Она вытерла нож о мох, счистила с него медвежью кровь и направилась домой. Ей не к чему было дольше оставаться в лесу, они с Юркой свое Дело сделали: медведя убили.
Однако их не оставили в покое. Через несколько дней в Пекло явился чиновник, который захотел возможно подробнее узнать, как именно был убит медведь. То обстоятельство, что Юрка, перед тем как пойти на медведя, обмотал себе левую руку ремнем, возбудило у чиновника подозрение. Он пожелал увидеть упомянутый ремень, и когда последний принесли, сказал:
– Это же чересседельник.
– Он самый, – ответил Юрка.
– Зачем ты взял его с собой?
– Штаны подпоясать.
– Подпоясать чересседельником? – удивился чиновник.
– Другого ремня у меня нет.
– Ну а раньше – тоже не было? Может, был ремень для штанов, а только теперь нет? Может, пропал?
– Какой такой ремень для штанов? – спросил Юрка.
– Об этом-то я и спрашиваю – был он или не был, пропал или не пропал?
– Не пойму!
– О чем же мы все время толкуем?
– Откуда мне знать!
– Я спрашиваю: был ли у тебя когда-нибудь ремень для штанов или не было его, пропал он или не пропал?
– Где?
– Здесь, в Самом Пекле.
– Как же ему пропасть, если его не было.
– Итак, значит, не было?
– Здесь не было.
– А где же еще ему быть, как не здесь?
– У Антса.
– Куда же он девался?
– Про то Антс знает.
– Стало быть, ремень остался у Антса?
– Он и был Антсов.
– А ты его носишь?
– Ношу.
– Но в тот день его не было?
– Двумя ремнями не подпоясываются.
– Почему же именно в тот день, когда ты пошел бить медведя, тобою был взят чересседельник?
– Я за ягодами ходил, а не медведя бить.
– Однако все-таки убил и для этого обмотал руку чересседельником.
– Что ж мне было делать?
– Не убивать медведя. – Так он убил бы меня.
– Ты бы ушел.
– Со мной малые дети были, я не мог уйти.
– И у медведя были дети, поэтому он тоже не мог.
– Вроде бы так.
– Все же я не понимаю: почему именно тогда ты надел чересседельник?
– Чем же мне было подпоясаться?
– Ну этим, как его, настоящим ремнем для штанов.
– Он же Антсов.
– Как так? Твой ремень – и вдруг Антсов? – Нет, это не мой ремень.
– Чей же он, раз ты его носишь?
– Я же сказал, что Антса.
– Итак, ты носишь Антсов ремень? – Ношу Антсов ремень.
– Почему же ты не надел его, когда пошел убивать медведя?
– Я вовсе не шел убивать медведя; медведь сам хотел меня убить.
– Вот тут-то и вопрос, который надо выяснить: медведь ли хотел тебя убить, или ты медведя? Я так понимаю это дело: ты умышленно подпоясался чересседельником, чтобы чем-либо длинным обмотать руку; ты вероятно, знал, где найти медведицу с детенышами. Ты заранее рассчитал, что если пойти ей навстречу и раздразнить, то она непременно нападет на тебя и ты сможешь ее убить. Так ©но и вышло.
– Почему же я тогда топор не взял? – спросил Юрка.
– Первый раз ты топором убил, это было для тебя слишком просто, рубанул – и готово. Какое тебе от этого удовольствие? После ты пошел на медведя с ножом и чересседельником – должно быть, крепко понадеялся на свою силу. Я думаю, что в третий раз ты пойдешь на медведя с голыми руками, не захватишь ни ножа, ни чересседельника.
– Не пойду. И этого-то медведя убила Юла, а не я.
– Как так Юла? – воскликнул изумленный чиновник.
– Взяла нож и ткнула, потом сам медведь помог.
– По твоим словам выходит, что медведь сам себя убил.
– Если не верите, можете у Юлы спросить.
– Что ж, спросим.
Стали допрашивать Юлу, и только от нее, наконец, дознались, как все произошло на самом деле: как медведь подмял окровавленного Юрку, насколько глубоки были его раны и к чему, пришлось прибегнуть, чтобы остановить кровь. Тут кстати подоспели близнецы и закричали:
– Мы на него струйки пустили.
Должно быть, эти слова разъяснили все до конца. Чиновник вынужден был признать, что в деле об убийстве медведя вопрос насчет чересседельника и ремня для штанов имел крайне малое значение. У Юрки же было одно-единственное заветное желание: оставили бы его, наконец, в покое!
Глава седьмая
Однако именно теперь-то каша и заварилась. То ли по наущению пастора, то ли сама по себе, своим умишком, но вдруг и полиция уразумела, что Юркин паспорт – подделка. Юрка, конечно, оставался Юркой при любом паспорте – настоящем или фальшивом, или вообще безо всякого паспорта. Но беда заключалась в том, что, по общему мнению, не разберясь в паспорте, нельзя было никак разобраться и в Юрке. А поди разберись по-настоящему в фальшивом документе!
Все и стали напирать на Юрку, то дома, то в полиции: объясни да объясни, что это за удостоверение, от кого получено и кто ты в сущности сам? Кроме того, допытывались: на самом ли деле женщина, по имени Лизета, которая столь странным образом умерла и при еще более странных обстоятельствах была похоронена Юркой, являлась его женой, а если нет, то кем же она все-таки была?
На последний вопрос Юрка ответил:
– Женой моей была.
– Какие у тебя к тому доказательства?
– Она ведь ушла прямиком в ад.
– Разве твоя жена должна была уйти прямо в ад?
– А то куда же?
– Отчего бы и не в рай?
– Туда ее Петр не пустит.
– Почему ты так думаешь?
– Петр не дурак, чтобы мою бабу в рай пустить.
– А что, очень злая была?
– Почему злая?
– Так с чего же ты взял, что ей в рай не попасть?
– Она ведь прямиком в ад ушла, при чем тут рай?
– Ты же сам сказал, что Петр не пропустит.
– И не пропустит.
– Но почему? Вот что мне хотелось бы узнать! Из-за чего ее не пускают в рай?
– Пастору я об этом говорил, да он не поверил. Больше говорить не стану, все равно никто не поверит, – сказал Юрка.
И как ни дознавался чиновник, как ни угрожал – все напрасно, Юрка твердо стоял на своем: второй раз он объяснять не станет, ибо никто не поймет, а потому и не поверит. Выходит так, что вера от одного только разумения и зависела. В конце концов, для того чтобы разобраться с Юркиным делом, осталось одно средство – допросить пастора.
Тут у чиновника возникли некоторые сомнения, и поэтому он спросил Юрку:
– Ходил ли ты к пастору исповедоваться?
– Я ходил близнецов записывать.
– Стало быть, не из-за своих грехов ходил?
– Каких грехов?
– Не ходил, значит, из-за грехов?
– Я же сказал: из-за близнецов.
– Ладно, хорошо, – успокоил чиновник Юрку, который стал выражать нетерпение, что ему задают вопросы, ответы на которые известны сами по себе.
Вообще говоря, допрос можно было бы на этом и прекратить, ибо чиновнику стало ясно, что Юрка признался не на исповеди, а потому пастору не составляло затруднений сообщить об этом признании властям. Но чиновника неожиданно заинтересовала Юркина двойня, и он спросил:
– Если твоя жена скончалась, то от кого же у тебя близнецы?
– Я их с Юлой прижил, а не с умершей.
– Кто же такая эта Юла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63