В первую очередь всегда шмонались блатные места, почти всё запретное находилось именно там. У женщин это не было исключением, и почти сразу нашлись игральные карты, которые кто-то из девушек забыл отдать соседям, заточка, которой резали продукты и уже не обращали на неё внимания как на запрещённый предмет и свёрнутое в трубочку письмо на волю. Обычно их сворачивали, чтобы вставить в воланчики и отстреливать подошедшим к кому-нибудь людям, чтобы те их разгладили или перепечатали в новый конверт и отправили. Так как в таких письмах писали что-то по-своему уголовному делу или ещё про что-нибудь запрещённое, про что нельзя было написать через кого-нибудь из осуждённых и отправить легально, то помощник Жени Шмона сразу вскрыл его и начал читать.
Тамара наблюдала за ним краем глаза, моя кружки дрожащими руками. Она понимала, что если дыра в стене откроется, то ей достанется и от Косы и от дубаков, поэтому за найденное письмо вообще не переживала и даже была рада, что один из ментов был занят его чтением. Но мандраж тела у неё не унимался, а когда тот дочитал письмо и, положив его в карман, продолжил обыск, она живо натёрла по второму разу уже вычищенные добела кружки, чтобы не отходить от раковины. Коленки её стали дрожать, когда Женя Шмон, обыскивающий как раз этот ряд шконок, за которыми сразу был умывальник, приблизился уже к ней. Она со страхом поглядывала на его отражение в зеркале перед собой и, когда он заметил её взгляд, по спине пробежал тот самый холодок, о котором она раньше только слышала, но сама не испытывала его.
– О, вы чё здесь? – раздался с порога командный голос опера Шаповалова. – Я тут ещё утром всё осмотрел, идите лучше в десятку, там двое заряженных заехали. Нашли что-нибудь?
Женя Шмон показал колоду карт и заточку. Он хоть и был вдвое старше кума, но к информации его относился серьёзно, поскольку тот обладал гораздо большими возможностями. Забыв даже про письмо в кармане, помощник его сразу вышел на продол. Потом удалился, окинув камеру последним взглядом, и Женя. У Тамары вырвался из груди вздох облегчения, но когда опер зашёл в камеру, она опять вздрогнула.
– Ну-у… – замялся нерешительно Шаповалов, оглядывая наведённый в камере бардак и разбросанные фотографии, сорванные с самодельных полок, – приберите уж здесь, они больше не будут, – сказал он извиняющимся тоном и вышел.
Когда дверь за ним закрылась, у Тамары просто как гора с плеч свалилась, и она даже рассмеялась, вспомнив виноватый взгляд кума.
* * *
– Идут бабы, – громко сказал Петрович, поднимаясь с порога, где сидел уже с полчаса.
Бандера сразу спрыгнул со шконки, сбив даже фигуры с шахматной доски и вприпрыжку поскакал к двери.
– Тёлки, тёлки, тёлки, – весело тараторил он на каждом прыжке.
Юрий тоже встал и хотел было подойти к двери, но поскольку там больше не было щелей, через которые можно было бы увидеть продол, нерешительно остановился. Бандера сразу прильнул к глазку и как раз мимо двери стали проходить арестантки. Сразу было видно, что они идут из бани.
У некоторых головы были обмотаны полотенцами, у других волосы были мокрыми и распущенными и без косметики они выглядели ещё ужаснее, чем иногда удавалось увидеть их идущими на прогулку. Слышно было, как кто-то из красных с пятнадцатой хаты весело поприветствовал проходящих мимо женщин и сразу раздался грохот открываемой двери. Кричавшего сразу вывели и повели в стакан, дав ему возможность увидеть женщин вблизи перед несколькими часами мучений. На продоле тот молчал, но Бандера видел, как девушки улыбались ему, оборачиваясь. Им было приятно, что им уделяют внимание, рискуя в такую плохую смену дубаков даже попасть в карцер. Идущие последними девушки в домашних халатах даже послали парню воздушный поцелуй, но одна из них даже не смотрела на него, её голова была повёрнута в сторону двери камеры пятнадцать А и взгляд её был каким-то задумчивым. Бандера видел её всего две секунды, но этого хватило ему, чтобы узнать её, и он со стоном опустился и присел на порог двери. Это была Ольга. Причём далеко не та «Ольга», которую он трахал в стакане, а именно та, которую он видел на фотографии. Разница между ними была очевидной и он думал, как же он мог тогда так ошибиться. Хоть и ослеплённый светом, он должен был заметить под одинаковыми волосами совсем другое лицо и глаза. Да и фигура той клуши в стакане была далёкой от этой стройной девушки. А ведь он, хоть на фото не было видно фигуру, видел её мельком ещё и в тюремном дворике.
– Чё с тобой, Виталя? – спросил озабоченно Вано.
Только сейчас Бандера заметил, что он сидит обхватив голову руками и мычит себе под нос.
– Башка чё-то заболела, резко так, – сразу нашёл он оправдание и, с трудом поднявшись, побрёл к своей шконке.
– Давай таблетку дам, – сразу засуетился благодарный ему Вано и полез в свой кисет-аптечку.
– Не надо, – покачал головой Бандера. – Отлежусь, так пройдёт.
– Ну смотри, а то у меня есть, если что, и но-шпа есть и анальгин, – но увидев как Бандера махнул рукой, он засунул всё обратно в кисет и подсел к Потапу. – Давай моей ответ напишем, брателла.
– Да подожди ты, – отмахнулся от него Потап. – своей ещё не написал.
С продола опять раздались движения, начали выводить в баню теперь уже действительно хату один семь и Юрий прилип к глазку. Обернувшись, Бандера посмотрел на него вновь ненавидящим взглядом. Но зная, что Ольги тот не увидит сейчас, лёг на шконку и уставился в потолок. В голове все перемешалось и была сплошная каша из разных мыслей. Он то словесно накидывался в них на Геру и на корпусного Василича за то, что они вместо Ольги Шеляевой привели ему какую-то шалаву. То вдруг хотел сорваться и выместить свою злобу на более легкой добыче, на Юрии, которого опять стал считать виновным во всём и на которого опять была злость за то, что этим богатеньким сынкам достаётся действительно самое лучшее. То клял себя за свою невнимательность, но вскоре опять перекидывался и начинал материть Геру. Единственной, кого он почему-то не ругал, была Ольга. Он никак не предупреждал её о встрече, и поэтому подставы с её стороны не видел. К тому же его опять неудержимо потянуло к ней, и он даже физически чувствовал, как в груди всё сжималось, стоило только о ней подумать. Поэтому он больше старался материть Геру, Юрия, ментов, которые посадили его в тюрьму и всех-всех-всех, включая себя. Но кашу из мыслей в голове он уже не контролировал, и они неизменно возвращались к Ольге. Он понимал, что то состояние, которое люди называют любовью или влюблённостью, вновь вернулось к нему. Так он пролежал, не двигаясь, до самого ужина.
– Э-э-э, командир! – донёсся крик с продола того парня, которого посадили в стакан и которому, видимо, уже надоело там стоять несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Тамара наблюдала за ним краем глаза, моя кружки дрожащими руками. Она понимала, что если дыра в стене откроется, то ей достанется и от Косы и от дубаков, поэтому за найденное письмо вообще не переживала и даже была рада, что один из ментов был занят его чтением. Но мандраж тела у неё не унимался, а когда тот дочитал письмо и, положив его в карман, продолжил обыск, она живо натёрла по второму разу уже вычищенные добела кружки, чтобы не отходить от раковины. Коленки её стали дрожать, когда Женя Шмон, обыскивающий как раз этот ряд шконок, за которыми сразу был умывальник, приблизился уже к ней. Она со страхом поглядывала на его отражение в зеркале перед собой и, когда он заметил её взгляд, по спине пробежал тот самый холодок, о котором она раньше только слышала, но сама не испытывала его.
– О, вы чё здесь? – раздался с порога командный голос опера Шаповалова. – Я тут ещё утром всё осмотрел, идите лучше в десятку, там двое заряженных заехали. Нашли что-нибудь?
Женя Шмон показал колоду карт и заточку. Он хоть и был вдвое старше кума, но к информации его относился серьёзно, поскольку тот обладал гораздо большими возможностями. Забыв даже про письмо в кармане, помощник его сразу вышел на продол. Потом удалился, окинув камеру последним взглядом, и Женя. У Тамары вырвался из груди вздох облегчения, но когда опер зашёл в камеру, она опять вздрогнула.
– Ну-у… – замялся нерешительно Шаповалов, оглядывая наведённый в камере бардак и разбросанные фотографии, сорванные с самодельных полок, – приберите уж здесь, они больше не будут, – сказал он извиняющимся тоном и вышел.
Когда дверь за ним закрылась, у Тамары просто как гора с плеч свалилась, и она даже рассмеялась, вспомнив виноватый взгляд кума.
* * *
– Идут бабы, – громко сказал Петрович, поднимаясь с порога, где сидел уже с полчаса.
Бандера сразу спрыгнул со шконки, сбив даже фигуры с шахматной доски и вприпрыжку поскакал к двери.
– Тёлки, тёлки, тёлки, – весело тараторил он на каждом прыжке.
Юрий тоже встал и хотел было подойти к двери, но поскольку там больше не было щелей, через которые можно было бы увидеть продол, нерешительно остановился. Бандера сразу прильнул к глазку и как раз мимо двери стали проходить арестантки. Сразу было видно, что они идут из бани.
У некоторых головы были обмотаны полотенцами, у других волосы были мокрыми и распущенными и без косметики они выглядели ещё ужаснее, чем иногда удавалось увидеть их идущими на прогулку. Слышно было, как кто-то из красных с пятнадцатой хаты весело поприветствовал проходящих мимо женщин и сразу раздался грохот открываемой двери. Кричавшего сразу вывели и повели в стакан, дав ему возможность увидеть женщин вблизи перед несколькими часами мучений. На продоле тот молчал, но Бандера видел, как девушки улыбались ему, оборачиваясь. Им было приятно, что им уделяют внимание, рискуя в такую плохую смену дубаков даже попасть в карцер. Идущие последними девушки в домашних халатах даже послали парню воздушный поцелуй, но одна из них даже не смотрела на него, её голова была повёрнута в сторону двери камеры пятнадцать А и взгляд её был каким-то задумчивым. Бандера видел её всего две секунды, но этого хватило ему, чтобы узнать её, и он со стоном опустился и присел на порог двери. Это была Ольга. Причём далеко не та «Ольга», которую он трахал в стакане, а именно та, которую он видел на фотографии. Разница между ними была очевидной и он думал, как же он мог тогда так ошибиться. Хоть и ослеплённый светом, он должен был заметить под одинаковыми волосами совсем другое лицо и глаза. Да и фигура той клуши в стакане была далёкой от этой стройной девушки. А ведь он, хоть на фото не было видно фигуру, видел её мельком ещё и в тюремном дворике.
– Чё с тобой, Виталя? – спросил озабоченно Вано.
Только сейчас Бандера заметил, что он сидит обхватив голову руками и мычит себе под нос.
– Башка чё-то заболела, резко так, – сразу нашёл он оправдание и, с трудом поднявшись, побрёл к своей шконке.
– Давай таблетку дам, – сразу засуетился благодарный ему Вано и полез в свой кисет-аптечку.
– Не надо, – покачал головой Бандера. – Отлежусь, так пройдёт.
– Ну смотри, а то у меня есть, если что, и но-шпа есть и анальгин, – но увидев как Бандера махнул рукой, он засунул всё обратно в кисет и подсел к Потапу. – Давай моей ответ напишем, брателла.
– Да подожди ты, – отмахнулся от него Потап. – своей ещё не написал.
С продола опять раздались движения, начали выводить в баню теперь уже действительно хату один семь и Юрий прилип к глазку. Обернувшись, Бандера посмотрел на него вновь ненавидящим взглядом. Но зная, что Ольги тот не увидит сейчас, лёг на шконку и уставился в потолок. В голове все перемешалось и была сплошная каша из разных мыслей. Он то словесно накидывался в них на Геру и на корпусного Василича за то, что они вместо Ольги Шеляевой привели ему какую-то шалаву. То вдруг хотел сорваться и выместить свою злобу на более легкой добыче, на Юрии, которого опять стал считать виновным во всём и на которого опять была злость за то, что этим богатеньким сынкам достаётся действительно самое лучшее. То клял себя за свою невнимательность, но вскоре опять перекидывался и начинал материть Геру. Единственной, кого он почему-то не ругал, была Ольга. Он никак не предупреждал её о встрече, и поэтому подставы с её стороны не видел. К тому же его опять неудержимо потянуло к ней, и он даже физически чувствовал, как в груди всё сжималось, стоило только о ней подумать. Поэтому он больше старался материть Геру, Юрия, ментов, которые посадили его в тюрьму и всех-всех-всех, включая себя. Но кашу из мыслей в голове он уже не контролировал, и они неизменно возвращались к Ольге. Он понимал, что то состояние, которое люди называют любовью или влюблённостью, вновь вернулось к нему. Так он пролежал, не двигаясь, до самого ужина.
– Э-э-э, командир! – донёсся крик с продола того парня, которого посадили в стакан и которому, видимо, уже надоело там стоять несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95