– …в то время как Нечистого редко кто видел.
– В том-то вся и суть: не видел – уверуешь, а увидишь – не поверишь. Кроме того, ты забываешь, что наше духовное родство с Нечистым гораздо больше, чем с животными: у обоих – у человека и Нечистого – вечная душа, только с той разницей, что душа последнего не обретет спасения.
– Ну, а если он, как человек, поверит в искупление грехов?
– Однако он не верит. Ведь Юрка говорит, что искупление, мол, в расчет не принимается.
– Итак, Юрке тоже не обрести блаженства?
– Без веры в искупление – нет.
– Стало быть, ему не обрести его, будь он хоть настоящим Нечистым, сошедшим ради этого на землю?
– Нет, все равно не обрести.
Это и было по сути то, что хотел выяснить Антс: если Юрка действительно Нечистый и тянется к блаженству, то обретет он его или нет? Ведь раз он не сможет спастись, значит люди благодаря искуплению грехов попадут в рай, и, будь Юрка хоть трижды Нечистый, – Антсу от этого ни жарко, ни холодно. Сейчас Юрка арендует у него Самое Пекло, этого для начала хватит. Что касается искупления грехов, в которое надо верить, иначе можно очутиться у Юрки в аду, так это Антса не особенно заботило. Он, правда, не очень-то набожен, но у него хватит смекалки, чтобы незадолго до смерти серьезно подумать об искуплении грехов. Ведь вся соль в том, как ты ведешь себя перед смертью: веришь или нет.
Итак, Антс спокойно отправился домой, и уже по дороге стал прикидывать, как бы получше использовать величайшую Юркину трудоспособность: запрячь ли его целиком в работу в усадьбе, которая принадлежит теперь ему, Антсу, или время от времени гонять этого арендатора туда, где в нем будет надобность? Посетив Юрку и разговорившись с ним, Антс попытался узнать, долго ли тот думает оставаться в Самом Пекле.
– Пока не обрету блаженства, – отвечал Юрка.
– А если вовсе не обретешь? – усмехнулся Антс, как будто переча назло.
– Обрету, – решительно подтвердил Юрка.
– И вернешься после этого обратно в ад? Так, что ли?
– Конечно.
– А вдруг в аду выяснится, что ты не обрел спасения души, тогда что?
– Вернусь на землю.
– Снова сюда, в усадьбу?
– Нет не сюда, потому что здесь блаженства не обрести.
– Куда же ты подашься?
– Куда Петр направит. Может быть, в усадьбу Хитрого Антса.
– Так ведь там опять-таки я.
– Ты к тому времени умрешь.
– Откуда ты знаешь?
– Человек умирает раньше Нечистого.
– Человек хоть и умирает, но вечен.
– Конечно, вечен, иначе ему не попасть в ад.
– Так не ради же ада бог создал человека?
– А ради чего же?
– Не знаю, но…
– Ты уверуй, тогда будешь знать.
– Уверует лишь тот, что спасет душу.
– Верь, и будешь спасен.
– А обретя спасение, попаду в ад, не так ли? – уже раздраженно спросил Антс.
– Спасенному все равно, – спокойно отвечал Юрка.
– Разве человеку все равно, в аду он будет или в раю?
– Если он верит – ему все равно.
– Стало быть, человеку нет никакого смысла верить?
– Никакого, потому как он все равно в ад попадет.
– Почему же обязательно в ад?
– Потому что я обрету блаженство.
– А если не обретешь?
– Обрету.
В том, как Юрка топтался вокруг своего блаженства, крылось что-то жуткое, но еще страшнее, по мнению Антса, было то, что, беседуя с Юркой, он сам волей-неволей начинал думать и чувствовать по-Юркиному. Чтобы настроиться на иной лад, Антс пытался поколебать Юрку в его вере, однако это ему не удавалось. При всех своих доводах он неизменно попадал впросак. Больше всего беспокоил Антса вопрос об искуплении, ибо все чаще и чаще он думал о том: принимается ли в расчет искупление, или нет? Кто прав – пастор или Юрка (то есть Нечистый, если это действительно он)? Кто из них лучше разбирается в таинственных делах царства божия?
В то же время повседневная жизнь шла своим чередом: Антс только и знал, что поучал да указывал, приказывал да запрещал, а Юрка работал, гнул спину весь день до полуночи. Чтобы еще сильнее разжечь в нем усердие, Антс обычно толковал об одном и том же, но по-разному:
– Делай как знаешь, но я лишь о твоей пользе думаю. Ведь ты все время твердишь, что жаждешь блаженства, а пастор говорит, что заслужить его лучше всего трудом. Недавно мы с ним размышляли, как бы облегчить тебе жизнь. Пастор думает, что облегчить-то можно, да только вот как быть тогда со спасением души, с блаженством. Коли ты беспременно хочешь спастись…
– Непременно хочу, – подтвердил Юрка, перебивая Антса.
– Тогда ничего не поделаешь. Пастор думает, придется тебе поворочать по-прежнему, ибо труд протащит твое дюжее дело в царство божие даже через игольное ушко.
– Я сойду в ад.
– Спасенному все равно, где быть, – повторил Антс Юркины слова.
– Все равно, – согласился Юрка и, немного подумав, спросил: – Стало быть, чем тяжелее работа, тем скорее обретешь блаженство?
– Да, чем тяжелее работа и чем ее больше, тем скорее, – ответил Антс. – Труд заменяет собой искупление, коли оно не считается.
И Юрка трудился. Он рыл канавы, корчевал пни, срезал кочки, таскал и дробил камни, обрабатывал целину под поле, чистил покосы – все, как наставлял Антс. Прибавлялось скота в хлеву, больше становилось ребят в доме. Некоторые из них поумирали от болезней, кое-кто погиб от несчастного случая, как тот малыш, которого ужалила змея, когда он сидел с Юркой на кочке. Малыша, пожалуй, можно было бы спасти, но никто не обратил на него внимания. Только и заметили, что ребенка потянуло ко сну и он задремал. Юрка корчевал в это время пни, резал кочки, а тот спал себе рядом с ним, да так и не очнулся от своего сладкого сна. Никто его по-настоящему не оплакивал: одним был недосуг, а у других – малых сестренок и братишек – было время, но они не понимали, как так оплакивать.
Больше горестей приходилось терпеть из-за старших детей. На первых порах неплохо жилось у Антса молодому Юрке, который был сметлив и предприимчив. Поэтому его определили в лавку, что находилась в доме на развилке. Но здесь жизнь молодого Юрки пошла вкривь и вкось, словно какое-то проклятие тяготело над этим домом. Беда заключалась в том, что здесь увидела его дочь Антса, Элеонора, которая во время школьных каникул заходила в лавку. Там же у Юрки произошла стычка с молодым Антсом, который не выносил, если его сестра иной раз, бывало, перекинется словом с Юркой.
– Мою сестру оставь в покое, не то… – сказал молодой Антс и поднял палку.
– Скажи лучше твоей сестре, чтобы она меня оставила в покое, – ответил молодой Юрка.
– Заткни свое хайло, бесстыжая нечисть! – закричал молодой Антс и вышел из лавки.
На следующий день барышня Элеонора появилась снова. Она потребовала, чтобы ей отпускал товар только молодой Юрка.
– Ты сказал вчера моему брату, что я не даю тебе покоя, – сказала Элеонора.
– Барышнин брат сам сказал, что я не даю покоя барышне, – ответил молодой Юрка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63