлер, как бы между прочим, обронил: «С сегодняшнего дня я хочу, чтобы эти два наших адмирала знали о «Базе-211» как можно меньше». Ничего в жизни он не боялся так, как боялся недоверия фюрера. Хотя бы малейшего недоверия.
– Значит, я так понял, что пока что наши враги знают о «Базе» не так уж много, – все еще мучился сомнениями Гитлер.
– Спасает только то, что пока что и русских, и англичан больше интересуют разведданные, связанные с европейскими театрами действий.
– Это хорошо. Из этого следует, что каждый день работает на создание в Антарктиде но… – Гитлер вновь запнулся на полуслове, однако на сей раз это была не экспрессивная пауза фюрера-оратора. Похоже, что фюрер умышленно умолк, вспомнив, что даже его рейх-линию могут прослушивать. Пусть даже это будут люди из скандально известного теперь научно-исследовательского института Геринга.
Лишь вспомнив о «спецах Геринга», главком Кригсмарине успокаивающе произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– Во всяком случае, пытаюсь.
– Поэтому сейчас меня интересует не мнение любителей подсчитывать количество трупов по обе стороны фронта, – Дениц с удивлением отмечал, что голос фюрера становится все увереннее и тверже. Теперь это уже был голос оратора, голос человека, знающего цену каждому сказанному им слову, голос вождя. – Наши взоры должны быть обращены туда, во льды вечности, во льды, в которых законсервировано будущее новой расы; в подземелья, возрождаясь в которых, мы со временем станем обладателями мира и небесным повелением вселенной!
«Он явно произносит чьи-то слова, – понял гросс-адмирал, – но не исключено, что немножко перевирает их. Впрочем, вождю нации это простительно. Главное ведь не то, что вождь скажет своему народу, а то, как народ истолкует слова своего вождя».
– Вы имели в виду наши устремления в Антарктиде, мой фюрер?
Услышав слово «Антарктида», Гитлер замер на полуслове, как зависшая над прибрежным мелководьем птица, подстреленная на взлете. Запнувшись на некстати прерванной мысли, он несколько мгновений держал астматическую «паузу субмаринника», а затем натужно выдохнул:.
– Антарктиду, Дениц, именно так, Антарктиду! И теперь уже не имеет никакого значения, где мы, в конце концов, остановим наступление жидо-большевиков на востоке и как долго будем терпеть амбициозную европейскую гниль на западе. Важно только то, что сегодня, уже сегодня, мы заложим в подземельях Новой Швабии; какое семя уже сегодня мы посеем на, «высшими посвященными» указанной нам, расовой ниве!
Дениц нервно передернул плечами и еще больше напрягся. Он терпеть не мог подобных разговоров. Лучше бы фюрер напрямую спросил его о потерях на флоте или потребовал – как он это уже не раз делал – объяснений по поводу того, почему и надводный и подводный флота рейха все явственнее уступают английскому флоту. «Если Геринг, – орал он однажды, во время такого же, столь же безобидно начинавшегося, телефонного разговора, – напрочь проиграл англичанам войну в воздухе, то это еще не значит, что я точно так же позволю вам напрочь проиграть им войну на море!» Но тогда он, Дениц, по крайней мере, понимал, о чем идет речь. И чего от него пытаются требовать.
Умолк фюрер совершенно неожиданно. Задохнувшись на какой-то фразе, фюрер мучительно долго прокашливался, а затем астматически вздохнул и, словно уставший от библейских мудрствований и собственных проповедей старый пастырь, вдруг обыденным, глуховатым голосом спросил:
– Так что вы обо всем этом думаете, Дениц?
– Только что из Антарктиды вернулись две «стаи» моих субмарин, – интонационно взорвался теперь уже гросс-адмирал. – Они прошли через все заслоны союзников, они пожертвовали несколькими судами из рейдерской стаи прикрытия, но прибыли сюда, на базу «Нордберг», чтобы, приняв на борт надлежащий груз, снова отправиться в Антарктиду. Потому что все мы здесь, на базе «Нордберг», – зачастил гросс-адмирал, опасаясь, как бы фюрер не прервал его, – воспринимаем все то, что по вашему приказу мы делаем в Антарктиде, – как участие в открытии Третьего фронта, способного спасти германскую нацию, сделать ее еще более жизнеспособной.
Дениц умолк и несколько мгновений ждал реакцию Гитлера; ему даже показалось, что фюрер положил трубку. И спасло гросс-адмирала от конфуза только то, что он уже не впервые сталкивается с подобной странностью фюрера: во время телефонного разговора тот вдруг надолго умолкал, причем как раз тогда, когда собеседник напряженно, со страхом и надеждой, ждал его реакции. И очень часто случалось так, что возобновлял он разговор, переходя на другую тему и оставляя своего собеседника в полной растерянности.
– Нам удастся сохранить наш подземный рейх в тайне от союзников, Дениц? – наконец прорвался сквозь глухое потрескивание голос фюрера. – Скажите мне об этом прямо, старый дружище.
– Полностью скрыть тот факт, что мы создаем в Антарктиде большую военную базу, нам не удастся.
– То есть вы хотите сказать, что уже не удалось? – резко уточнил Гитлер.
– Нам с вами незачем отрицать очевидные факты, мой фюрер. Иное дело, что мы по-прежнему должны будем оставлять англичан и их союзников в полном неведении относительно того, что же на самом деле мы создаем в своей Новой Швабии, и, таким образом, избегать серьезных военных столкновений с ними у берегов Антарктиды.
– Считаете, что пока что хотя бы это нам удается, Дениц?
– Пока что – да.
– Хоть что-то нам удается, – старчески проворчал Гитлер.
– Однако сохранять наши приготовления, наши планы и размах наших поставок в Антарктиду – с каждым днем становится все труднее, – не пощадил его Дениц. Когда еще представится возможность сказать такое фюреру, не вызывая у него приступа благородного гнева?
– Потому что союзники столь резко усилили свой интерес к данному объекту?
– Мои субмаринники этого не заметили. Но истинное положение дел должен знать другой адмирал, Канарис.
– С сегодняшнего дня я хочу, чтобы этот адмирал знал о «Базе» как можно меньше.
Услышав это, Дениц слегка вздрогнул и неестественно выпрямился, словно приготовился выслушать приказ Гитлера или приговор суда. Он понял, что между фюрером и Кана-рисом, отношения между которыми и так были непростыми, возникла новая угрожающая трещина. И представил себе, по карьерам и судьбам скольких людей она способна пройтись.
– Я учту это, мой фюрер. Мои люди тоже, – поспешно заверил он.
Гросс-адмиралу очень не хотелось, чтобы в разговоре с кем-то другим, скажем, Гиммлером или Скорцени, Гитлер, как бы между прочим, обронил: «С сегодняшнего дня я хочу, чтобы эти два наших адмирала знали о «Базе-211» как можно меньше». Ничего в жизни он не боялся так, как боялся недоверия фюрера. Хотя бы малейшего недоверия.
– Значит, я так понял, что пока что наши враги знают о «Базе» не так уж много, – все еще мучился сомнениями Гитлер.
– Спасает только то, что пока что и русских, и англичан больше интересуют разведданные, связанные с европейскими театрами действий.
– Это хорошо. Из этого следует, что каждый день работает на создание в Антарктиде но… – Гитлер вновь запнулся на полуслове, однако на сей раз это была не экспрессивная пауза фюрера-оратора. Похоже, что фюрер умышленно умолк, вспомнив, что даже его рейх-линию могут прослушивать. Пусть даже это будут люди из скандально известного теперь научно-исследовательского института Геринга.
Лишь вспомнив о «спецах Геринга», главком Кригсмарине успокаивающе произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128