– Юла – та самая, из-за которой покойница ушла в ад.
Чиновник, которого недавно перевели сюда в интересах службы, был лишь поверхностно знаком с обстоятельствами смерти и погребения Юркиной жены, и ему захотелось услышать обо всем происшедшем от самого Юрки, но тот отказался отвечать и снова объяснил свой отказ признанием, сделанным пастору. Если никто-де ему, Юрке, не верит, то к чему попусту тратить слова. Таким образом, чиновнику осталось одно: обратиться к пастору, который и поведал все, что знал о Юрке, как о Нечистом, и о Петре, выдавшем фальшивое удостоверение личности.
По мнению чиновника, эти данные о Юрке были весьма важными и характерными. Следовало лишь узнать: нет ли и здесь умышленной фальсификации.
Пастор считал, что Юрка говорил правду. Другое дело – достаточно ли чиновнику этой правды, или, что более правильно, не заведет ли она чиновника слишком далеко, потому что Юркину правду надо было, так сказать, принимать на веру, а верить – это для одних слишком мало, для других же чересчур много. Юрка верит, что он Нечистый, сошедший в образе человека на землю, чтобы спасти душу, – и не в этом ли проявляется знамение времени: даже тот, кто считает себя Нечистым, жаждет блаженства! Даже тот, кто едва ли сознает, что у него живая и вечная душа, инстинктивно ощущает влечение к бессмертию. Даже тварь неразумная стремится стать безгрешной, – а в то же время нашему мирскому разуму совершенно нет дела до греховности, до прощения грехов. Но если нет греха, то кто же тогда пастырь? Кто – как не чиновник, как не тысячи чиновников? Поэтому пастору считал Юрку как бы сверкающей в кромешной тьме звездой, чей свет, однако, немного отклонился в сторону. Следовало бы изучить, отчего это божественное светило сбилось с пути истинного, – и тут, по мнению пастора, нужно было не столько карать, сколько поучать, наставлять, увещевать.
Чиновник, вдоволь наслушавшись пасторских рассуждений, сказал:
– Мне кажется, что Юрка слегка скудоумен.
– Правильно, – подтвердил пастор, – умом слаб, но в вере силен. Это и есть чудесное знамение времени.
Однако у чиновника были свои соображения; исходя из них, он и намеревался действовать в отношении Юрки. Чиновник интересовался не тем, кем человек считает себя, по кем является на деле. Поэтому, снова взявшись за Юрку, он сказал:
– Ты говорил пастору, что ты, мол, Нечистый. Дурака ты валяешь или действительно веришь в это?
– Чего там еще верить.
– И что твоя старуха была из бесовского рода?
– А то откуда же?
– Знаешь, Юрка, я тебе советую: брось дурачиться и скажи, кто ты, где получил свой паспорт и кто его подделал.
– Я же сказал пастору.
– Стало быть, Петр или ангел?
– А то кто же?
– И ты в это веришь?
– Вроде бы так.
– Неужели тебе так-таки и не понять, что это невозможно?! – воскликнул чиновник. – Неба ведь не существует, есть голубой воздух, и только. Как же ты к Петру на небеса попал, раз небес нет?
– Кто не верит, для того и нет, – спокойно возразил Юрка. – Откуда им быть-то, если не веришь.
– Проваливай в ад со своей верой! – закричал чиновник и хотел было продолжать в том же духе, но Юрка опередил его, сказав:
– И пойду, вот только сперва спасение души обрету.
– Спасения захотел? Затем, чтобы в преисподнюю отправиться? – разошелся чиновник. – Ты думаешь, о чем говоришь?
– Чего же тут думать?
– Ведь спасенные вознесутся на небеса, если они вообще куда-нибудь попадут!
– А не в рай, так в ад, – сказал Юрка.
– Если нет рая, так и ада нет.
– Ад есть.
– Ты бывал там?
– Оттуда-то я и пришел в образе человека, чтобы обрести блаженство.
«Опять старая песня!» – в сердцах подумал чиновник и помолчал, обдумывая, с чего бы начать. Он перепробовал разные уловки, но все они так или иначе приводили к одному и тому же: небо, ад, Петр, ангел. Только и услышал он нового, что Юрка долгое время работал у Антса. Тут у чиновника появилась надежда: авось будет за что ухватиться. Главное – разделаться бы пристойным образом со всей этой кутерьмой, ибо в сущности совершенно безразлично, кто этот пентюх и откуда он раздобыл себе документ.
Но Антса чиновничье горе только позабавило.
– С ним надо умеючи, с понятием, – сказал он, обещав заняться Юркой, и выразил надежду, что вскоре внесет в дело ясность.
– Странно, – пробурчал чиновник, – подходить с понятием к тому, кто сам ничего не понимает.
– Поэтому тем, кто воспитывает людей да руководит ими, и надо учиться выращивать скотинку, учиться помыкать ею. А мы точно мясники – первым делом накручивай быку хвост, – заключил Антс.
Оставшись наедине с Юркой, Антс спросил, что у него за напасть с чиновниками?
– Не верят они никому, а потому ни шиша не понимают, – уверенно ответил Юрка.
– Это оттого, что ты правду говоришь, – объяснил Антс.
– Что же мне делать? – недоумевающе спросил Юрка.
– Врать надо.
– Неужели тогда поверят и поймут?
– Сразу же.
– Но врать я не умею.
– Учиться надо. Что же ты за человек, коли не умеешь врать?
– Я спасения души ищу, а разве тут ложь пособит?
– Почему бы и нет, ежели врать как полагается…
– Научи же меня, Антс, врать как полагается!
Антс научил. Научил потому, что привязался к Юрке, как к домашнему скоту. Своими словами эта скотинка вырыла себе яму, откуда не может выбраться собственными силами и разумением. Так или иначе, а надо поспешить ей на помощь.
– Ты говорил пастору: я, мол, Нечистый… – начал было Антс свое вступление; но Юрка дерзко перебил его:
– Я и есть.
– Не важно. Главное – не говори об этом и не будь тем, кто ты есть, потому что человек никогда не должен быть по-настоящему самим собою. Каждый день человеку надо переделывать себя по-новому, надо рождаться заново, чтобы приспосабливаться и к окружающему и к обстоятельствам.
– Да ведь я не родился, а просто так пришел.
– В таком случае, чтобы стать настоящим человеком, изволь рождайся ныне же! Если ты действительно Нечистый и хочешь в ад, то сложи руки и смотри на небо. Если у тебя в теле медвежья силища, как это, впрочем, и на самом деле, то говори, что сила-де от нерушимой веры и от упования на господа. Спалишь своего батрака – говори, что батрак сам себя сжег; если убьешь свою бабу – говори, что она сама себя извела из-за Юлиных близнецов.
– Я свою бабу не убивал.
– Не о том речь. Я сказал: «если убьешь».
– А если я не убивал, как тогда? Сказать, что убил?
– Конечно, коли хочешь спасти Юлу ради ее двойняшек.
– Ну, а коли и Юла не убивала, тогда что мне говорить?
– Ничего. Молчи да горюй по бабе, хоть сам про себя и рад, что отделался от нее. А теперь заруби себе на носу, что я тебе скажу. Ты пришел прямиком из ада…
– Прямиком.
– Про то больше никому ни слова. Ежели спросят, почему ты раньше об этом болтал, отвечай:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63