– Стало быть, я солгала на исповеди.
– Почему? Ты же не знала, чтобы лгать.
– Я не знала, но все-таки…
– Мать, не огорчайся из-за такой пустяковой лжи! Надо радоваться, что Антс ушел вслед за Майей.
– Пастор говорил, что Антс обрящет царство небесное.
– Пускай. Я не против, мы с ним расквитались.
– Мне не хотелось, чтобы он в раю оказался.
– Конечно, мать, ведь ты еще не знала, какой смертью он умер. А теперь и тебе не на что пенять, если встретишь его в царстве небесном.
– Да, Куста, твоя правда, теперь я знаю, так что. пускай и он в рай попадает.
– Затем я и пришел, мать, чтобы ты с ним помирилась, как и я.
– А та, другая, сынок?
– Кто – другая?
– Та женщина, что с Антсом была?…
– Ничего не поделаешь, мать, пришлось мне взять на душу этот грех.
– Зачем же, сынок?
– Они в это время обнимались, женщина повисла у Антса на шее. Это было на берегу, под ракитой. Я повесил одежду подальше, на дерево, а сам засел голышом за кустами, только пиджак накинул на плечи. Я и раньше несколько ночей подряд следил за ними и высмотрел, где они ловят раков и чем занимаются. В ту ночь я решил исполнить свой замысел. Место было словно создано для этого: сидящие у костра и на двадцать шагов ничего не могли различить в темноте, а до раковых сачков – добрая сотня шагов. Чего же мне было бояться? Я думал, он один пойдет, а он пришел с той женщиной, – пристала она к нему, как репей. Сперва я заколебался, но потом вспомнил Майю: может, и она вот так обнимала Антса, – тут и решился. Как только они обнялись под ракитой, я скинул пиджак, подскочил к ним, схватил Антса сзади и, пятясь, поволок его в воду, – сам впереди, они оба за мной. Я подумал: пусть потону вместе с ними, зато уж Антс не вырвется! Но и женщина – нет чтобы отпустить Антса, еще крепче за него уцепилась. Антс, правда, вырывался изо всех сил, да где ему, я сильнее. К тому же они были в одежде, а я раздетый, с перепугу воды и наглотались, а я сдержал дыхание. Все кончилось очень скоро, я выбрался на берег, схватил пиджак, пошел за остальной одеждой, быстро напялил ее и через лес прибежал прямо сюда…
– И ты еще можешь говорить об этом!
– Я говорю это только для того, чтобы ты знала: я сдержал свое слово, – и могла бы умереть спокойно. Помни, мать, в ту ночь бог был за нас. Он послал нам пасмурную погоду, было темно, и роса не выпала; на траве ничего не было заметно. К утру вдобавок стал накрапывать дождь и смыл те следы, которые еще оставались. И еще в одном была воля божья: пока мы барахтались в реке, люди у костра так громко пели и орали, что никто потом толком не узнал, когда все это произошло.
Юла и Куста долго молчали, каждый был занят своими мыслями. Потом Куста робко промолвил:
– Матушка…
– Что, сынок?
– Ты вправду помирать собралась.
– Дни мои на исходе.
– Ты веришь, что попадешь в царство небесное?
– Верю, сынок.
– И отец верит?
– Верит.
– А пастор?
– Тоже верит.
– Я тоже верю, мама, и поэтому, знаешь…
Слова застряли у Кусты в горле – не из боязни, нет, он и сам не знал почему.
– Что – поэтому? – спросила Юла.
– Поэтому, мама, когда ты будешь в раю, то…
Куста опять запнулся.
– Почему ты не говоришь, сынок?
– Видишь ли, мама, когда я тащил их на дно, мне как будто помогали прикончить Антса руки той женщины. Это не выходит у меня из головы. Она, я чувствовал, так крепко обхватила его за шею, словно была за меня. И вот я подумал, когда ты будешь в царстве небесном, не поговоришь ли ты с богом… Она ведь не виновата; она только обнимала Антса, как и наша Майя.
– Я поговорю со спасителем, коль попаду в царствие божие.
– Поговори с ним, мама.
– И с девой Марией, сынок.
– И с девой Марией, мама, коли доведется.
В комнате опять стало тихо, потом Куста спросил:
– Мама, теперь твоя душа спокойна?
– Спокойна, сынок.
– Это останется только между нами, мама.
– Только между нами.
– Отцу я сам скажу, когда время придет, чтобы он тоже мог умереть спокойно.
– Да, сынок, и отцу скажи, когда придет время.
Глава семнадцатая
Юла из Самого Пекла давно уже собралась помирать, но смерть все не приходила. Временами самой Юле казалось, что час ее кончины наступает, порой окружающие думали, что теперь-то уж конец, но шли дни за днями, а жизнь все еще теплилась в больной. Так что у Юрки было достаточно времени, чтобы поразмыслить и подготовиться к своему одинокому житью-бытью. И сама умирающая совершенно освоилась с мыслью о смерти.
– Ты, старик, сколотил бы мне гроб, я бы поглядела, каков он, – сказала однажды Юла.
– Доски я уже высмотрел, – ответил тот.
– За чем же дело стоит?
– Думал, мало ли что тебе подумается, ежели…
– Чего тут еще думать, уж и так все давно передумано.
– Подумаешь еще, что я жду твоей смерти.
– И надо ждать, я сама ее жду.
– Не могу, старуха.
– Надобно, потому как…
– Вроде бы так.
И вот Юрка принес в комнату доски и принялся пилить, строгать, вымерять и колотить. Длилось это долго и прискучило Юле, – она убедилась, что отныне тишина и покой нравятся ей больше, чем шум и суета.
– Что ты так долго строгаешь? – спросила она, наконец.
– Хочу, чтобы доски были гладкие, – отвечал Юрка.
– Обстрогай только снаружи, чтобы людям приятней смотреть.
– Изнутри тоже обстрогаю, тебе лучше спать будет.
– И без того усну крепко, как в гроб уложишь.
Юрка продолжал возиться с досками. Немного погодя Юла позвала его:
– Старик!
– Что тебе?
– Подойди поближе.
Юрка отложил работу и подошел к больной.
– Сядь. – И Юла показала на край постели.
Юрка сел.
– Старик, – снова начала Юла.
– Гм…
– Помнишь медведя, у которого были двойняшки?
– У нас тоже двойняшки были.
– Ты еще ножом убил медведицу.
– Это ты ей под конец нож всадила…
– А медведица хвать лапой по рукоятке…
– Ну и что же? – спросил Юрка, потому что Юла умолкла.
– А на земле что там было?
– Мох.
– Не правда ли! Красивый зеленый мох!
– Вроде бы так.
Оба немного помолчали.
– Помнишь еще, как мы ночью в лесу встречались? – опять спросила Юла.
– Порой будто помнится.
– А там что было на земле?
– Мох.
– Еще мягче и красивее, чем там, где мы встретили медведицу с двойней, а?
– Вроде бы так.
– Мне бы такого мху, когда повезешь меня отсюда.
– Это можно…
– Правда, старик, можно. Тогда не надо и доски изнутри строгать.
– Ну, нет, старуха, я и доски обстрогаю и мох принесу, чтобы все было…
– Принеси мху, старик, много мху, мягкого, зеленого, как в ту пору, когда мы били медведя или когда гайком двойню зачинали.
– Старуха, ты нынче впрямь помирать собралась.
– Почему, старик?
– Иначе бы так не говорила.
– Нет, старик, услышала я, как ты строгаешь доски для моего гроба, и припомнилось мне, как счастливо мы с тобой жили.
– И без греха!
– Без греха и счастливо! Вот только дети наши…
– Да, только вот дети наши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63