Не оставалось ничего иного, как прибегнуть к собственным специалистам.
При осмотре Юрки выяснилось, что, по всей видимости, его все-таки ударили по голове чем-то твердым: или дважды одним и тем же предметом с одинаковой же силой, или единожды, но чем-то раздвоенным, что обусловило появление на темени, вернее – на макушке, двух совершенно тождественных повреждений. Нелегко было определить, повредил ли удар черепную коробку, или только вызвал сотрясение, ибо в области повреждения образовались две костные мозоли, два нароста, какие иногда можно видеть на ногах у лошадей.
Профан легко бы принял эти бугры за некое подобие рогов. Когда Юрку спросили, болят ли иногда эти бугорки, он ответил, что они зудят перед дождем или бурей. Из этого заключили о неестественном возникновении бугорков, иначе почему бы им зудеть накануне естественного явления.
Обо всем этом сообщили в Англию, оттуда послали каблограмму в Америку. В части происхождения костных мозолей американцы согласились с нашими экспертами: Юрку, вероятно, ударили по голове чем-то твердым, ибо они, американцы, оглушающие человека мягкими предметами, ни разу не замечали появления наростов на темени или на макушке, на скулах или на подбородке. Из Америки сообщили в Англию, что дело это не их компетенции и что, может быть, Европа, которая является страной старшей по культуре, сама-де лучше разберется в повреждениях черепа.
В результате обмена каблограммами и переписки у нас пришли к выводу, что в вопросе черепной травмы на свете нет лучших знатоков, чем наши. И если до сих пор такой потери памяти, как случай с Юркой, забывшим русский язык (конечно, при том условии, что он некогда его знал и потому мог забыть), не замечалось, то все же самый факт был признан возможным и правдоподобным. При этом выражалась надежда, что такие представляющие научный интерес случаи повторятся и подтвердят высказанные предположения.
Дело приковало внимание не только специалистов. Высказывались и многие общественные деятели. Особо следует упомянуть здесь о мнении, согласно которому у нас в данном случае налицо удивительный пример того, насколько велик у человека голос крови в отношении родного языка. Человек может забыть все, даже свое имя, но родной язык пламенеет в его душе, словно жар-птица. Это мнение было тем обоснованней, что оно исходило от человека, который дома разговаривал со своей женой и детьми всегда на иностранном языке.
Итак, наиболее правдоподобной и вероятной оказалась та версия, что Юрка явился из России, где его ударили по голове чем-то твердым, и что он хочет обрести блаженство. Чиновник забрал у Юрки фальшивый паспорт и выписал ему новый, но точь-в-точь с прежними данными, ибо новых взять было неоткуда; сам Юрка ведь ничего не помнил, не больше знали и другие, а тот, кто мог знать и помнить, – умер. Вручая Юрке новое удостоверение личности, чиновник удовлетворенно сказал:
– Так, стало быть, делу конец, и в кармане у тебя настоящий паспорт.
– Имя-то прежнее – Юрка?
– Конечно.
– Я думал… если что неправильно, так…
– Эх, Юрка, неужели ты полагаешь, что всякий раз легко сказать, где правда, а где ложь, и что это настолько важно знать?
– Вроде бы нет, – убежденно ответил Юрка.
– Я тоже так думаю. Увидишь Антса, поблагодари его, – он во время вразумил тебя. Не то таскали бы тебя до самого страшного суда.
Глава восьмая
За долгое время Юрке только однажды удалось попасть домой, повидать жену и детей. Он понадеялся было найти дома покой от общественных треволнений, но все вдруг обернулось иначе.
– Старик, – таинственно сказала ему Юла, – подумай, экая беда с нашими двойняшками: у них рога растут!
– Не мели вздор, – молвил Юрка так спокойно, словно он либо ждал этого, либо ему было обо всем известно.
– Правда, правда, – подтвердила Юла, – уже бугорочки есть.
– Не иной ли какой изъян?
– Какое там иной – рога, да и все. Ребята говорили – зудят.
– Ну что ж, проживут и с рогами, были бы в кармане верные документы, – рассудил Юрка.
Но Юлу рога мальчиков со дня на день озадачивали все больше и больше. Она никак не могла успокоиться и пошла к акушерке. Однако та ничего путного не сказала, и Юла отправилась к фельдшеру, у которого была деревянная нога и один-единственный глаз, да и то полуслепой.
Фельдшер сказал, что ему надо повидать хоть одного из мальчиков и собственноручно пощупать рога, – иначе он, мол, ничего не может сказать. Когда же Юла привела ребенка к фельдшеру, он решил, что надо осмотреть и другого, – а то долго ли ошибиться. Пришлось Юле еще раз тащиться к фельдшеру, на этот раз с тем мальчиком, что сперва оставался дома. Но фельдшер, внимательно прощупав голову у другого ребенка, пришел к заключению, что по-настоящему разобраться во всем этом можно, лишь имея перед собой сразу обоих мальчиков и сравнивая их рожки, ибо лишь то познание правильно, которое основывается на сравнении. И Юла снова пришла к фельдшеру, на этот раз с обоими близнецами, чтобы налицо одновременно были все четыре появившихся у них рога. Тщательно сравнив головы мальчуганов, фельдшер осведомился у Юлы, сколько им лет, и, узнав сколько, поинтересовался, есть ли у Юлы еще дети – мальчики или девочки, и какого возраста. Лишь после этого он сказал:
– Сейчас еще это дело темное – насчет рогов. Придется обождать, пока и остальные дети и все дети, которые родятся у вас впоследствии, не достигнут возраста близнецов. Только тогда можно будет сказать что-либо определенное, потому что у других детей, возможно, вообще не окажется бугорков, и тогда станет ясно, что у двойняшек не рога, а лишь аномалия, которая зачастую бывает у первенцев, особенно если они близнецы.
– Как же быть с этой аномалией? – спросила Юла.
– Трудно сказать, – ответил фельдшер. – В последнее время появилось верное средство: не иметь первых детей.
– Как же им на свет появляться?
– А никак.
– Что за чушь! – сказала Юла. – Куда же ребенку деваться?
– Этого я не знаю. Надо спросить у акушерки или у врача. Насчет рогов тоже следовало бы обратиться к врачу. Он-то уж скажет все, что положено.
– Я подумала было – не сходить ли к пастору?
– И то можно, только сперва лучше к врачу. К пастору ведь напоследок ходят. За душу мы принимаемся, когда плоти уже не помочь.
Юле понравились эти мудрые слова, и она отправилась с мальчиками к врачу. Но тут ей повезло: сама того не желая, она одним разом убила двух зайцев. Оказалось, что врач сначала изучал богословие и лишь позднее, после того как он выучился настолько, что стал во всем сомневаться, перешел на медицину. Однако семя, посеянное в его душе словом божьим, все же дало всходы, и, познав сомнение в медицине, врач порою искал утешения в богословии, которое, казалось ему, было совершенней других научных дисциплин, ибо зиждилось оно лишь на слове и своим существованием было обязано одной лишь вере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
При осмотре Юрки выяснилось, что, по всей видимости, его все-таки ударили по голове чем-то твердым: или дважды одним и тем же предметом с одинаковой же силой, или единожды, но чем-то раздвоенным, что обусловило появление на темени, вернее – на макушке, двух совершенно тождественных повреждений. Нелегко было определить, повредил ли удар черепную коробку, или только вызвал сотрясение, ибо в области повреждения образовались две костные мозоли, два нароста, какие иногда можно видеть на ногах у лошадей.
Профан легко бы принял эти бугры за некое подобие рогов. Когда Юрку спросили, болят ли иногда эти бугорки, он ответил, что они зудят перед дождем или бурей. Из этого заключили о неестественном возникновении бугорков, иначе почему бы им зудеть накануне естественного явления.
Обо всем этом сообщили в Англию, оттуда послали каблограмму в Америку. В части происхождения костных мозолей американцы согласились с нашими экспертами: Юрку, вероятно, ударили по голове чем-то твердым, ибо они, американцы, оглушающие человека мягкими предметами, ни разу не замечали появления наростов на темени или на макушке, на скулах или на подбородке. Из Америки сообщили в Англию, что дело это не их компетенции и что, может быть, Европа, которая является страной старшей по культуре, сама-де лучше разберется в повреждениях черепа.
В результате обмена каблограммами и переписки у нас пришли к выводу, что в вопросе черепной травмы на свете нет лучших знатоков, чем наши. И если до сих пор такой потери памяти, как случай с Юркой, забывшим русский язык (конечно, при том условии, что он некогда его знал и потому мог забыть), не замечалось, то все же самый факт был признан возможным и правдоподобным. При этом выражалась надежда, что такие представляющие научный интерес случаи повторятся и подтвердят высказанные предположения.
Дело приковало внимание не только специалистов. Высказывались и многие общественные деятели. Особо следует упомянуть здесь о мнении, согласно которому у нас в данном случае налицо удивительный пример того, насколько велик у человека голос крови в отношении родного языка. Человек может забыть все, даже свое имя, но родной язык пламенеет в его душе, словно жар-птица. Это мнение было тем обоснованней, что оно исходило от человека, который дома разговаривал со своей женой и детьми всегда на иностранном языке.
Итак, наиболее правдоподобной и вероятной оказалась та версия, что Юрка явился из России, где его ударили по голове чем-то твердым, и что он хочет обрести блаженство. Чиновник забрал у Юрки фальшивый паспорт и выписал ему новый, но точь-в-точь с прежними данными, ибо новых взять было неоткуда; сам Юрка ведь ничего не помнил, не больше знали и другие, а тот, кто мог знать и помнить, – умер. Вручая Юрке новое удостоверение личности, чиновник удовлетворенно сказал:
– Так, стало быть, делу конец, и в кармане у тебя настоящий паспорт.
– Имя-то прежнее – Юрка?
– Конечно.
– Я думал… если что неправильно, так…
– Эх, Юрка, неужели ты полагаешь, что всякий раз легко сказать, где правда, а где ложь, и что это настолько важно знать?
– Вроде бы нет, – убежденно ответил Юрка.
– Я тоже так думаю. Увидишь Антса, поблагодари его, – он во время вразумил тебя. Не то таскали бы тебя до самого страшного суда.
Глава восьмая
За долгое время Юрке только однажды удалось попасть домой, повидать жену и детей. Он понадеялся было найти дома покой от общественных треволнений, но все вдруг обернулось иначе.
– Старик, – таинственно сказала ему Юла, – подумай, экая беда с нашими двойняшками: у них рога растут!
– Не мели вздор, – молвил Юрка так спокойно, словно он либо ждал этого, либо ему было обо всем известно.
– Правда, правда, – подтвердила Юла, – уже бугорочки есть.
– Не иной ли какой изъян?
– Какое там иной – рога, да и все. Ребята говорили – зудят.
– Ну что ж, проживут и с рогами, были бы в кармане верные документы, – рассудил Юрка.
Но Юлу рога мальчиков со дня на день озадачивали все больше и больше. Она никак не могла успокоиться и пошла к акушерке. Однако та ничего путного не сказала, и Юла отправилась к фельдшеру, у которого была деревянная нога и один-единственный глаз, да и то полуслепой.
Фельдшер сказал, что ему надо повидать хоть одного из мальчиков и собственноручно пощупать рога, – иначе он, мол, ничего не может сказать. Когда же Юла привела ребенка к фельдшеру, он решил, что надо осмотреть и другого, – а то долго ли ошибиться. Пришлось Юле еще раз тащиться к фельдшеру, на этот раз с тем мальчиком, что сперва оставался дома. Но фельдшер, внимательно прощупав голову у другого ребенка, пришел к заключению, что по-настоящему разобраться во всем этом можно, лишь имея перед собой сразу обоих мальчиков и сравнивая их рожки, ибо лишь то познание правильно, которое основывается на сравнении. И Юла снова пришла к фельдшеру, на этот раз с обоими близнецами, чтобы налицо одновременно были все четыре появившихся у них рога. Тщательно сравнив головы мальчуганов, фельдшер осведомился у Юлы, сколько им лет, и, узнав сколько, поинтересовался, есть ли у Юлы еще дети – мальчики или девочки, и какого возраста. Лишь после этого он сказал:
– Сейчас еще это дело темное – насчет рогов. Придется обождать, пока и остальные дети и все дети, которые родятся у вас впоследствии, не достигнут возраста близнецов. Только тогда можно будет сказать что-либо определенное, потому что у других детей, возможно, вообще не окажется бугорков, и тогда станет ясно, что у двойняшек не рога, а лишь аномалия, которая зачастую бывает у первенцев, особенно если они близнецы.
– Как же быть с этой аномалией? – спросила Юла.
– Трудно сказать, – ответил фельдшер. – В последнее время появилось верное средство: не иметь первых детей.
– Как же им на свет появляться?
– А никак.
– Что за чушь! – сказала Юла. – Куда же ребенку деваться?
– Этого я не знаю. Надо спросить у акушерки или у врача. Насчет рогов тоже следовало бы обратиться к врачу. Он-то уж скажет все, что положено.
– Я подумала было – не сходить ли к пастору?
– И то можно, только сперва лучше к врачу. К пастору ведь напоследок ходят. За душу мы принимаемся, когда плоти уже не помочь.
Юле понравились эти мудрые слова, и она отправилась с мальчиками к врачу. Но тут ей повезло: сама того не желая, она одним разом убила двух зайцев. Оказалось, что врач сначала изучал богословие и лишь позднее, после того как он выучился настолько, что стал во всем сомневаться, перешел на медицину. Однако семя, посеянное в его душе словом божьим, все же дало всходы, и, познав сомнение в медицине, врач порою искал утешения в богословии, которое, казалось ему, было совершенней других научных дисциплин, ибо зиждилось оно лишь на слове и своим существованием было обязано одной лишь вере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63